Из дальнейшей переписки можно также усмотреть, что на всякий случай в распоряжение генерала Сотье был направлен отряд из французских войск в составе 19-го пехотного полка, 21-го драгунского полка и одной 75-миллиметровой батареи, но что этот отряд предположено было использовать лишь в случае полной неудачи русского карательного отряда и только по письменной мотивированной просьбе генерала Занкевича, которую он обязан был предъявить старшему военному начальнику.
Официального описания событий, происшедших в дальнейшем, во французских архивах найти не удалось. Взамен такового приводится выдержка из протокола заседания отрядного съезда, имевшего место 2 октября 1917 года. На этом съезде председатель собрания (прапорщик 5-го особого полка Джинория) сообщил, что дня три-четыре тому назад отрядный комитет командировал своих представителей в Россию, и при этом огласил наказ, который был им дан и который рисует достаточно ясно положение:
Оторванность от родной почвы и живых источников Великой русской революции создали в отряде исключительно нервное настроение, взаимное недоверие и полную идейную неустойчивость;
Отсутствие боевой работы в течении многих месяцев повело к полной деморализации как солдат, так и офицеров, и препятствовало возникновению тех условий, при которых единственно может создаться и окрепнуть новая революционная дисциплина взамен разрушенной старой;
Отсутствие централизующей власти, обладающей достаточным авторитетом, чтобы придать надлежащие формы существования русского отряда как войсковой части и являющейся в то же время действительно носительницей революционных и демократических идей, способствовало все большему разложению отряда и обострило все возникающие в его среде трения до болезненно преувеличенных размеров.
Подобное положение является тем более прискорбным, что оно имеет место на глазах всех союзных демократий и подрывает в них доверие к русскому отряду не только как к боевой единице, но и как к представителю революционной демократии в России.
Революция застала отряд русских войск во Франции в разгар жарких боев в Шампани и явилась полной для него неожиданностью. В этот момент наши экспедиционные части не были еще сведены в одно органическое целое, а распадались на две самостоятельные бригады: 1-ю и 3-ю, живущие каждая своей особой внутренней и боевой жизнью. Таким образом, первые шаги по пути революционно-демократической организации были предприняты самостоятельно каждой из названных бригад.
Следует отметить, что, помимо чисто формального разделения, между обеими бригадами существовало более глубокое различие в личном составе. 3-я бригада, набранная почти исключительно в уральских и приуральских губерниях, состояла в огромном своем большинстве из элементов крестьянских или непосредственно связанных с крестьянством и некоторого количества татар; 1-я же бригада, набранная в Московской и Самарской губерниях, представляла в одной своей части (1-й полк) подавляющее большинство фабрично-заводского элемента, тогда как другая ее часть (2-й полк) по своему составу больше приближалась к 3-й бригаде.
Кроме того, большинство людей 3-й бригады уже принимало участие в боевых операциях русского фронта, тогда как 1-я бригада состояла, главным образом, из свеженабранных, не получивших еще боевого крещения войск.
Таким различием состава и объясняется глубокая разница психологии обеих бригад, легшая в основу всех дальнейших событий.
Еще до революции были попытки, главным образом со стороны эмигрантов, вести революционную пропаганду среди русских войск, присланных во Францию. По вполне понятным причинам пропаганда против самодержавного режима сплошь да рядом совпадала с отрицанием войны. После падения старого строя лозунги против войны и зa немедленное разоружение остались живучими, особенно в тех частях отряда, которые по своим классовым и психологическим особенностям представляли наиболее благоприятную почву для восприятия и развития крайних идей, т. е. в 1-м полку 1-й бригады. Больший навык к массовым политическим выступлениям способствовал образованию в этом полку сплоченного ядра, которому удавалось навязывать свои руководящие идеи и остальной части 1-й бригады.
Основные антимилитаристические лозунги на практике разменивались на целый ряд конкретных, доступных пониманию массы требований, как то: немедленное возвращение в Россию, раздел экономических сумм, неподчинение командному составу, отказ от занятий и т. п.
3-я бригада проявила в момент переворота больше уравновешенности и здравого смысла; она приступила к использованию дарованных армии свобод для внутренней своей реорганизации, не выходя, однако, за пределы реальных условий данного момента.
