но и без чтения
мы разбирались в том,
в каком идти,
в каком сражаться стане.
Мы
диалектику
учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
она врывалась в стих,
когда
под пулями
от нас буржуи бегали,
как мы
когда-то
бегали от них.
Пускай
за гениями
безутешною вдовой
плетется слава
в похоронном марше —
умри, мой стих,
умри, как рядовой,
как безымянные
на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
мне наплевать
на мраморную слизь.
Сочтемся славою —
ведь мы свои же люди,
пускай нам
общим памятником будет,
построенный
в боях
социализм.
Потомки,
словарей проверьте поплавки:
из Леты
выплывут
остатки слов таких,
как «проституция»,
«туберкулез»,
«блокада».
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
я становлюсь подобием
чудовищ
ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
давай
быстрей протопаем,
протопаем
по пятилетке
дней остаток.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Явившись
в Це Ка Ка
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжиг
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих
партийных книжек.
Декабрь 1929– январь 1930
Маяковский В. Сочинения в 2 томах. М., 1987–1988.
Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. М., 1990.
Катанян В. Маяковский: хроника жизни и деятельности. М., 1985.
Михайлов А. Точка пули в конце. М., 1993.
Тренин В. В мастерской стиха Маяковского. М., 1991.
С.А. Есенин(1895–1925)
Наиболее глубокое и точное определение личности и творчества Сергея Александровича Есенина дал М. Горький: «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое – более всего иного – заслужено человеком».
Начало творческого пути Есенина совпало с активизацией деятельности группы крестьянских поэтов – Н. Клюева, С. Клычкова, А. Ширяевца и других. Наибольшее влияние на Есенина оказал Н. Клюев. Их сближали тесные дружеские и творческие связи, и было много общего: начальная вера в революцию как осуществление крестьянских надежд, противопоставление деревенской и городской жизни, оксюморонное сочетание язычества и христианства.
Есенин начинал свою песню в традициях А. Кольцова, И. Никитина, И. Сурикова. Он и в революцию пришел, по собственному признанию, «с крестьянским уклоном».
Удивительны у Есенина картины природы. Казалось бы, что нового можно сказать о белоствольных березах и опавших кленах, о снежных бесконечностях русских полей, о лунных вечерах после того, как этой темы касались великие мастера русской поэзии девятнадцатого века. Но для истинного таланта мир всегда нов – «страна березового ситца» предстает перед читателем в неповторимо есенинском облике:
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
Поэтическое зрение Есенина устроено так, что природа всегда является перед нами очеловеченной: страдающей, ликующей, смеющейся, поющей, тоскующей. Поэт полностью сливается с природой, растворяется в ней. Предельная искренность, доверительная исповедальность тона лирики Есенина особенно подкупают читателя. Основной мотив его поэзии обнаруживается сразу:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Главная особенность есенинских пейзажей в том, что в них у поэта реализуются философские, религиозные, любовные темы.
Лирике Есенина свойственны напевность, мелодичность. Многие его стихотворения стали народными песнями, многократно положены на музыку композиторами.
Жанровое своеобразие поэзии Есенина формировалось не без влияния романсовой лирики А. Блока.
Интересен опыт талантливого проникновения поэта в строй образов и мыслей восточной поэзии – «Персидские мотивы».
Менее удавались Есенину крупные жанры: поэмы – «Песнь о великом походе», «Анна Снегина» и другие, драма «Пугачев».
«Последний поэт деревни», как называл себя Есенин, пережил сложную творческую эволюцию. В первые послереволюционные годы он сблизился с имажинистами – А. Мариенгофом, Р. Ивневым, Н. Эрдманом и другими. Их эстетика в какой-то мере повлияла на него, но позднее он признавался, что «тянет все больше к Пушкину».
От «Пантократора» и до «Черного человека» прослеживается в творчестве Есенина нарастание растерянности, разочарования, пессимизма:
Друзья! Друзья!
Какой раскол в стране,
Какая грусть в кипении веселом!
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом.
Поэт отдавал себе отчет в истоках этой неудовлетворенности:
Я человек не новый! Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
Трагическая раздвоенность стала причиной многих его срывов, осложнений, неудач. Есенину было всего тридцать дет, когда он погиб, так и не разобравшись в политических хитросплетениях времени, но успев оставить людям свои стихи редкой искренности и удивительной красоты.
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
По меже на переметке
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы, кроткие монашки.
Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
1914
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
Ах, и сам я в чаще звонкой
Увидал вчера в тумане:
Рыжий месяц жеребенком
Запрягался в наши сани.
1917
Мариенгофу
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берез.
Догорит золотистым пламенем
Из телесного воска свеча,
И луны часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час.
На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость.
Злак овсяный, зарею пролитый,
Соберет его черная горсть.
Неживые, чужие ладони,
Этим песням при вас не жить!
Только будут колосья-кони
О хозяине старом тужить.
Будет ветер сосать их ржанье,
Панихидный справляя пляс,
Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час!
1919
По-осеннему кычет сова
Над раздольем дорожной рани.
Облетает моя голова,
Куст волос золотистый вянет.
Полевое, степное «ку-гу»,
Здравствуй, мать голубая осина!
Скоро месяц, купаясь в снегу,
Сядет в редкие кудри сына.
Скоро мне без листвы холодеть,
Звоном звезд насыпая уши.
Без меня будут юноши петь,
Не меня будут старцы слушать.
Новый с поля придет поэт,
В новом лес огласится свисте.
По-осеннему сыплет ветр,
По-осеннему шепчут листья.
1920
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.
Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
1921
ПИСЬМО К МАТЕРИ
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой