Советское командование не использовало свои бронированные соединения, в городе тяжелые машины были бы слишком уязвимы. Однако они понадобились на внешнем обводе окружения. Гитлер приказал пробить это кольцо, причем не для спасения осажденных, а для того чтобы прижать русских к Будапешту и разгромить.
Немцы перебросили в Венгрию мощный 4-й танковый корпус СС и другие контингенты, незадолго до этого остановившие наше наступление под Варшавой, собрали все, что осталось вне Будапештского котла. Трижды наносили удары такой силы, что впору было вспомнить 1941-й или 1942-й. На километр фронта приходилось по 50–60 танков. Враг вламывался в наши боевые порядки, подошел на расстояние 15–20 км от венгерской столицы. Но в воздухе господствовала советская авиация, стояли насмерть пехотинцы и артиллеристы, спешили наперерез танковые части, схлестываясь с германскими машинами. Оставшиеся километры гитлеровцы так и не преодолели, их постоянно отбрасывали, вынуждали пятиться назад.
В Будапеште наши войска продвигались по четкому плану. Группировку противника в восточной части города, Пеште, отжимали к Дунаю и рассекали натрое.
17 января 1945-го Пфеффер-Вильденбрух получил разрешение вывести ее за реку, в Буду, но целыми остались только два моста, и по ним хлынул неуправляемый поток солдат. Опасаясь, что на их плечах ворвутся русские, германские саперы 18 января взорвали мосты, хотя на них находилось множество людей, а в Пеште оставалось еще немало войск. Боевой дух оборонявшихся сразу упал, они стали сдаваться.
Штурм расположенной на холмах Буды оказался еще более тяжелым. Получил ранение генерал Афонин, его сменил Иван Манагаров (тоже герой Первой мировой, кавалер трех Георгиев). Силы неприятеля постепенно иссякали, у него кончались боеприпасы и продовольствие. Теперь уже и венгры спохватились, все чаще стали поднимать руки. Оборона стремительно разваливалась, и Пфеффер-Вильденбрух решился идти на прорыв. У него оставалось 44 тысячи солдат, несколько десятков танков и штурмовых орудий. 12 февраля они двинулись навстречу нашим соединениям. Под шквальным огнем вражеские полки и бригады перемешались в беспорядочные толпы. Многие предпочли капитулировать. Впрочем, обергруппенфюрер и его окружение на этот прорыв особо и не надеялись, бросили свои войска, пытались ускользнуть по трубам канализации, заплутали и наткнулись при выходе на русских, наконец, сдались. Из подчиненных сумели вырваться 14 тысяч. Их, рассеянных мелкими группами, быстро вылавливали. До своих добрались лишь 785 человек.
13 февраля Будапештская группировка прекратила существование, из ее состава 50 тысяч человек были уничтожены, 138 тысяч попали в плен. Эта победа Красной Армии радикально поменяла обстановку в Центральной Европе, наши воины открыли себе путь на Австрию и Чехословакию. Более того, переброска в Венгрию ударных вражеских кулаков из Польши существенно облегчила нам Висло-Одерскую операцию и наступление на Берлин. Хотя обошелся этот успех очень дорогой ценой. При штурме города наши потери составили около 15 тысяч убитыми и ранеными, а всего в ходе кампании – 320 тысяч, из них 80 тысяч погибли.
В трагической песне Матвея Блантера на слова Михаила Исаковского «медаль за город Будапешт» появилась отнюдь не случайно. Парой мастерских штрихов поэт и композитор изобразили обычного русского бойца, ничем вроде бы не выдающегося труженика войны. Вместе с другими такими же солдатами и офицерами он прошел в Венгрии через 107 дней огненного ада, приблизил и, наконец, добыл для всех нас Великую Победу.
Валерий Шамбаров. В силезских котлах (Верхне-Силезская операция)
В январе 1945-го, когда вал нашего наступления прокатился от Вислы до Одера, а от Кюстринского плацдарма до Берлина оставалось 60 км, советским войскам пришлось сделать кратковременную остановку, подтянуть тылы, пополнить боезапасы. Нацистское руководство подбадривало своих соплеменников: дескать, счастье на войне переменчиво, ведь и немцы сравнительно недавно стояли на пороге Москвы. Вражеские пропагандисты старались зря – в середине весны Красная Армия успешно завершила Верхне-Силезскую наступательную операцию.
Зимой сорок пятого линия фронта выгнулась дугой. С севера сосредотачивалась группа армий «Висла» рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, с юга – группа армий «Центр» фельдмаршала Фердинанда Шернера. Нетрудно было предположить: как только наши войска ввяжутся в штурм вражеской столицы, на них обрушатся контрудары с двух сторон. Ставка Верховного Главнокомандования решила отложить бросок на Берлин, устранить угрозу и уж потом атаковать «логово зверя».
На севере, в Померании, разворачивался 2-й Белорусский фронт Константина Рокоссовского (позже пришлось привлекать и 1-й Белорусский Георгия Жукова). Зачистить южный фланг предстояло 1-му Украинскому Ивана Конева. Впереди лежала Силезия, важнейшая промышленная область Третьего рейха. Гитлер тогда обращался к немецким солдатам: «Здесь добывают уголь, который согревает ваши семьи. Здесь куется оружие германской армии». Призывал отстоять в битве с «восточными ордами» «жемчужину Германии – Силезию, кочегарку и кузницу» страны. Немцы называли этот край «вторым Руром», а наши солдаты – «германским Донбассом»: повсюду шахты, терриконы, трубы заводов.
