знал их содержание и давал ответы: "Вот что скажи от убогого Серафима". После кончины его нашли много таких нераспечатанных писем, на которые были даны ответы.
Одному мирянину В. о. Серафим говаривал часто, что на Россию восстанут три державы и много изнурят ее. Но за православие Господь помилует и сохранит ее. Это он говорил о крымской кампании, как показали события.
Еще не было ни откровений, ни явлений у гроба святителя Митрофана Воронежского, а о. Серафим письменно поздравил архиепископа Антония воронежского с открытием св. мощей.
Духом о. Серафим знал и был в единении со многими подвижниками, которых никогда не видал и которые жили от него за тысячи верст. Когда в затворнике задонского Богородицкого монастыря Георгия возник помысл, — не переменить ли ему своего места на более уединенное, и никто, кроме него, не знал этого тайного смущения, пришел к нему какой-то старик от о. Серафима и сказал: "О. Серафим приказал тебе сказать: стыдно-де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтоб оставить свое место. Никуда не ходи: Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться". Старик сказал и вышел.
Он равно видел прошедшее и будущее, в нескольких словах очерчивал предстоящую жизнь человека и говорил вещи и давал советы, казавшиеся странными, доколе они не оказывались полными духа прозрения. Подробные жития его сохраняют множество удивительных проявлений этого дара.
О. Серафим имел также дар исцлений. У него был обычай мазать больных маслом от лампады, горевшей пред его келейною иконою Богоматери — "Умиления", которую он называл "Всех радостей Радость" — и, когда ему был предложен вопрос, зачем он это делает — он отвечал посланному: "Мы читаем в Писании, что апостолы мазали маслом, и многие больные от сего исцелялись. Кому же следовать нам, как не апостолам?" — и помазанные им получали исцеление.
А о колодце "Серафимовом" старец сказал: "Я молился, чтобы вода сия в колодце была целительною от болезней". Эта вода получила тогда особые свойства. Она не портится, хотя бы много лет стояла в незакупоренных сосудах; во всякое время года, и в холода, ею омываются больные и здоровые, и получают пользу. Один саровский монах остановил дворового человека, гнавшегося за старцем и спросил: "Что ты гонишься за ним?" — "Как же не гнаться мне за ним, — отвечал поспешно тот, — я был слеп, а о. Серафим сделал меня зрячим", — и он побежал далее за старцем.
М. В. Сипягина была больна, чувствовала в себе ужасную тоску и от болезни не могла в постные дни есть пищи, положенной уставом. Старец приказал ей напиться воды у его источника. Тогда без всякого принуждения из нее гортанью вышло много желчи, и она стала здорова.
Многим, даже в ранах, о. Серафим приказывал окатиться водой из его источника. Все получали от этого исцеление — и в различных болезнях.
В начале двадцатых годов, г. Манторов заболел недугом, которого врачи не могли определить и которого не могли облегчить. Страдания вынудили его выйти из военной службы, и поселиться в имении Нуче, в 40 в. от Сарова. Об о. Серафиме уже шла молва: слух дошел до больного, и он был принесен на руках, своими людьми, к старцу. Старец его трижды спросил: "Веруешь ли ты несомненно в Бога?" Больной трижды отвечал: "Несомненно верую". Старец помазал больные места маслом из лампады; все струпья, покрывавшие тело, мгновенно отпали. Манторов, исцеленный, вышел здоровым из келлии. Он всю свою последующую жизнь прожил под рукою старца, и много сделал для Дивеевской его общины.
У генерала Ладыженского сильно болела левая рука от раны, полученной в турецкую кампанию. По просьбе сестер своих, ему пришлось быть у о. Серафима.
Вернувшись, он рассказал, что с ним совершилось чудо. "Пока я передавал о. Серафиму поручения — он взял меня за больную мою руку и так крепко сжал, что я только от стыда не вскрикнул, но теперь не ощущаю в руке решительно никакой боли".
О. Серафим за несколько лет говорил о приближавшейся холере и, когда она наступила, открыто предвозвестив, что ее не будет ни в Сарове, ни в Дивееве, исцелял тех, кто обращался к нему. Так, один крестьянин, заболев, приполз к старцу, который приложил его к своему образу, напоил св. водою, дал просфоры и велел обойти кругом обители и помолиться в соборе. Крестьянин был исцелен.
Ничем нельзя лучше описать любви и заботы старца о. Серафима к своим детям, как следующим. В келлии у него горело много лампад и теплились целые кучи восковых свеч, больших и малых, на разных круглых подносах. И, на мысль одного посетителя, к чему это у него так много лампад, старец отвечал:
— Как вам известно, у меня много особ, усердствующих ко мне и благотворящих мельничным сиротам моим (т. е. сестрам Дивеева). Он приносят мне елей и свечи и просят помолиться о них. Вот, когда я читаю правило свое, то и поминаю их сначала единожды. А, как я не смогу повторять их на каждом месте правила, то и ставлю эти свечи за них в жертву Богу — за каждого по свече; за иных — за несколько человек одну большую — и, где следует, не называя имен, говорю: "Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих за их же души возжег Тебе аз, убогий, сии свещи и кандила".
