«Выскребали» отовсюду все, что можно: зенитки, необученных новобранцев, курсантов (без пяти минут командиров) в качестве рядовых. После двух недель непрерывных боев у Варшавского шоссе из трех тыс. учащихся подольских военных училищ осталось в живых пятьсот. Погибали с единственной задачей – задержать врага, выиграть время, выстоять, пока не подтянулись другие части. Помогли и дравшиеся отчаянно окруженцы, отвлекли на себя 28 вражеских дивизий.
И все равно положение оставалось бедственным, ко всем проблемам добавилась московская паника. Приближенные к Сталину деликатно «закинули удочки», спрашивая вождя, когда эвакуировать полк его личной охраны. Однако услышали ответ: если понадобится, он сам поведет этот полк в атаку. Известны и предания о тех страшных днях, например, о том, как главковерх тайно посетил блаженную Матронушку. Визит тот нигде не зафиксирован, но с тех пор милиция никогда не трогала старицу (без прописки в военное время!).
Панику Сталин пресек решительно. 20 октября Москва была объявлена на осадном положении, действовал приказ «расстреливать на месте» бандитов, паникеров, вражеских агитаторов. Оборону готовили уже и в самой столице, витрины закладывали мешками с песком. Тем временем стали сбываться слова владыки Сергия о заступничестве Господа и святых: смертельная угроза ослабевала, вырвалась к своим часть окруженцев, благодаря чему из трех уцелевших армий западного фланга создали Калининский фронт. Последнему было приказано атаковать, невзирая ни на что, и гитлеровцев сдержали. Залили непрерывные дожди.
Отряды курсантов саперных училищ взорвали восемь главных шоссейных дорог, превратив их в ямы и торосы асфальта. Объехать автострады было нельзя, поскольку поля и проселки стали болотами. Наши войска получили очень нужную передышку, дабы подвезти новые соединения. Правда, и немцы получили возможность пополнить части, перегруппироваться. Дожди сказались и на сопротивлении окруженцев, прекратилось их снабжение по воздуху, они мокли, мерзли и начали сдаваться. В двух котлах, вяземском и брянском, фашисты взяли 680 тыс. пленных!
Места выбывших из строя занимали другие, схватка возобновилась символично – парадом 7 ноября на Красной площади. До последнего момента не знавшие о своем участии в этой акции красноармейцы маршировали отнюдь не в парадной форме – в полушубках, валенках, потертых шинелях. Зато лица бойцов светились, русские воины не шагали – летели на волне душевного подъема. Оркестром руководил старый дирижер Василий Агапкин, и звучал на главной площади страны его знаменитый марш «Прощание славянки». Сам парад служил как бы увертюрой – красивой и трагической – к великой битве.
Как раз 7 ноября повалил снег, заметно похолодало. Нацисты потом сваливали свое поражение на «генерала Мороза», но сперва-то стужа им подыграла: застыла грязища, позволяя обойти завалы и узлы обороны на дорогах. К броску изготовилась 51 дивизия, из них – 20 танковых и моторизованных. 16 ноября земля задрожала от разрывов. Танки Гудериана ринулись вперед под Тулой, Гепнера и Гота – на Калининском и Волоколамском направлениях. Но привычно взломать и прорвать у них на этот раз не получалось.
Героями в боях под Москвой стали очень многие наши соотечественники, и мы знаем лишь небольшую их часть. Павший в той битве танкист Дмитрий Лавриненко подбил 52 вражеских танка – его рекорд до конца войны не повторил никто. Танкист Павел Гудзь принял бой против 18 вражеских машин и вывел из строя десять. Вся страна знает подвиг Зои Космодемьянской, но в одном отряде с ней у деревни Крюково была ранена и после пыток повешена студентка Вера Волошина – модель статуи Ивана Шадра «Девушка с веслом». 70-летний конюх Иван Иванов завел вражескую автоколонну с боеприпасами в овраг, откуда та не могла выбраться. Отважный старик был казнен, повторив подвиг своего тезки Сусанина.
Всем известен бой панфиловцев у разъезда Дубосеково, но мало кто вспоминает, что по соседству с ними, у деревни Федюково, стоял 4-й эскадрон 37-го Армавирского полка корпуса Льва Доватора. 44 человека бились поначалу против десяти танков и роты пехоты. Когда отбили вражескую атаку, немцы добавили 15 танков, потом еще… Казаки, поняв, что этот бой для них последний, по старинному обычаю отпустили на волю коней. Посыльный с приказом отходить нашел лишь мертвые тела, а на поле горели 28 гитлеровских бронемашин.
Не смогший взять Тулу Гудериан вдруг повернул на Каширу. Наперерез его армаде кинули ближайшее соединение, кавалерийский корпус Павла Белова. Примчавшийся раньше своих войск в Каширу комкор ахнул: там остались только зенитная батарея и отряд «истребителей» из школьников и пенсионеров. Павел Алексеевич приказал им рыть окопы на подступах, выдвинул зенитки. Появилась гитлеровская разведка, которая легко могла влететь в город, но, увидев окопы и побывав под обстрелом, остановилась, стала оценивать силы оборонявшихся. Время наши выиграли.
