Василевский, Ворошилов и Толбухин тем временем готовили решающий штурм, собрали к Севастополю всю артиллерию. 5 мая при поддержке ураганного огня и непрерывных атак авиации наши части ринулись на приступ с севера, у Мекензиевых гор. Оборону снова не прорвали, но ввели врага в заблуждение, сымитировав главный удар. В действительности он был нанесен 7 мая с юга, где наши войска сосредоточили свыше 200 орудий на километр фронта, львиную долю своих гвардейских минометов. Быстрого прорыва, однако, вновь не последовало. Самая суровая битва кипела под Сапун-горой: сходились в рукопашных, траншеи переходили из рук в руки, на атаковавших лился шквальных огонь из десятков дотов и дзотов. К вечеру эту гору – ключ всей обороны неприятеля – взяли. Фашисты стали отходить, пытаясь зацепиться на запасных рубежах, улицах.
9 мая германские войска получили разрешение эвакуироваться. В этот день – впоследствии он станет для России священным – Севастополь был освобожден. Немцы с румынами – более 50 тысяч – откатывались к мысу Херсонес и все еще отбивались с отчаянием обреченных. Корабли, которых хватило бы на 87 000 человек, адмирал Дениц приказал вывести в море. Эвакуацию сорвали советские подводные лодки, торпедные катера, самолеты. Расположение врага простреливала артиллерия, накрывшая последний аэродром. Усугубились разброд, паника, интервенты дрались за места на судах, а те топила наша авиация. Видя, как уходят под воду переполненные баржи, оставшиеся на берегу грузиться на плавсредства решительно отказывались.
В ночь на 12 мая части Красной армии пошли в атаку, и скоро все было кончено. Уцелевшие вражеские солдаты и офицеры сдались. 17-я германская армия была уничтожена, потеряла около 140 000 человек, из них 61 000 оказалась в плену.
Эта победа далась России недешево: пали 17 000 советских воинов, 67 000 получили ранения. Ценой их пролитой крови и отданных за Родину жизней Крым снова стал нашим, а Черное море – русским.
Валерий Шамбаров. И на груди его светилась… (Будапештская операция)
Великая Отечественная, как и многие другие войны, которые Россия вела на своей территории, представляла собой типичное «нашествие двунадесяти языков». Крушить, уничтожать нашу страну вместе с германцами ринулась почти вся Европа. В рядах вермахта и СС служили сотни тысяч поляков, чехов, французов, бельгийцев, голландцев, датчан, норвежцев, а также добровольцы из Испании, Швейцарии, Швеции. К ним добавились союзники Рейха – итальянцы, румыны, финны, словаки, хорваты. Среди всех этих разной степени воинственности народов венгры занимали особое место. Освобождая их страну от гитлеровцев в 1944–1945 годах, Красная Армия столкнулась с ожесточенным сопротивлением не только немцев, но и их восточноевропейских союзников.
В феврале 1945-год победоносно завершилась стратегическая наступательная Будапештская операция.
На этих землях издавна культивировалась вражда к славянам, усугубляемая национальными обидами: после Первой мировой Венгрия из части огромной империи Габсбургов превратилась во второсортное государство, лишилась значительных территорий. Гитлер посулил с лихвой компенсировать утраченное, и заключение союза с ним было встречено общим ликованием. Писатель Йожеф Дарваш вспоминал: «Чуть ли не всех охватила лихорадка расширения границ, у торжествующей страны в хмельном угаре кружились головы – и если бы кто-нибудь осмелился в тот момент испортить праздник, поставив вопрос о том, чем же придется за все это платить, он наверняка был бы смят и растерзан».
Да, венгры восприняли новую войну как продолжение Первой мировой, на фронте их войска показали себя таким же серьезным противником, как и десятилетиями ранее. Немцы даже предложили награждать особо отличившихся среди них солдат большими земельными наделами в России. А по части жестокости они могли переплюнуть гитлеровцев: в Сербии, в Воеводине, устроили этнические чистки, зверствовали в карательных операциях под Севском, Рославлем, Брянском… (Ходила легенда о том, что командующий Воронежским фронтом Николай Ватутин, выслушав рассказы населения Острогожского района, приказал венгров в плен не брать.) А в Венгрии подобными «подвигами» гордились. Вышедшей в 1942-м книге воспоминаний «Военный дневник», где один из авторов, взводный командир Шандор Криштоф, восторженно описал свои расправы над советскими мирными жителями, присудили литературную премию.
Когда ход войны переменился, вражеская коалиция начала рассыпаться. Дистанцировались от Рейха, а то и вовсе приняли сторону его противников Италия, Румыния, Болгария, Финляндия, восстала Словакия. Однако в Венгрии Гитлер подобного не допустил, заблаговременно настоял на вводе в страну германских войск. 15 октября 1944-го, когда русские вступили на землю мадьяр и принявший советский ультиматум престарелый диктатор Миклош Хорти объявил перемирие, отряд Отто Скорцени мгновенно его арестовал, заставив передать власть лидеру тамошних фашистов, вернейшему стороннику немцев Ференцу Салаши.
