Действия войск 2-й русской особой дивизии к западу от озера Преспа стоили ей немалых боевых усилий. Особое напряжение потребовалось от 7-го полка, против которого были направлены главные удары неприятеля. Численное превосходство артиллерии противника давало себя серьезно чувствовать. Траншея за траншеей неприятель разрушал постепенно позиции полка и наносил ему весьма чувствительные потери. Особенно губителен был минометный огонь. Генерал Тарбеев в своих донесениях[92] свидетельствует, например, что в ночь с 8 на 9 сентября кроме артиллерийских снарядов всякого рода неприятелем было выпущено по нашим окопам до 150 мин, причем в 7-м полку оказалось до 40 человек раненых. Всего же в этом полку за 35 дней позиционного пребывания в окопах выбыло из строя 31 убитый и 200 эвакуированных раненых.
Хуже всего было то, что в силу недостатка в войсках чрезвычайно была затруднена смена частей для отдыха, которая могла производиться лишь частично и крайне редко. Лишь 1 декабря командующий французской армией, которому была непосредственно подчинена русская дивизия, нашел возможным сократить несколько левый участок, сменив 2-й батальон 8-го полка и установив новую разграничительную линию по вершинам хребта Mali-Sat.
Условие это, несомненно, тяжело отзывалось на настроении полков, которые к тому же усиленно стали подвергаться тайной пацифистической пропаганде.
Одновременно до русских частей в Македонии стали доходить волнующие слухи о беспорядках в русских частях, находившихся во Франции. Давила мысль о желательности добиться возвращения в Россию. Служба на фронте, вдали от родины, сопряженная с боевыми лишениями, претерпеваемыми за неясные идеалы, казалась чем-то вроде принудительного пленения, от которого необходимо было бы, по мнению солдат, поскорее избавиться.
Между тем у главнокомандующего союзными армиями генерала Саррайля явилась мысль о дальнейшем развитии на крайнем левом фланге фронта наступления в долину p. Скумби (Skumbi). Для содействия последнему на участке 2-й русской дивизии приказано было произвести демонстративные действия, сопряженные с трехдневным бомбардированием неприятельских позиций, начиная с 18 октября.
Итак, снова наступление! Уже третий месяц дивизия бессменно находится на позиции! К тому же предстояли новые работы по возведению тыловой линии укреплений!
Такая обстановка дала повод к первому массовому отказу в русских войсках от выполнения боевого распоряжения. 6-я и 7-я роты наиболее утомленного прошлой деятельностью 7-го особого полка отказались выступить 29 октября из резерва в с. Лесковец (Lescovec) для работ по возведению 2-й линии укреплений. Прибывший как раз в это время в Салоники вновь назначенный начальник дивизии генерал Тарановский тщетно пытался убедить по телеграфу неповинующихся указанием, что, по разъяснению министра Временного правительства Керенского, боевые приказы должны выполняться беспрекословно. Столь же бесплодными оказались и уговоры начальствующих лиц, находившихся на месте. Потребовалось несколько дней, чтобы сломить неповиновение и добиться нового постановления ротных комитетов. Только в соответствии с ним роты согласились на отправку их в Лесковец с таким рассчетом времени, чтобы после одного-двух дней отдыха начать там работы 8 ноября.
Эти последние с каждым днем становились все труднее. 17 ноября подул холодный ветер и в горах лег снег. Стало морозно.
В этот же период времени началось проникновение в наше расположение со стороны неприятеля массовой революционной литературы. 13-го, например, ноября болгары с помощью нескольких специально приспособленных мин засыпали наши окопы прокламациями и агитационными листками. Однако попытки противника войти с солдатами в непосредственные сношения еще не удавались. В архивных делах имеется, например, донесение французского артиллериста о том, что 23 ноября болгары выслали в русские линии своих людей, старавшихся завязать переговоры. Высланные, однако, были объявлены военнопленными, а по болгарским окопам, по просьбе русских, французской артиллерией было сделано четыре выстрела.
1 декабря такая же попытка повторилась вновь, причем со стороны болгар для переговоров вышли уже офицеры. Они были обстреляны французской артиллерией.
Общее состояние умов среди русских солдат продолжало все это время оставаться достаточно спокойным. Роты не отказывались даже от ночных поисков в расположении противника, и, например, высланная в конце ноября от 8-го особого полка команда произвела столь смелый налет на неприятельский передовой окоп, что новый начальник дивизии генерал Тарановский счел себя обязанным отметить действия этой команды особой благодарностью в приказе по дивизии.
Дело, однако, уже изменилось в декабре 1917 года. 8 декабря генерал Тарановский принужден был донести своему непосредственному начальнику в Македонии – командующему французской армией[93], что в последние дни болгары забросали часть его дивизии прокламациями и разного рода революционной литературой. В разбрасывавшихся листках приводились приказы Ленина о прекращении борьбы. 30 ноября командир французской артиллерии, расположенной в междуозерном районе, по своему слуховому телефону перехватил болгарскую телефонограмму, в которой один из командиров батальонов передавал своим подчиненным: «Война с русскими закончена. Это сведение почерпнуто из официальной телеграммы, полученной в Софии».
