37.
9 июня 1923 г. президиум Петрогубисполкома принял постановление (протокол № 34, пункт 46) о результатах обследования подворья: «Жилое помещение Старо-Афонского подворья передать в ведение Губоткомхоза, церковь подворья – группе верующих с обязательством заделать капитальные двери, ведущие из церкви в коридор общежития, и, соответственно, изолировав все выходы из церкви во двор»38. В соответствии с этим решением жилой флигель вскоре был передан в ведение районного коммунального отдела, а здание церкви после изолирования дверей оставлено в пользовании верующих (при этом монахам удалось сохранить за собой часть жилых помещений, остальные же заселили рабочими).
Весной 1923 г. было закрыто Одесское подворье Свято-Андреевского скита – в Великий Четверг всем насельникам подворий Афонских обителей в этом городе было приказано покинуть Одессу. Поскольку выезд на Святую Гору был закрыт, монахи обратились с ходатайством в Москву о разрешении выезда. Его разрешили 180 монахам, в наличии оказалось только 30, но Одесское ГПУ вообще запретило выезд39. В результате летом того же года из Одессы, из закрытого скитского подворья, в Петроград прибыло несколько новых иноков, поселившихся в жилом флигеле на 6-й Рождественской ул.: иеродиаконы Иларион (Андреев), Иасон (Басов) и др.
В 1923 г. дважды подвергался кратковременным арестам архимандрит Макарий (Реутов). В первый раз он попал на две недели в Дом предварительного заключения на Шпалерной ул. в феврале – как сторонник активно боровшегося с обновленческим расколом епископа Петергофского Николая (Ярушевича). Второй арест был также связан с участием о. Макария в антиобновленческом движении, охватившем Петроградскую епархию после освобождения из-под ареста Патриарха Тихона. Тогда архимандрит провел в Доме предварительного заключения весь июнь и июль40.
Осенью 1929 г. подворье скита во главе с архимандритом Макарием было подвергнуто фактическому разгрому. У братии, которой насчитывалось 25 человек, отняли помещения в жилом флигеле, где она проживала. 4 ноября всем монахам (из которых на иждивении «двадцатки» состояли 22 человека), «как служителям культа», объявили о «добровольном», в месячный срок, в порядке 155 статьи Гражданского кодекса, выселении из помещения дома № 33 по 5-й Советской улице.
24 ноября председатель приходского совета церкви Благовещения Пресвятой Богородицы С. Простаков, секретарь совета С. Тихонов и председатель ревизионной комиссии общины А. Брылов обратились в административный отдел Леноблисполкома с просьбой не выселять монашествующих из здания Старо-Афонского подворья, отмечая, что те согласны уплотниться даже на половине занимаемой площади. В своем заявлении руководители приходского совета писали: «Полная невозможность в этот краткий срок подыскать помещение при существующем тяжелом жилищном кризисе, а также то обстоятельство, что все выселяемые по преимуществу люди пожилые (от 46 до 70 лет), а некоторые из них тяжело больные и инвалиды, вынуждает обратить внимание Административного Отдела на следующие обстоятельства:
1). – Жилое помещение дома, состоящего при церкви Старо-Афонского подворья, сооружено одновременно с церковью иждивением, трудом и частью средствами находящегося в Греции на Афонской горе Андреевского скита Ватопед, почему монашество подворья состоит в иерархической зависимости от Вселенского (Константинопольского) Патриарха и Афонского монастыря в Греции. 2). – Помещения, занимаемые выселяемыми, тесные – площадью всего 207 метров и выселение их существующего жилищного кризиса ни в какой мере не разрешит. 3). – Все выселяемые, начиная с настоятеля, по происхождению из трудового русского крестьянства, в юности по религиозным убеждениям приняли постриг в Афонском монастыре в Греции, там проживали долгие годы, будучи в порядке послушания на трехлетний срок посланы в Россию для обслуживания подворья и религиозных нужд населения. Остались они здесь на жительство, вследствие начавшейся в 1914 году войны… 4). – Все выселяемые люди совершенно необеспеченные, содержание их производится общим котлом и обходится не свыше 25 руб. в месяц на каждого, люди по своему религиозному убеждению заботящиеся только о спасении душ, а потому, как чуждые политиканству, они всегда молятся «за иже во власти сущих». Ни в каких противосоветских выступлениях монахи Афонского подворья не участвовали. 5). – Несмотря на их материальную необеспеченность, монахи, как устанавливается управдомом на поданном в Райжищсоюз 5/XI с.г. заявлении, всегда исправно оплачивали квартплату, а также производили ремонт. Таким образом, монашество подворья всецело выполнило свой долг перед страной и Советской Властью. 6). – Массовое выселение монашества из подворья чрезвычайно затруднит как отправление религиозных нужд, так и надлежащее сохранение отданных приходскому совету храма и предметов церковной утвари»41.