Наступили последние годы жизни старца. Он говорил: "Скоро я не буду жить здесь; близок конец мой!"
С прежнею любовью и заботою продолжал старец служить приходившим к нему. Вот одно из описаний посещения о. Серафима.
"Мы нашли старца в ближней пустыне, на работе: он разбивал грядку мотыгою. Когда мы поклонились ему до земли, он благословил нас и, положивши на мою голову руки, прочитал тропарь Успения: "В рождестве девство сохранила еси". Потом он сел на грядку и приказал нам также сесть; но мы невольно встали пред ним на колени и слушали его беседу о будущей жизни, о жизни святых, о заступлении, предстательстве и попечении о нас грешных Владычицы Богородицы, и о том, что необходимо нам в здешней жизни, для вечности. Эта беседа продолжалась не более часа; но такого часа я не сравню со всею прошедшею моею жизнию. Во все продолжение беседы я чувствовал в сердце неизъяснимую, небесную сладость, Бог весть каким образом туда переливавшуюся, которой нельзя сравнить ни с чем на земле. До тех пор для меня в духовном мире все было совершенно безразлично. О. Серафим впервые дал мне теперь почувствовать всемогущего Господа Бога и Его неисчерпаемое милосердие и всесовершенство".
Мимо Сарова проезжает за ремонтом кавалерийский молодой офицер. Он сомневается в учении Церкви об иконах, и боится обличения прозорливого старца — и минует пустынь. Но чрез полгода, отправляясь в поход, он, по просьбе своего отца, заезжает в Саров. Старец в толпе народа делает ему знак подойти, и ведет в келью. На просьбу молиться, чтоб он уцелел в битве, старец благословляет его медным крестом и исповедует, говоря ему вслух его грехи, и потом наставляет его: "Не надобно покоряться страху, который наводит на юношей диавол, а нужно тогда особенно бодрствовать духом и помнить, что мы, хоть и грешные, но все находимся под благодатью нашего Искупителя, без воли Которого не спадет ни один волос с головы нашей. Искушения диавола подобны паутине; дунуть на нее — и она истребляется; стоит оградить себя крестным знамением, и козни вражеские исчезают совершенно". Потом старец разъясняет все заблуждения слушателя на счет св. икон, благословляет солдат командуемой им части и предсказывает, что они все уцелеют в походе. Уходя, офицер кладет около старца три рубля на свечи, и вдруг в душе помысл, на что старцу нужны деньги. Он возвращается с раскаянием к о. Серафиму, а старец, прежде чем тот вымолвил слово, говорит: "Во время войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки; но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на св. храм, и молитвами св. Церкви Господь спас ее. Ты это пойми хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах. Деньги твои пойдут на устроение Дивеевской общины, за твое здоровье". Подавая ему выпить святой воды, старец говорит: "Да изженется благодатию Божиею дух лукавый, нашедший на раба Божия Иоанна". Потом старец дает ему на дорогу просфору, св. воды и сухариков.
В другой раз приходит к старцу генерал и рассказывает, что, окруженный со всех сторон турецкими полками, оставшись без надежды с одним своим полком, он твердил: "Господи, помилуй молитвами старца Серафима", ел его сухарики и пил св. воду — и спасся. А старец объясняет ему, что молитва веры — непобедимая победа.
Вот, о. Серафим соединяет снова неблагополучную жизнь разошедшихся супругов и разлученных ради того детей. Вот мать, потерявшая из виду сына, припадает к ногам старца, и он говорит: "Подожди в Сарове!" Через три дня, входя в келью о. Серафима, она находит в ней своего сына, которого о. Серафим подводит к ней за руку и поздравляет.
Приближаясь к концу, о. Серафим не смягчал своего жестокого жития. Пищу он вкушал однажды в день, вечером. От дождя и жара надевал полумантию из цельной кожи, с отверстием для головы и рук. Поверх одежды опоясывался белым чистым полотенцем и надевал свой медный материнский крест. Один богатый человек спросил его: "Зачем ты носишь такое рубище?" Старец отвечал: "Святой Иоасаф-царевич данную ему пустынником мантию счел выше и дороже царской багряницы".
Спал он не ложась, а сидя на полу, прислонившись к стене и протянув ноги; иногда же прислонял голову на камень или деревянный отрубок; часто же укладывался на кирпичах и на поленьях; а в самое последнее время нельзя было без ужаса смотреть на его сон: он становился на колени и спал лицом к полу, поддерживая руками голову. Небо стало для него, действительно, родным и, когда тот офицер, о котором было рассказано, спросил старца, не передать ли от него чего курским родственникам, старец, указав на лики Христа и Богоматери, с улыбкою сказал: "Вот мои родные, а для живых родных я уже живой мертвец".
Вот событие, засвидетельствованное княгинею Е. С. Ш.
Она привезла к старцу своего племянника Я.; больного внесли в келлию на постели. Старец сказал ему: "Ты радость моя, молись, и я за тебя буду молиться, только смотри — лежи, как лежишь, и в другую сторону не оборачивайся". Но больной не выдержал и увидел молящегося о. Серафима стоящим на воздухе, и от ужаса вскрикнул.