Имея в виду полное отсутствие сведений из России, добавляет генерал Тарановский, болгарские сообщения не могут не оказывать на людей дивизии влияния. Участились также попытки войти с солдатами в непосредственные сношения и побудить их к переходу на сторону противника. Призыв болгар переходить к ним увлек пока только семь человек, но, по имеющимся сведениям, сообщал начальник 2-й особой дивизии, «сегодня ночью предстоит прибытие в окопы целой миссии, прибывшей из России через Австрию и Болгарию». В конце сообщения генерал Тарановский сообщил, что им дан приказ задержать эту миссию, и выражал уверенность, что все обойдется благополучно.
Тем не менее французы из опасения неожиданностей нашли необходимым держать за русскими войсками свои батальоны. Эти батальоны, в случае надобности, могли быть потребованы генералом Тарановским или в качестве поддержки русским войскам, или для их смены. «Nous connaissons parfaitement la mentalité russe, – писали французские офицеры, бывшие в прикомандировании к русской дивизии, – et comme l'âme russe s’incline vers la rêverie et l’idéalisme, il y a lieu de surveiller ces tentatives de fraternisation qui pourraient provoquer un mouvement brutal et absolu. Les Russes sont des grands enfants»[94].
К концу декабря положение в русской дивизии стало заметно ухудшаться. Разложение стало идти быстрыми шагами вперед. Посещение болгарами русских окопов становилось явлением обычным. Наша пехота не позволяла французской артиллерии стрелять по болгарам под предлогом попадания в своих и угрожала в противном случае действовать против стрелявших батарей ручными гранатами. В русских батареях оказались также распропагандированные элементы, которые учиняли насилия над офицерами. Но в большинстве случаев батареи оставались в руках, и, чтобы оградить их от насилий пехоты, пришлось окружать орудия проволокой, и артиллеристам, в свою очередь, запасаться ручными гранатами.
В общем, в отношении противника установился как бы перерыв в военных действиях. Люди свободно бродили по местности, выстрелов не было слышно ни с той, ни с другой стороны.
К концу года стали распространяться сведения, что большевистское правительство заключило мир и Россия вышла из войны. Весть эта весьма быстро облетела все полки дивизии. Положение становилось тревожным в том смысле, что вожаки комитетов могли подбить людей на любой опрометчивый поступок. В одном полку ими было уже сделано предложение людям перейти на сторону болгар, под условием отправления их в Россию[95]. Хотя выполнение этого плана и казалось маловероятным, тем не менее осторожность требовала принятия предупредительных мер. При таких условиях главнокомандующий союзными войсками на востоке счел необходимым снять русскую дивизию с позиции, тем более что к этому времени во французском Военном министерстве назревали новые предположения об использовании русских войск.
Однако только в первой половине января 1918 года произошла фактически смена частей русской дивизии французскими войсками (175-й и 176-й французские полки 156-й дивизии).
Ввиду настроений солдат французские власти, памятуя события, имевшие место во Франции, чрезвычайно опасались оставлять у отходящих в тыл частей оружие, и на очередь стал острый и деликатный вопрос разоружения дивизии.
Применение силы для этой цели могло вызвать крайне тяжелые эксцессы. Противником велась усиленная пропаганда в пользу сохранения солдатами в их руках оружия «для защиты своей свободы от покушений французов и русских офицеров». Пропаганда эта поддерживалась некоторыми злонамеренными элементами в солдатской среде.
Однако выручила находчивость начальника дивизии. Генералом Тарановским было дано в приказе указание, что артиллерия и пулеметы составляют достояние позиции; что же касается винтовок и патронов, то таковые, в случае желания, при отходе в тыл могут сдаваться на всех попутных этапах. Идти было далеко, и в результате ни одна винтовка не была унесена солдатами в глубокий тыл, а громадное большинство людей сдало винтовки и патроны непосредственно после смены частей с позиции.
Так, не раздражая солдатской массы, удалось разоружить ее и этим самым избегнуть вероятности в будущем возникновения каких-либо тяжелых осложнений и кровавых эксцессов.
Первым был снят с позициии 7-й полк, затем 8-й, 3-й и, наконец, 4-й полк.
Работа неприятеля по разложению частей продолжалась и в период смены. 11 января в 4 часа дня на фронте бригады был такой случай: появились два германских офицера, вступившие в переговоры с солдатами. Предупрежденные, что по ним будет открыт огонь, офицеры принуждены были удалиться. Немедленно немецкая артиллерия открыла огонь. Столь большая согласованность говорила, конечно, о том, что работа по разложению частей являлась со стороны неприятеля не случайным, а хорошо организованным делом, исходившим сверху, со стороны штабов.