К Кашире спешили две дивизии Белова, получившие приказ с ходу нанести контрудар – не в лоб, а во фланг и тылы. Эта контратака стала для врага полной неожиданностью. Налетевшая в районе деревни Пятница кавалерия захватила 18 танков, более ста автомашин. Ошалелые гитлеровцы побежали прочь, но им не давали опомниться, гнали и били. Комкор Белов и его бойцы еще не знали, что они начали контрнаступление на неделю раньше остальных войск. Так красноармейцы освободили первые территории, которые фашисты вернуть себе уже не могли. Это были первые километры на пути к Берлину.
На северном фланге враг еще рвался вперед, захватил Клин, Солнечногорск, мост у Яхромы, переправился через канал им. Москвы под Дмитровом. Навстречу вышел бронепоезд № 73 капитана НКВД Федора Малышева, сражавшийся под жесточайшим вражеским огнем семь часов. Когда был подбит паровоз, офицеры на дрезине помчались в Дмитров, чтобы взять другой локомотив. Гражданские машинисты Андрей Доронин, Иван Мирошниченко и Иван Лавров «чужим» его не отдали, сами привели в пекло и подцепили к бронеплощадке. Неприятеля там отбили. Тем временем гремели схватки у Крюково, группа вражеских мотоциклистов проскочила даже в Химки.
Однако нацисты уже были порядком измотаны, вводили в бой последние резервы. На пути у них взорвали водоспуски Истринского и Иваньковского водохранилищ, шлюзы канала Москва – Волга, а под прикрытием созданного половодья Ставка усилила измученные фронтовые части пятью свежими армиями. Две из них пришлось выдвинуть на подкрепление шатавшейся обороны. Еще три выжидали в резерве. Фашисты вновь попытались маневрировать, переводили поредевшие танковые корпуса на Киевское шоссе, сунулись было под Апрелевкой. Но тут уж вообще ничего у них не получилось.
Неприятель пока еще значительно превосходил в живой силе и технике, однако Жуков верно уловил момент, поняв, что враг выдохся, запросил разрешение на общее контрнаступление. 5 декабря поднялись в атаки армии Калининского фронта, существенно ослабевшие, без достаточного количества техники, вооружения. Тем не менее германское командование встревожилось, принялось лихорадочно перетасовывать свои соединения.
6 декабря, в день святого защитника земли Русской, благоверного князя Александра Невского, последовал главный удар Западного и Юго-Западного фронтов.
Налегли они мощно и решительно, вражеские боевые порядки сразу затрещали по швам. 8 декабря Гитлер приказал перейти к обороне, однако было поздно. Фронт русские прорвали уже в нескольких местах.
Старый солдат с фамилий Конопля, воевавший в Первую мировую, партизанивший в Гражданскую, раненный в атаке на Клин в Великую Отечественную, говорил военному корреспонденту Борису Полевому: «Я этой самой минуты, когда мы его тут попятим, будто праздника Христова ждал. Все думал: доживу до того светлого дня или раньше убьют? А шибко ведь хочется жить. А вот, товарищ майор, и дожил. Вперед пошли. Смерть-то что! Я с ней третью войну под одной шинелькой сплю. Мне бы только глазком глянуть, как он, германец, третий раз от нас почешет».
Почесал! Хотя бои по-прежнему были жестокими, и кровь лилась ручьями, реками. И все-таки советские войска освобождали город за городом, гитлеровцев отбросили на разных участках на 100–250 километров. Те потеряли 500 тыс. солдат, 1300 танков, 2500 орудий. И всюду наши бойцы видели одно и то же: пожарища на местах деревень, обгорелые печки и трубы. А также – россыпи вражеских тел, забитые германскими машинами, повозками, пушками дороги. Видели и глазам своим не верили…
По всей стране люди с замиранием сердец слушали радиосводки: «Разгром немецко-фашистских захватчиков под Москвой…» – заливались слезами, обнимались.
А в Германии и других западных странах был шок, там ошалело недоумевали, все случившееся представлялось им неправильным, невозможным.
У нас же это воспринималось как настоящее чудо, а кто-то из верующих вспоминал слова митрополита Сергия: «За нас молитвы всего светозарного сонма святых, в нашей земле воссиявших».
Почти никто из защитников Москвы его послания не слышал, в большинстве своем они и молиться-то не умели. Но стояли насмерть, отдавали жизни за други своя, а ведь благодаря именно этой, высшей любви приходит к людям Сам Господь.
Людмила Жукова. Крылья ленд-лиза (Как помогали союзники)
Пересмотр итогов Второй мировой войны, в которой ценой невиданных жертв и неимоверных усилий победил СССР при поддержке стран антигитлеровской коалиции, – на Западе теперь рутинное дело. У нас же подобное никогда не станет нормой. Священным девизом «Никто не забыт, и ничто не забыто» наше общество руководствуется по сей день. Мы по-прежнему помним тех, кто помогал советским Вооруженным силам в смертельной схватке с врагом, воздаем им должные почести, отмечаем их заслуги и подвиги.
В первые дни Московского, ошеломляюще неожиданного для гитлеровцев, контрнаступления не меньше поразило их появление в нашем небе американских самолетов Р-40 «Томагавк». Известные ветеранам люфтваффе по боям на территории Великобритании, они были снабжены – не в пример советским машинам той поры – радиосвязью. Нет, не американцы или англичане вели их в яростный бой: радиоэфир разрывался от грозной русской речи летчиков 126-го истребительного авиаполка ПВО, осваивавших крылатые подарки союзников.