«В наиболее критический момент боя на горизонта появляется небольшая часть… Она смело бросается вперед, между зуавами и стрелками, со штыками, устремленными на неприятеля… Опасность им нипочем… Кто эти храбрецы?..
Это русские Марокканской дивизии! Слава им…»
По поводу боя 26 апреля генерал Daugan донес, что он очень доволен ротами русского Легиона, ему подчиненными: офицеры и солдаты показали себя в бою пылкими и мужественными.
Общие потери русских: три офицера раненых; солдаты – убито девятнадцать, ранено – семьдесят четыре.
Чтобы не дать расстроиться кадрам, начальник марокканской дивизии просит поскорее выслать этим ротам соответствующие пополнения, которые находились в это время в Лавале, в числе около двухсот волонтеров.
С особою восторженностью генерал Daugan отзывается о деятельности в этом бою строевой роты капитана Лупанова и пулеметной роты капитана Разумова. «Эти части, – говорит он, – двинулись в бой с беспримерным (sans pareil) пылом и храбростью, которые привели в восхищение (en admiration) всех, видевших данное движение, и особенно зуавов, с которыми они наступали рядом».
Капитан (ныне полковник) Лупанов был тут же, на поле сражения, награжден орденом Почетного легиона, а два особо отличившихся унтер-офицера – военными медалями.
Кроме названных лиц, французских боевых наград были удостоены еще другие чины Легиона.
Весь же батальон Русского легиона, находившийся под командой полковника Готтуа, за участие в атаке 26 апреля 1918 года был признан заслуживающими «Etat de récompenses».
Но вот наступает следующий месяц – май. Атаки германцев во Фландрии и Артуа, несмотря на проявленную настойчивость, в общем не приводят к ожидавшимся немцами результатам. Французское командование перебрасывает в атакованный район сильные резервы, которые останавливают развитие успехов, сопровождавших первоначальное наступление неприятеля. В результате произведенной перегруппировки, естественно, наступает ослабление положения союзников в других районах, и особенно на ближайших подступах к Парижу, в районе Суассон – Реймс. Этим обстоятельством пользуются германцы, чтобы именно сюда направить свой новый удар.
Марокканская дивизия вновь на автомобилях перебрасывается в атакованный район и здесь более месяца работают наши легионеры, участвуя в разного рода боевых столкновениях с превосходящим по числу противником. Лишь к началу июля заканчивается боевая деятельность легиона в этом районе, и он в составе все той же дивизии отводится в армейский резерв в Виллер-Котерэ.
Французские газеты того времени особенно восторгаются геройством русского отряда в бою 30 мая под Суассоном. Они подчеркивают большое количество боевых наград, предоставленных французскими военными властями русским легионерам.
Вновь вступившие в ряды отряда люди, сражаясь как львы, соперничают в доблести с ранее прибывшими легионерами.
Особо отмечалось мужество убитых – поручика Орнатского, подпоручика Руднева, доктора Зильберштейна – и раненых – капитанов Разумова, Иордана и поручика Васильева[93].
Среди донесений, свидетельствующих о доблести чинов Русского легиона, участвовавших в этом бою, выдается донесение командира 1-й роты о геройстве подпрапорщика Дьяконова[94].
В бою под Суассоном, при контратаке, он был тяжко ранен несколькими пулями в грудь, живот и руку. Вследствие того, что роте при отходе пришлось пробиваться штыками к своим, вынести подпрапорщика Дьяконова с поля боя не было никакой возможности.
«Тем не менее, подпрапорщик Дьяконов, – свидетельствует донесение, – не потерялся; собрав вокруг себя столь же тяжело раненых, как и он сам, названный подпрапорщик составил из них команду, огнем которой прикрывал тыл своей роты, облегчая тем ее отход.
По-видимому, подпрапорщик Дьяконов не остался в живых, так как о нем прекратились всякие сведения.
(Следует перечень свидетелей ранения).
Подпрапорщик Дьяконов имел Георгиевский крест 4-й степени и Croix de guerre (с пальмой)».
Этот бесхитростный рассказ про одного из многих. Сколько, в самом деле, таких скромных русских героев, имена которых не удалось сохранить, осталось лежать на полях Франции и Македонии, выражая своею геройской смертью протест против власти большевиков и их дерзости распоряжаться судьбами не принадлежащей им Великой России!..
Интересно привести выдержку из письма одного очень вдумчивого офицера Русского легиона, участника славного боя 30 мая, написанного им генералу Лохвицкому и в переводе находящегося в соответствующем архивном деле. В нем говорится приблизительно следующее: «Относительно настроения офицеров и солдат могу сказать, что мы себя считаем приговоренными, без всякой надежды вернуться назад целыми, подобно батальону «смертников» в России, уничтоженному целиком, без всякой реальной пользы для общего положения[95]. Его приходится рассматривать скорее как «идею», чем как организм для использования в бою».
