Пулеметы и прочие предметы технического снабжения, а также обоз особые бригады должны были получить во Франции. Все эти предметы, а также необходимые под верх и для упряжки лошади сосредоточивались для бригад, остававшихся во Франции, в тех лагерях, куда перевозились эти бригады для окончания своего формирования. Бригады же, следовавшие на македонский фронт, должны были многое получить по прибытии их в Салоники. Ввиду особенностей этого театра 2-я и 4-я бригады были снабжены вьючным обозом и мулами по примеру французских дивизий, действовавших на этом фронте. Из России же все бригады привезли с собой лишь походные кухни и ротные повозки в строго необходимом числе.
В материальном отношении чины бригады были обставлены русским правительством более чем хорошо. Они получали гораздо больше, чем их французские сотоварищи. Русский капитан, например, получал в месяц, со всеми добавками, 1577 франков, содержание же французского офицера в том же чине равнялось всего только 689 франкам. Русский подпоручик получал в месяц 804 франка, французский же су-лейтенант – всего 472 франка. Такая же значительная разница в содержании существовала и среди солдат обеих армий.
Она была особенно заметна для рядового солдата, который во французской армии получал в месяц всего 7,5 франков; русский же рядовой, вместе с суточными, на французском фронте имел в месяц около 50 франков.
Русские войска прибывали во Францию в отличном обмундировании цвета «хаки», в снаряжении и прочной обуви. Но и в дальнейшем наше интендантство не переставало заботиться о поддержании обмундирования в должном порядке. Сохранилось, например, сведение (от 25 февраля 1917 года) о распоряжении главноинтендантского управления по отправке в Марсель 180 тысяч блуз и 120 тысяч штанов. Со своей стороны и французское интендантство проявляло внимание к нуждам русских частей. Между прочим оно специально изготовило для русских бригад металлические каски, выкрашенные в защитный цвет и снабженные гербом с русским двойным орлом.
Общий порядок снабжения русских войск вещами был установлен письмом генерала Алексеева[21] начальнику французской военной миссии при Ставке, из которого видно, что наше главное интендантское управление имело в виду отпускать потребное количество обуви и сукна (защитного и шинельного) непосредственно французскому интендантству, которое должно было затем озаботиться пошивкой из этого сукна необходимых вещей, а равно снабжением войск прочими предметами вещевого довольствия, с возвращением всех расходов французскому правительству из русской казны.
Что касается продовольствия, то в одном из циркуляров французского военного министерства от 27 марта 1916 года можно найти подробные сведения о размерах того солдатского пайка, который был установлен для русских войск. В основу его был положен нормальный паек французского солдата, но с видимым стремлением приспособить его ко вкусу русского простолюдина. Обычный французский кофе заменен чаем; установлен дополнительный отпуск для каши и крупы (gruau ou Sarazin) и предусмотрен соответственный отпуск даже для кваса (ration supplémentaire pour le Kvas – pain de seigle avec malt).
Вскоре, однако, по прибытии первых же частей во Францию (апрель 1916 года), состоялось распоряжение об отпуске русским войскам вина как входящего в рацион французского солдата. Получали чины русских частей также наравне с французскими войсками и табак.
Жалобы со стороны русских солдат раздавались только по поводу малого суточного рациона хлеба, который для французского солдата установлен в 700 граммов (1 3/4 русского фунта).
Что касается реквизиций для русских частей, то право установления их было предоставлено командующим теми армиями, к которым были придаваемы эти войска, а самое производство сосредоточено в руках представителей французского интендантства.
Самым тяжелым и трудно разрешимым вопросом являлся вопрос лечения больных и раненых русских воинов. Производилось оно за счет французского правительства во французских лечебных заведениях. Пребывание русских воинских чинов во французских госпиталях всегда оставляло у них известный осадок в душе. Не зная языка и не имея возможности ни перед кем высказаться, русские офицеры и солдаты, естественно, не могли пользоваться всей полнотой ухода в том лечебном заведении, в котором они находились и, более чем когда-либо, чувствовали свое одиночество и отчуждение от всего близкого и родного.
Лишь к середине 1917 года были приняты некоторые меры по сосредоточению в определенных пунктах русских больных и раненых, с привлечением в госпитали этих пунктов русских врачей и русских сестер милосердия на службу, а также по изданию на русском языке установленных правил для больных.
Отсутствие приданных к бригадам санитарных частей чувствовалось особенно на македонском фронте, где заболеваемость всякого рода болезнями была очень велика. Начальник 2-й особой бригады генерал Дитерихс еще по пути в Салоники телеграфно просил русский Генеральный штаб о высылке в его распоряжении санитарного отряда. Просьбу генерала Дитерихса поддерживал также генерал Саррайль, главнокомандующий македонским фронтом, находя необходимым наличие лечебного заведения, в котором понимали бы русский язык. Однако лишь впоследствии к русским войскам присоединились учреждения русского Красного креста, которые имели во главе даже своего особого уполномоченного.
