И вот где-то в ходе этого большого путешествия и происходит трансформация. Тогда и стали возникать новые культуры. Очень интересные хотя бы тем, что подводят нас к концу цепочки потомков первобытного «Адама», что пережили оледенение, гуннов, фашистов и первыми вынесли свою гаплогруппу в космос.
Появляются, например, —
— культуры восточнолитовских курганов с их княжескими погребениями типа Таурапилса, длинных курганов Псковщины.
Отмечается —
— трансформация среднетушемлинской культуры в позднетушемлинскую, конец мощинской культуры и пр.
В рамках этих процессов и идет перетекание киевской культуры в посткиевские. А их, в свою очередь, вполне авторитетные учёные (например, М. В. Щукин) уже причисляют к раннеславянским.
В Восточной Европе — на «нашей» территории — из остатков киевской культуры археологически образуются по меньшей мере две новых. На базе —
— памятников, входивших в зону киевско-черняховской чересполосицы, возникла пеньковская культура.
А севернее —
— в местах расселения носителей «чистой» киевской культуры—
— возникла так называемая колочинская.
Так что кое-кто, как видим, всё же остался на месте. Как всегда, впрочем.
«Киевские» корни обеих общностей несомненны:
У исследователей, специально занимающихся изучением славянских древностей Днепровского Левобережья, нет особых сомнений, что и колочинская, и пеньковская культуры сложились на базе разных групп предшествующей киевской культуры… Сходство памятников столь велико, что возникают споры терминологического порядка: относить ли, скажем, поселение Ульяновка к киевской культуре или уже к колочинской, а поселение Роище — к киевской или Пеньковской.
Мы в эти споры вдаваться не будем, поскольку не специалисты. Да и задача пата другая — пунктир исторический проследить. В данном случае с удовлетворением отметим, что тут даже не пунктир получается, а могучая рейсфедерная прямая.
Впрочем, рядом с нею стоит очень интересный и очень важный для нашей темы знак вопроса.
Оказывается, не только две названные посткиевские культуры образовались в Восточной Европе.
Пеньковская, как мы видели, идет на юго-запад, где упирается в Дунай и Римскую империю. Колочинская начинается от восточной границы пеньковской в левобережье Днепра и тянется на северо-восток, где доходит до Подссснья.
Но есть ещё одна культура, которая граничит с колочинской на севере. Она называется культурой типа Тушемли-Банцеровщина и, в свою очередь, распространяется по всей Белоруссии и Смоленщине вплоть до Псковской области.
И это не финны. И не балты.
Потому что женщины этой культуры носили височные кольца.
Височные кольца…
Такое женское украшение характерно только для восточных славян — и еще киммерийцев, помните? И оно даёт очень надёжное свидетельство племенной принадлежности той или иной группы славянского населения:
Височные кольца — одно из важнейших и наиболее характерных головных украшений средневекового славянского мира. Ещё в прошлом столетии исследователи обратили внимание на возможности на основании височных колец, в частности эсоконечных, выделять славянские древности среди иноэтничных, определять места обитания славян, разграничивать их земли от территорий соседних германских и иных племен.
Эти женские украшения, хоть и вряд ли их хозяйки задавались такой целью, сегодня играют роль опознавательного знака того или иного племени. Семилучевые и семилопастные кольца прочно ассоциируются с летописными радимичами и вятичами (кстати, потом пригодится, отметим — эти два племени фиксируются вместе); спиральные — с северянами, браслетообразные — с кривичами, ромбощитковые — со словенами и т. д.
Как утверждают археологи, в самом начале славянской эры наибольшее распространение на славянских территориях получили эсоконечные кольца. В свою очередь, они делятся на две группы:
1) проволочные (или дротовые) кольца разного диаметра, один конец которых завит в виде латинской буквы S.
2) более массивные, полые, часто орнаментированные, завершающиеся таким же завитком.
Эти группы имеют различные ареалы. Вторая тяготеет больше к балтийскому Поморью и, собственно, поморской часто и называется.
А вот первая имеет больше отношения к нашей теме «русских» славян:
Анализ территориального размещения находок рассматриваемых украшений дает все основания связывать их с пражско-корчакской культурно-племенной группой славян… Наибольший сгусток эсоконечных проволочных колец приходится на области расселения этих славян. При этом немалое число находок сделано в землях южных славян, но исключительно в тех местностях, в освоении которых участвовали славяне рассматриваемой… группы.
Ещё более отчётливо это видно в восточноевропейском ареале. Здесь основная масса эсоконечных украшений встречена в пражско-корчакском регионе и в землях, заселённых потомками дулебов — волынянами, дреговичами и полянами. За пределами этой территории зафиксированы лишь единичные, разрозненные находки таких колец, которые можно связывать с древнерусскими переселенцами из областей проживания славян, вышедших из пражско-корчакского ареала. [303]
Однако торопиться с утверждением, что волыняне и прочие — потомки дулебов, мы пока не будем. Расследование покажет. Пока что мы видим лишь прямую связь между наиболее популярным украшением пражско-корчакских женщин и женщин тех мест, где впоследствии фиксируются исторические «русские» славянские племена.