Кстати, о «продолжении Первой мировой»… Разве не символично, что на Германию в 1940-е вели свои армии ветераны той войны Георгий Жуков, Константин Рокоссовский, Александр Василевский, Иван Конев? А на Венгрию наступал с востока 2-й Украинский фронт Родиона Малиновского, сбежавшего на фронт в 1914-м совсем еще мальчишкой. С юга, освобождая Югославию, разворачивался 3-й Украинский под командованием бывшего штабс-капитана царской армии Федора Толбухина. Да и среди их подчиненных нашлось немало участников былых баталий. В 4-м Кубанском и 5-м Донском кавалерийских корпусах, действовавших в Венгрии, некоторые казаки носили советские награды вместе с Георгиевскими крестами. Этим воинам выпало как бы завершить Первую мировую, прерванную для России изменой и революцией, дойти до неприятельских столиц, до которых не дошли 30 лет назад, – Берлина, Вены, Будапешта.
Гитлер стремился удержать последнюю союзницу, пообещал Салаши, что его страну будет защищать так же, как Германию. В Венгрию пошли подкрепления, а в ней самой объявили мобилизацию мужчин от 12 до 70 лет. Из всех европейских государств она дала и наибольшее количество добровольцев в СС, из которых формировались свежие соединения.
Под началом командующего группой армий «Юг» Йоханнеса Фриснера собралось полмиллиона солдат, 9 танковых дивизий. Защищать венгерскую столицу он и Салаши не хотели, предлагали отвести войска на запад, укрепиться в горах. Но фюрер решил иначе: Будапешт прикрывал последние оставшиеся у Германии месторождения нефти, а вместе с тем пути в Австрию, родину Гитлера. Тот увидел в большом и древнем городе «дунайский Сталинград», где русские, по идее, обречены завязнуть, истечь кровью, здесь-то их, казалось, удобнее всего разгромить и добиться тем самым вожделенного перелома в ходе войны. Вокруг Будапешта возводили три полосы обороны. Городские улицы перекапывали, баррикадировали. Старинные дома с каменными стенами превращали в крепости.
Малиновский со своим фронтом после ряда побед надеялся выйти к Будапешту с ходу, 29 октября наши полки атаковали позиции неприятеля. Однако на подступах к городу уперлись в сплошные лабиринты траншей, бетонных укреплений, колючей проволоки. Если удавалось их прорвать, то на вклинившиеся части обрушивались танковые контрудары. 2-му Украинскому фронту и подключившемуся к операции 3-му Украинскому пришлось организовывать еще три наступления. Каждый раз осуществляли перегруппировки, перепахивали вражескую оборону артподготовками, авиацией. Маневрировали, выискивая у противника слабые места и меняя направление ударов. Но лишь 26 декабря, после двух месяцев упорнейших сражений, ценой невероятных усилий удалось замкнуть вокруг Будапешта кольцо. Гитлер негодовал. Снял Фриснера, назначил командовать группой армий «Юг» генерала Отто Вёлера. Окруженную в городе 188-тысячную группировку возглавил командир 9-го горнострелкового корпуса СС обергруппенфюрер Карл Пфеффер-Вильденбрух.
Советское руководство искало возможности ослабить сопротивление, ведь половину неприятельских войск составляли венгры. В Дебрецене было созвано Временное национальное собрание из трезво мыслящих политических и общественных деятелей. На нем сформировали правительство – не коммунистическое, коалиционное, во главе с недавним боевым командиром Белой Миклошем-Дальноки. Туда вошли бывший военный министр, начальник генштаба генерал Янош Вёрёш и другие близкие к Хорти персоны. Они обратились к народу и солдатам, заявили, что их родина оккупирована, объявили войну Германии. Но это не сработало. На сторону Дебреценского правительства переходили лишь отдельные военные, подавляющее большинство дралось с прежним остервенением: сказывалась русофобия, на которой давно воспитывали венгров, теперь же пропаганда внушала, что им выпала священная миссия – защитить Европу от «русских варваров». Гитлер тешил их гордыню, сулил после гипотетической победы земли Словакии, Румынии, Западной Украины, Югославии…
Наше командование предприняло другую попытку избежать лишних жертв и сохранить красивейший город от разрушения. 29 декабря к окруженным отправили две группы парламентеров с ультиматумом о капитуляции. Первую, с белым флагом, противник не допустил до своих позиций, расстрелял из пулеметов. Капитан Миклош Штайнмец и сержант Фрол Филимоненко были убиты, лейтенант Афанасий Кузнецов – тяжело ранен. Вторая группа, капитана Ильи Остапенко, узнав о судьбе первой, отправилась тем не менее выполнять задание. Смогла передать ультиматум, получила отказ, а на обратном пути по ней ударили венгерские минометы, Остапенко погиб.
Начался штурм. Для этого выделили три стрелковых корпуса и девять артиллерийских бригад генерала Ивана Афонина. Такая насыщенность артиллерией была не случайной, огневые точки в домах-крепостях следовало разбивать прямой наводкой. Атаковали группами (от взвода до роты), им придавали орудия, минометы, саперов, огнеметчиков – взрывать стены зданий, выжигать защитников. Случалось так, что штурмовавшие, не показываясь на поливаемую свинцом улицу, продвигались по первым этажам или подвалам в то время, как на верхних оставались враги. Немцы и венгры непрестанно и яростно контратаковали, силясь отбить потерянные кварталы, бросали в бой танки.