В долгие дни вынужденного болезнью или ранением молчания особенно чувствительно было отсутствие регулярных известий с родины. Почтовые сношения между Россией и Францией были организованы недостаточно удовлетворительно, да и вообще они были весьма затруднительны по военным условиям. Вся корреспонденция русских войск с Россией должна была собираться в один пункт (Труа) и проходить через длительную цензурную контрольную комиссию. От плохой налаженности почты очень страдали чины наших бригад, находившиеся за границей. Многих охватывала жуть одиночества и тоски по родине и своим близким. Особенно эти чувства усилились в период революции, когда для солдат выяснилось, что на родине у них происходят какие-то им хотя и малопонятные, но, по-видимому, весьма важные пертурбации.
Надо отдать справедливость некоторым членам русской колонии в Париже, которые, из побуждений доброго сердца, вступили в переписку с этими простыми людьми, заброшенными на чужбину, стараясь их подбодрить и быть им полезными делом и словом. В моем распоряжении была целая пачка ответных солдатских писем, из чтения которых я усмотрел, с какой трогательностью некоторые русские парижские корреспонденты старались облегчить душевное настроение наших солдат и с каким участливым вниманием они относились к каждой солдатской просьбе.
Конечно, наряду с такой перепиской велось, вероятно, другой серией корреспондентов и распропаган-дирование наших военных контингентов, пользуясь их неуравновешенным состоянием духа. Но об этом я могу судить только косвенно.
Чтобы прийти на помощь русской колонии и хотя бы до некоторой степени заменить во Франции русским солдатам их отсутствующие семьи, очень привился институт так называемых «marraines» (крестных матерей). Были, вероятно, и легкомысленные женщины, примкнувшие с другими целями к этому искреннему движению женского сердца, но такие случаи были, несомненно, исключениями. Большинство же, из числа добровольно возложивших на себя обязанности по званию «marraine», понимали свой долг вполне чисто. Есть же у этих одиноких, заброшенных на чужбину людей свои матери, сестры и семьи, которые оплакивают их отъезд в далекую неизвестную страну, на защиту неведомых союзников! Облегчим же их душу нашим участливым к ним отношением! Какая радость для них получить в окопе письмо или пустяшный знак внимания! Не напомнит ли этот предмет лишний раз о том сердце, которое тревожно бьется там где-то в далекой России! В виде некоторого курьеза отмечу, что и медведь Мишка имел свою «marraine» в лице известной танцовщицы того времени. Трогательно заботилась она о своем питомце, когда он попал в результате революционного времени в неволю. Помнит ли она о нем теперь? Да и жив ли сам узник по сей час? Не пойти ли его проведать?
Круг чтения русского солдата за границей не был велик и разнообразен. На эту потребность было обращено, к сожалению, мало внимания. Те из русских воинов, которые были мало знакомы с французским языком, питались главным образом случайно доходившими до них русскими журналами и газетами.
Зато агитационная литература была обильна. Она шла и с фронта от неприятеля и с тыла. В моих руках были целые сборники с лаконической надписью: «В лагерях раздается бесплатно».
Впрочем, по инициативе Поля Думера, во Франции незадолго до прибытия 1-й бригады образовалось Общество друзей русского солдата, которое, прежде всего, поставило себе цель сделать что-либо для осведомления русских войск о ходе военных действий на различных фронтах. При посредстве названного общества было приступлено к изданию на русском языке еженедельной газеты, переименованной с № 5 в «Военную газету для русских войск во Франции». В ноябре 1916 года русский Военный совет отпустил даже особые средства на эту газету, которая сделалась изданием главного управления Генерального штаба. Газета находилась одно время под редакторством Г. В. Семенова.
Издававшаяся затем после революции на русском языке газета для солдат «Русский Солдат-Гражданин во Франции» не пользовалась покровительством французских властей, и в январе 1918 года, когда все расходы по содержанию русских военных контингентов перешли к французскому правительству, последнее возбудило вопрос о ее закрытии, мотивируя это свое предложение необходимостью сокращения расходов.
Газета эта являлась органом отрядного комитета русских войск во Франции, издавалась редакционной комиссией и подписывалась первые месяцы, в качестве ответственного редактора, младшим унтер-офицером В. Драбовичем.
Она была, безусловно, противобольшевистской, стояла за войну и союз с державами Согласия, но в отношении внутренней политики являлась с несомненным социалистическим налетом, хотя и претендовала быть внепартийной.