Результатом заявления стало проведение 27 ноября 1929 г. обследования комиссией административного отдела в присутствии председателя приходского совета Семена Яковлевича Простакова здания Благовещенской церкви. Члены комиссии с удовлетворением нашли в церковных помещениях значительное количество не внесенных в инвентарную опись икон, утвари и продуктов, принадлежавших «служителям культа». Этого оказалось достаточно для отказа 28 ноября в ходатайстве о невыселении монахов42.
Более того, 3 декабря 1929 г. начальник сектора административного надзора Камчатов переслал акт обследования подворья инспектору по делам культов Володарского райсовета Леопольдовой для срочной проверки имущества и дальнейшей постановки дела на президиум райсовета для расторжения договора с «двадцаткой»43. Правда, расторжения договора (и вероятного закрытия храма) тогда удалось избежать.
В результате насильственного выселения 18 из 25 монахов подворья перебрались в поселок Петро-Славянка, находившийся в 30 км к юго-востоку от Ленинграда. Там они образовали небольшой монашеский скит и даже строили себе тайный молитвенный дом. В шести комнатах здания, стоявшего на Смоленской ул., д. 6/3 и принадлежавшего торговцу Илье Григорьевичу Малыгину, поселились семь иноков: иеромонахи Даниил (Овчинников), Самуил (Романов), Иоссия (Демидов), иеродиаконы Сафоний (Пономарев), Никита (Марков), Климент (Орехов) и монах Виктор (Кривенцов). Каждый день они ездили в Благовещенский храм подворья на богослужение и даже оставались ночевать при нем. Власти, очевидно, знали об этой общине, но до определенного времени ее не трогали.
В конце 1920-х гг. монахи Старо-Афонского подворья стали участниками иосифлянского движения (так называемой Истинно-Православной Церкви), получившего название по имени Ленинградского митрополита Иосифа (Петровых) и боровшегося с компромиссной по отношению к советской власти линии церковной политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). В 1929–1930 гг. архимандрит Макарий (Реутов), по некоторым сведениям, он был тайно хиротонисан иосифлянскими архиереями во епископа в Псковскую епархию, а позже принял постриг в схиму44.
В 1932 г. в Ленинграде (как и по всей стране) началась первая кампания массовых арестов православных священнослужителей, и прежде всего монашествующих. Главный удар по еще проживавшим в городе насельникам различных обителей и монастырских подворий, а также связанным с ними мирянам органы ОГПУ нанесли в так называемую «святую ночь» с 17 на 18 февраля 1932 г. Ее краткое описание имеется в автобиографической книге известного церковного историка А.Э. Краснова-Левитина: «…наступила светлая и страшная дата, страстная пятница русского монашества, никем не замеченная и сейчас почти никому не известная – 18 февраля 1932 г., когда все русское монашество в один день исчезло в лагерях. 18 февраля в Ленинграде были арестованы: 40 монахов из Александро-Невской Лавры… 12 монахов Феодоровского собора, 8 монахов из „Киновии“, отделения Александро-Невской Лавры за Большой Охтой, монахов и монахинь из различных закрытых обителей, живших в Ленинграде – около сотни. Всего 318 человек. Была арестована и привезена в Питер вся братия Макарьевой пустыни… Все были отправлены в Казахский край. Из всей этой массы знакомых мне людей вернулось только трое»45.
Правда, воспоминания историка не совсем точны. Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек. Все арестованные были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. По одному из таких дел проходила и группа насельников Старо-Афонского подворья. В Петро-Славянке были взяты под арест и отправлены в Дом предварительного заключения на Шпалерной все семь ранее упоминавшихся проживавших на Смоленской ул., д. 6/3 монахов. Групповое дело № 278 вел уполномоченный секретно-политического отдела Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградской области Эпфель, следствие длилось всего месяц. 22 марта выездная Коллегии ОГПУ вынесла приговор арестованным монахам и монахиням из Ленинграда и его пригородов, в котором говорилось: «Несмотря на то, что монастыри в разное время официально были закрыты, монашествующие этих монастырей поддерживали их в скрытом виде и представляли из себя хорошо организованные группы контрреволюционеров и антисоветски настроенного реакционного монашества, которые группировали вокруг себя контрреволюционные элементы, как-то: бывших людей, кулаков, лишенцев, полицейских…». Насельники Старо-Афонского подворья были приговорены к трем годам ссылки в Среднюю Азию и Казахстан. Один из них – монах Виктор (Кривенцов) скончался в заключении еще до прибытия в ссылку46.
Оставшиеся на свободе афонские монахи после этих репрессий покинули Петро-Славянку и поселились на разных квартирах в Ленинграде. Чтобы избежать ареста в будущем, они с сентября 1932 г. вели переговоры с послом Греции о возможности своего перехода в греческое подданство и возвращении в их пользование здания подворья. Отец Макарий такое подданство имел, а для получения его другими братьями он ездил в Москву, в греческое посольство. Незадолго до своего ареста архимандриту удалось получить от греческого посла документ, что подворье в Ленинграде является филиалом Свято-Андреевского скита на Афоне. Но в конце 1932 г. такой документ уже не мог спасти афонских монахов от расправы, так как монашество в СССР подлежало полному уничтожению.