сткиевских культур. Одна из них — Пеньковская — расселилась от Днепра в юго-западном направлении до Дуная. Другая — колочинская — осела на северо-восточных границах пенъковцев. Оставшаяся же часть населения киевской культуры начала мигрировать в прочих направлениях. Часть его снова приходит в северные леса, где содействует ряду трансформаций местных балтских и финских культур. А часть, добравшись до обитавших тут «лесных» венедов, образует тушемлинскую общность, отличающуюся от других славянских общностей характерными височными кольцами. Под влиянием экологического кризиса эта группировка распространилась от Немана до Оки, дав наблюдаемое ныне массовое присутствие в здешнем населении гаплогруппы R1a1 (см. рис. 31).
Рис. 31. Генеалогическое древо
Глава 17
ПЕНЬКОВСКАЯ КУЛЬТУРА
Рис. 32. Основные памятники пеньковской культуры: а — поселения; б — могильники. Ареалы: в — пражско-корчакской культуры; г — колочинской культуры; д — ипотешти-кындештской культуры; е — культуры морешти; ж — византийские города и крепости; з — памятники кочевых племен
От нижнего Днестра на западе и до Северского Донца на востоке археология видит сегодня единую культурную общность (см. рис. 32).
Это характерная посуда, откапываемая сегодня по Днепру от устья Роси до Запорожья, по Южному Бугу и в междуречье Днестра и Прута. В основном это горшки со слабопрофилированным верхним краем и овально-округлым туловом, плоские глиняные диски и сковороды и изредка миски.
Миски — это важно. Миски характерны для Черняховского населения. И вообще их считают как раз отличительным признаком германских по генезису культур. В отличие от славянских — «горшечных». Так что «пеньковцы» очевиднейшим образом являются людьми, которые освоили и приняли часть германского культурного наследия.
Но в целом посуда этой общности имеет довольно непритязательный облик: толстые стенки, поверхность неровная, украшения и орнамент редки. Что характерно, как мы помним, для лесных, венедских жителей.
Основной тип жилища этой культуры — полуземлянка площадью от 12 до 20 кв. м, с глубиной котлована до 1 м и с земляным, «материковым», полом. Стены по преимуществу срубного типа. Крыши были двускатными и состояли из жердей, перекрытых слоем утрамбованной глины. Встречаются также и дома с центральным опорным столбом, от которого скаты шли на четыре стороны.
Интерьер, впрочем, убогонький у всех. Из меблировки — только пристенные лавки. Печь — сначала очаг, затем, с развитием инноваций, — каменка. В общем, никакого сравнения с «длинными домами» готов. Но мучительно знакомо по прежним земледельческим культурам Среднего Поднепровья. Включая киевскую.
Хоронили покойников в грунте. Курганов эта культура не знает. Обычное трупоположение соседствовало с захоронениями кремированных останков в неглубоких, преимущественно цилиндрических ямках диаметрами 0,4–0,6 м и глубиной 0,3–0,5 м. И что характерно: этот биритуализм отличает данную культуру с самого начала. Словно принадлежит продуктам пограничной метисации: живём одинаково, говорим на одном языке, но предков своих помним и почитаем по-разному.
Впрочем, такое же характерно и для Черняховских погребений.
Оружия найдено немного. Надо полагать, не из-за миролюбия носителей этой культуры, а в силу того, что оно было дорого. И за здорово живёшь в могилу его тебе не положат.
Но стрелы здесь находят гуннского (трёхлопастные) и германского (ланцетовидного) типа. Ланцетовидны же и наконечники копий.
На этой же территории от Днестра до Северского Донца встречаются практически однотипные поселения. При этом примечательна их «гнездовая» структура: несколько мелких поселений явно тяготели друг к другу. А вместе — с очевидностью составляли территориальную общину. Тот же самый принцип мы видели ранее и увидим и далее.
В работе одного из известных наших археологов В. В. Седова «Славяне раннего Средневековья», откуда я и привожу многие данные, помещена карта. На ней видно, как распределяются эти поселения — вдоль русел рек, этакими ласточкиными гнёздами по их берегам. Что, в общем, понятно и определяемо природой: в безводной степи земледельцу особенно не развернуться. Да и ареал это другого типа хозяйствования — скотоводческого. А там такой тип хозяев, с которыми лучше не делить одного пространства.
Хотя, судя по поселениям этой культуры, при наличии кардинальной разницы в экономическом укладе коренных политических противоречий с кочевниками у неё не было. Поселения открытые, защищённые лишь естественными преградами — реками, лесами да болотами. То есть от небольшой самодеятельной банды экспроприаторов укрыться-отбиться возможно. А постоянной опасности нападения, судя по всему, здесь не ощущали. И это в послегуннское время!
Запомним это. И вспомним при взгляде на устройство укреплённых поселений этой культуры.