К сожалению, добавляет автор письма, мечта о том, чтобы батальоны Русского легиона были соединены вместе, до сих пор не осуществилась; действуя же раздельно, малыми пакетами, под начальством французских офицеров, эти части не могут осуществить какой-либо самостоятельной задачи, и вся их роль сводится к содействию успеху других частей. Между тем, жалуется он, лучшие солдаты уже перебиты, остальных ожидает та же судьба. «Боюсь, что при таких условиях ни задача, ни идея, положенные в основу при организации Русского легиона, не будут полностью осуществлены».
12 июня командование 1-м батальоном переходить от полковника Готтуа к капитану Лупанову. А накануне, 11 июня, французским военным министерством отдано распоряжение о замене старых ангажементов новыми, в которые вводилось определенное обязательство служить «до конца войны», и которое должно было быть подписано каждым легионером, как того требовал основной закон, в присутствии французского представителя (sous-intendant).
Согласно этого распоряжения, русским легионерам, подписавшим новый контракт, предоставлялось право либо продолжать службу в специальном Русском легионе, либо перейти в состав Иностранного легиона. Не пожелавшие подписать нового контракта подлежали переводу в разряд рабочих, или, в случае нежелания работать добровольно, отправлению в Северную Африку на общем основании. Французское военное министерство отдавало себе отчет в том, что требование подписания нового ангажемента поведет к значительному уменьшению числа добровольцев, но, по его мнению, другого выхода ликвидировать накопившиеся недоразумения у него не оставалось.
Конечно, данной обстановкой не преминули воспользоваться большевизанствовавшие элементы, которые, будучи повсюду вкраплены, усилили свою агитацию вообще против существования Русского легиона. По донесению генерала Лохвицкого, отпускные и лежавшие в госпиталях чины легиона, а также солдаты, находившиеся в Лавале, подверглись новой волне агитации, подобно тому, как это имело место в 17-м году. Агитаторы поджидали отпускных на вокзалах, особенно в Париже.
В противовес этому течению, в Париже и Ницце были устроены патриотическими благотворительными обществами особые патронажи для чинов Русского легиона, целью которых было предоставление чинам этого Легиона поддержки – моральной и материальной.
Между тем, в первую половину лета 1918 года положение французов на путях к Парижу становится, как известно, чрезвычайно трудным. Германцы глубоко вдались в их расположение в районах Мондидье и Шато-Тьери, оказавшись всего лишь в шестидесяти километрах от Парижа. В районе Шато-Тьери им удалось даже перейти на левый берег Марны.
В такой обстановке 18 июля начинается знаменитое фланговое контрнаступление 10-й французской армии генерала Манжена со стороны лесов Виллер-Котерэ. В этом наступлении принимает участие и Марокканская дивизия, имея в своем составе части Русского легиона, значительно поредевшего после операции вторичного подписания ангажемента.
Марокканская дивизия наступает в центре; на флангах ее – две свежие американские дивизии. Наступление генерала Манжена поддерживается огромным количеством артиллерийских батарей, сотнями танком и тучею аэропланов. Ревущий и клокочущий вал, которым и сметается немецкое сопротивление…
В дальнейшем, в начале августа, в результате июльской наступательной операции французов на фронте Реймс – Суассон, германцы находятся в отступлении от Марны к реке Эн; несколько же позже, после стремительного натиска англо-французов у Мондидье, немецкие войска отходят в начале сентября на свои основные позиции 17-го года.
В этот период времени Русский легион претерпевает еще одну реконструкцию, имеющую целью использовать всех людей, подписавших второй ангажемент, и рассредоточить их небольшими группами в четырех различных батальонах. Реконструкцию эту поручено было произвести начальнику 1-й Марокканской дивизии генералу Daugan, по соглашению с генералом Brulard, новым начальником Лавальской базы. Эти лица ближе других, из состава французской армии, стояли к русским военным контингентам и потому считались в данном случае и наиболее компетентными в русском вопросе. Оба названные генерала, вместе с тем, являли тот тип французских военноначальников, которые относились бережно к русским военным контингентам и к их исключительно тяжелым переживаниям, вызванным революционным временем и пребыванием вне родины. Однако, как это видно из донесения генерала Daugan на имя главнокомандующего французскими войсками от 14 августа 1918 года № 4949, мнения двух названных лиц серьезно разнились в деле наилучшей организации добровольческих элементов. Генерал Daugan был полон стремления сохранить их у себя на фронте в качестве активно действующей части, организовав в тылу всего один или несколько «комплектующих» батальонов, в соответствии с количеством накапливавшихся пополнений.