Восточную, польскую часть Силезии, маршал Конев освободил смелым маневром еще во время прошлой операции: двигавшуюся на северо-запад 3-ю танковую армию Павла Рыбалко резко развернул на юг; танки помчались по вражеским тылам, где их никто не ждал; в результате образовалась петля окружения, откуда гитлеровцы выбирались в панике. Тем самым удалось избежать затяжных боев, уберечь от разрушения промышленную базу Польши, хотя противник сохранил при этом живую силу. Со складов и конвейеров местных заводов к нему потоком шло вооружение.
Дальше – та часть Силезии, которая и до войны принадлежала Германии. Драться за эту землю немцы готовились не на жизнь, а на смерть. Города Бреслау, Глогау, Лигниц, Нейсе были объявлены крепостями, каждое селение превращалось в опорный пункт, пространства между ними устилались минными полями. Под прикрытием этой системы обороны Шернер стягивал силы для контрудара.
Конев наметил для прорыва два участка – севернее и южнее Бреслау. Планировал окружить и уничтожить скопившуюся здесь группировку, чтобы можно было выйти на Берлин с юга.
8 февраля взревела артподготовка. Передышка по окончании прошлых сражений оказалась, увы, недостаточной, войска не успели пополниться личным составом и техникой. Вдобавок таял снег, поля развезло, что затрудняло подвоз подкреплений и снаряжения, осложняло маневрирование танков – тем приходилось действовать на дорогах. Распутица парализовала полевые аэродромы, а стационарные, с бетонированными полосами, остались далеко в тылу. Авиация не могла в полную силу поддержать сухопутные части.
Враг сопротивлялся жесточайше, и наш успех обозначился лишь на одном участке, северном. Уже здесь Коневу пришлось, не дожидаясь всеобщего прорыва, вводить в бой главный резерв, 3-ю и 4-ю танковые армии. 10 февраля они, проломив оборону, устремились в глубь занятой неприятелем территории. Выяснилось, что Шернер еще не успел собрать ударный кулак. Его бронированные части только подходили к фронту. Узнав об этом, Иван Степанович приказал ушедшим на запад танкистам Рыбалко повернуть два из трех корпусов, возвращаться к Бреслау.
Это было сделано вовремя. На подступах к крепости шло упорное сражение. Танковые соединения Красной Армии сумели кое-как вклиниться во вражескую оборону и 13 февраля замкнули кольцо вокруг Бреслау. Их ринулась таранить появившаяся на поле боя гитлеровская панцер-дивизия, которую смяли подоспевшие части Рыбалко. В Бреслау попали в окружение 80 тыс. неприятельских солдат. Штурмовать город русские не стали, просто блокировали его, выделив для этого 6-ю армию генерала Владимира Глуздовского. Конев понимал: выполнить изначальные, связанные с выходом на Берлин задачи просто-напросто нереально. 16 февраля командующий скорректировал их, заменив планом поскромнее, и тот был утвержден Ставкой.
Накал битвы не снижался. На острие прорыва осталась 4-я танковая армия Дмитрия Лелюшенко, вышедшая к реке Нейсе и захватившая плацдармы на левом берегу. Однако танкисты оторвались от общевойсковых дивизий под командованием Николая Пухова. Немцы этим воспользовались, отрезали корпуса Лелюшенко, двинулись на них с разных сторон. Оказавшиеся в окружении советские танкисты отбивались стойко, и все-таки плацдармы за Нейсе пришлось оставить. На выручку нашим вновь поспешили от Бреслау танковые соединения Рыбалко, а им во фланг ударила еще одна резервная группировка немцев – танковая, моторизованная и пехотная дивизии. Возник новый очаг ожесточенных боев.
В Силезии враг применил новинку – гранатометы «панцерфауст», фаустпатроны, массовое производство которых немцы уже наладили. Кумулятивная граната прожигала броню, оставляя маленькую язвочку (танкисты называли ее «засосом ведьмы»), вследствие чего в замкнутом пространстве экипаж погибал от ударной волны. Дальность эффективного поражения была небольшой (лишь 30 м), но в густонаселенной местности, при стрельбе из домов, из-за угла, фаустпатрон был страшным оружием.
На ходу придумывались средства противодействия. Инженеры рекомендовали закреплять на броню навесные стальные листы или сетки, но пойди попробуй дооборудовать машины в боях! Прикрытие танков усиливали автоматчики, а самым надежным способом защиты считалась остановка метров за 200 от подозрительного дома, чтобы фаустпатрон не достал и можно было разнести его выстрелом из пушки.
Совместными усилиями двух танковых и двух общевойсковых армий путь к Лелюшенко расчистили, 24 февраля фронт замер на рубеже реки Нейсе. Прорыв только на одном фланге привел к тому, что далеко продвинувшиеся здесь войска 1-го Украинского фронта заняли Нижнюю Силезию, а Верхнюю «обтекли» с севера. Левый фланг фронта на 200 км отстал от правого, между тем именно в Верхней Силезии оставалась львиная доля германских предприятий и шахт, там же находилась – у основания образовавшегося выступа – крупная вражеская группировка. Наши разведчики докладывали: та замышляет контрудар в советские тылы. Чтобы его предотвратить и окончательно зачистить Силезию, Коневу пришлось перебрасывать свои контингенты на отставший фланг, готовить отдельную операцию.