Одно из них — исследованное почти полностью городище Селиште в Молдавии. Небольшое — размером 130 на 60 метров, оно, однако, весьма хорошо приспособлено для обороны: на возвышенном мысу с крутыми обрывами, а единственная доступная сторона защищена оборонительной стеной. Точнее, двумя стенами на расстоянии от полуметра до метра друг от друга, пространство между которыми забутовано суглинком. Перед стеной — глубокий каньон в роли защитного рва. Пешему войску еще можно думать о каком-то штурме, а конникам — безнадежно.
Отметим очень важное обстоятельство: на 16 местных полуземлянок в городище приходится 4 характерных… уже не юрты, но, в общем, жилища, —
— определённо свидетельствующих об оседании тюркоязычных кочевников.
Это, конечно, может ничего не значить. Мало ли, приехали гости, да так и прижились. Но тогда времена были другие. И чужаков не просто не жаловали — их боялись. И от страха этого избавлялись сразу. Радикально.
Так что, чтобы прижиться в укрепленном центре некоей племенной территории, надо было принадлежать к этому племени. Или быть его союзником.
Или —
— сюзереном.
Не гуннским ли?
В этом городище также зафиксированы следы ремесленной деятельности, в основном по ювелирной и гончарной части. Художественный стиль большинства украшений имеет придунайские истоки.
Таким образом, мы видим типичный «бург» — административно-ремесленный центр округи. Место пребывания «мирного» вождя окрестного племени, локализации племенной индустрии, проведения ежегодных торгов и племенных собраний. А также место пребывания «кураторов» из вышестоящей властной структуры.
Культура называется пеньковской. В. В. Седов считает её принадлежащей антам.
Культура явно двусоставная. Очевидный венедский быт — и германское оружие. Типичные для «киевцев» жилища — и постоянное гуннское присутствие в административных центрах. Единый образ жизни — и остатки имперского «Черняховского» биритуализма. Любопытно, что сам В. В. Седов, в целом атрибутируя Пеньковскую культуру как славянскую, отмечает, что —
— её создателями были потомки Черняховского населения, со-хранившегося в Подольско-Днепровском регионе после гуннского разорения северно-причерноморских земель.
Сохранившегося-то сохранившегося… Но только вот археология это население всё-таки делит на черняховское и киевское… и некую общую область.
Не биритуальную ли?
Хронологический разрыв между «черняховцами» и «пеньковцами» практически незаметен: самые поздние Черняховские памятники фиксируются в первой половине V века, а наиболее ранние Пеньковские тогда же начинаются. Так что мы получаем ещё одно подтверждение версии, что «пеньковцы» — анты: Иордан не заметил перетекания подчинённых «черняховцам» и восставших венедов Божа в народ антов. Он их естественным образом путает из-за временной и этнической аберрации. Ибо если мы признаём антов «пеньковцами», а это, скорее всего, так и есть, то Винитарий со своей войною против антов подвисает во времени. Так как в начале гуннского нашествия «пеньковцев» ещё не было, а когда были «пеньковцы» — не было уже «черняховцев».
Да и как сидевшему в италийской Равенне автору не путать, если на «Черняховские» погосты «пеньковцы» действительно без всякого перерыва стали подкладывать уже своих покойничков…
Но что характерно: по словам В. В. Седова, «киевского» в Пеньковской культуре меньше, чем всего иного. Точнее, меньше следов тех, кто переселился —
— из Верхнеднепровского региона.
Словом, анты у нас — вовсе не прямые и полные наследники венедов. Это не те, кто отстоял родину и наказал Винитария руками гуннов. Это как раз самый несчастный тип — жители порубежья, впитавшие в себя обе культуры. И становящиеся самыми первыми жертвами их разрыва, буде такой случается.
Правда, антам выпал в этих обстоятельствах относительно удачный лотерейный билет. Одну реальность — Черняховскую — вырезали гунны. Не совсем, но так, чтобы обеспечить её анемию. Винитарий помог своим восстанием. Вторая реальность — «киевская» — по привычке рванула по лесам. И оказалось, что вокруг — пусто! Степь, пространство и никого. Кроме гуннов, которые только что наказали твоего обидчика… —
— и родственника.
Который, если подумать трезво, уже не родственник, а просто некто, занимающий пространство, где могло бы быть хорошо тебе.
В итоге вот такое объективно-трагическое наблюдение делает археология —
— исчезает из обихода… гончарная Черняховская посуда.
А на Черняховском пространстве оказываются «пеньковцы», в укреплённых пунктах которых предусмотрены жилища для гуннских сюзеренов. Кто на них теперь нападёт!
Справедливости ради надо отметить, что целая когорта подчас весьма авторитетных авторов относит Пеньковскую культуру к результату —
— славяно-иранского симбиоза.
Базируются эти гипотезы на:
а) антропологии, фиксирующей, что значительная часть населения X–XII веков Южной Руси характеризуется мезокранией при относительной узколицести;