Таковы были в общих чертах взаимоотношения обеих бригад в момент сведения их в одно целое путем образования единого отряда. К этому же моменту относится образование и начало деятельности отрядного комитета русских войск во Франции (1 июня[54]). Противоречия между обеими составными частями преобразованного отряда проявились с первых же дней совместной стоянки в лагере ля Куртин, сначала в форме мирных дискуссий на собраниях, специально устраивавшихся отрядным комитетом в целях выработки единой согласованной тактики всех частей отряда. Эти попытки отрядного комитета не дали желаемого результата; только что народившиеся организации не смогли предотвратить чрезмерного обострения существовавших разногласий, переходивших по временам в насильственные массовые выступления одной части против другой. После одного из таких выступлений, принявшего особенно резкую форму (во время демонстрации солдатами 1-й бригады был избит, между прочим, офицер 3-й бригады), отрядный комитет прибег, как к крайней мере, к созыву общего собрания (22 июня), на котором, однако, не только не удалось достигнуть какого бы то ни было соглашения, но наоборот – внутренний раскол принял явно непримиримый характер.
Ввиду отказа 1-й бригады подчиниться Временному правительству, во избежание грозившего вооруженного столкновения между обеими частями, отрядный комитет в своем заседании 23 июня, состоявшемся при участии представителя Временного правительства генерала Занкевича, принял решение о выводе верных Временному правительству частей из лагеря ля Куртин, что и было приведено в исполнение приказом от 24 июня.
Лояльная часть из обеих бригад в числе около 7000 человек была выведена в лагерь Фельтен, в 25 километрах от лагеря ля Куртин; оставшаяся же часть насчитывала около 9000 человек. Близость между лагерями не только, однако, мешала полному их изолированию друг от друга, но поддерживала и разжигала взаимное раздражение. В частности, раздражение лояльных частей поддерживалось тем фактом, что, в силу необходимости, им приходилось жить в тяжелых условиях бивачного расположения, тогда как куртинцы оставались в обстановке хорошо оборудованного лагеря. Под влиянием этого обстоятельства все чаще и настойчивее стали распространяться со стороны фельтенцев требования немедленного приведения куртинцев к повиновению Временному правительству.
В такой-то момент подоспели решительные приказы военного министра Керенского о принятии немедленных и энергичных мер к усмирению мятежников, по возможности без вмешательства французских властей.
После всестороннего обсуждения вопроса отрядным комитетом совместно с генералом Занкевичем и только что назначенным комиссаром Раппом из среды лояльных войск был выделен специальный отряд для приведения в исполнение приказа военного министра. Одновременно с этим куртинцам был послан ультиматум, предоставлявший им определенный срок для добровольного подчинения и сдачи оружия, после чего должна была быть применена вооруженная сила. Надо отметить, что отрядный комитет, как уже было сказано, участвовал в выработке указанных мер, практическое же их применение, само собой разумеется, было всецело предоставлено генералу Занкевичу и военному комиссару при русском отряде во Франции г-ну Раппу.
В назначенный ультиматумом срок сдалась незначительная часть куртинцев (около 1000 человек), в том числе все главные их вожди. Вслед за этим руководители усмирения почему-то сочли нужным замедлить его темп, предоставляя куртинцам один льготный срок за другим и тем отступая от заранее выработанного плана действий.
Мало того, сдавшиеся было куртинцы, в числе около 5000 человек, были возвращены главными руководителями усмирения обратно в лагерь ля Куртин под предлогом невозможности оборудования для них бивака на месте сдачи. Результаты подобной нерешительности не замедлили сказаться: куртинцы настолько укрепились в сознании своей безнаказанности, что, открыто глумясь над присланным на усмирение отрядом, вернулись в свой лагерь и снова отказались от всякой мысли о добровольной сдаче. С другой стороны, карательный отряд, сформирование которого рассматривалось фельтенцами как выполнение тяжелого гражданского долга, почувствовал себя глубоко оскорбленным безнаказанным издевательством мятежников, и это чувство оскорбления вместе с возникшим недоверием к авторитету командования сообщилось всем фельтенцам. Следствием этого явилось с их стороны категорическое решение отказаться от дальнейшего вмешательства в дело усмирения куртинских беспорядков и настойчивое требование перехода в другой лагерь для подготовки к новому выступлению на фронт. Понимая и разделяя подобное настроение солдат, отрядный комитет настоял на переводе их из лагеря Фельтен в лагерь Курно, в окрестностях г. Бордо. Таким образом, первая попытка ликвидировать куртинское дело закончилась полной неудачей, и результатом явилось то, что наши внутренние, домашние раздоры оказались вынесенными на суд французского общественного мнения, что в связи с прискорбными событиями на русском фронте в корне подорвало престиж русского отряда в глазах союзников.
Отрядный комитет считал нужным особенно подробно остановиться на описании вышеизложенных событий, так как они сыграли исключительно важную роль в жизни руского отряда во Франции.