Самое интересное: первоначально славяне колец этих, похоже, не знали. Первые эсоконечные проволочные височные кольца появились в среде славянского населения Среднедунайского региона в VIII веке. Па протяжении столетия-двух этот элемент женского украшения распространялся но ареалу связанных со славянами племён, пока лишь к X–XI векам не стал общим их украшением. И тем самым этносимвольным признаком.
Что опять же говорит о том, что височные кольца распространялись вместе с модой на них среди расходящихся по Русской равнине пражско-корчакских славянских племен.
Любопытно, что они часто встречаются в поздних славяноаварских захоронениях. Здесь снова возникает аллюзия на эти самые игры в «понигелз» — словно муж-аварин вносил в облик жены некий элемент, символизирующий её покорность ему. Как покорность лошадки, на которую надеты трензеля. Не отсюда ли и мода пошла? — доблестным славянским мужам, что на протяжении аварской эры участвовали в боевых походах, включая такой героический эпизод, как штурм Константинополя, тоже, поди, лестно было укрепить на своих жёнах знак покорности…
Но ещё более любопытно, что, судя по археологии, до славян височные кольца носили балты. По данным Е. А. Шмидта, который сам участвовал в раскопках балтских поселений, —
— на юго-востоке Литвы височные кольца известны ещё до эпохи великого переселения народов — с самого начала I тыс. н. э. Таковыми являются плоские височные кольца I—ІІ вв. н. э., бывшие частью женского убора, который в целом характерен для балтских племён того времени. Кстати, такое же височное кольцо найдено и в восточной части этого ареала на городище Холмец в верховьях р. Десны в пределах расселения днепро-двинских племен. Во II в. н. э. опять-таки в западной части ареала вошли в моду проволочные в 3–5 оборотов спиральные височные кольца. ВIV–V вв. н. э. в пределах всего вышеуказанного пространства были распространены круглопроволочные браслетообразные сомкнутые височные кольца, включая Юго-Восточную Литву, где бытовали браслетообразные височные кольца разных типов (с заходящими концами, сомкнутые и иногда со спиральным завитком на одном конце). [369]
Что, однако, тут примечательно — датировка. Появления новых типов колец совпадают с нападениями чужаков на лесостепной ареал «наших» земледельческих культур. В I веке — сарматы. Во II — готы. Затем гунны. Возникает ощущение, что выплеск населения в леса вносит в местные культуры новые модели височных колец.
Да, верно. Нигде я не встречал упоминаний, что население зарубинецкой или киевской культур носило кольца. И сразу всё предыдущее логическое построение рушится. Но с другой стороны, если постзарубинецкая тушемлинско-банцеровская группировка носила кольца, то отчего их не могло быть у зарубинецкой? Только не было у них ещё традиции класть их в могилу…
Впрочем, не исключено, что новые беженцы-мужчины, встречая местных красоток с символизирующими покорность кольцами на висках, немедленно проникались к ним симпатией. А дамы-иммигрантки, соответственно, — чёрной завистью. Но поскольку прямое копирование было невозможно — в силу иного менталитета, который всегда перерабатывает чужие культурные достижения под себя, — то и с местными артефактами происходила определённая трансформация. Мы же знаем женщин — даже одинаковое с кем-то платье вызывает у них чувство священной ярости!
История височных колец позволяет задуматься и ещё об одном обстоятельстве. Дело в том, что если смотреть по карте распределения их находок по типам, то мы увидим сразу несколько парадоксальных областей. Не везде известные «типажи» колец совпадают с местом жительства тех племён, которым они должны бы принадлежать. Например, ромбощитковые височные кольца новгородских словен сформировались ис в районе озера Ильмень, как, кажется, можно ожидать. А в Смоленской области. А вот, скажем, заметная компактная «колония» эсоконечных колец В. В. Седовым указывается в районе Ростова Великого, на северо-востоке Руси (см. рис. 28).
Рис. 28. Распространение эсоконечных височных колец на восточнославянской территории: а — памятники с находками эсоконечных височных колец; б — ареал пражско-корчакской культуры; в — регионы расселения славян пражско-корчакской группы
Представить, что туда забралась какая-то большая группа «праго-корчакцев», трудно и странно. Даже если предположить, что в этом вопросе маститый историк несколько перегнул палку, всё равно характерные для потомков именно «узких» славян перстнеобразные височные кольца встречаются здесь и позже, вплоть до XI века. Вместе с землянками южнорусского типа.