халле. Поэтому особую значимость в сфере религиозного культа вообще получали погребальные памятники правителей — большие курганы. /338/
Как с очевидностью доказывается археологией, принадлежали сии курганы большим племенным вождям, конунгам, правителям Скандинавии. В X в. эти элитные и монументальные погребальные комплексы появляются в Восточной Европе, на территории будущей Руси. Эти памятники высотой от 2 до 10 метров, очевидно, близки скандинавским, а место они занимают именно там, где вскоре появляются главные места скандинавских археологических находок — Ладога, Ростов, Смоленск, Чернигов, Киев. Что подтверждают исследования других времён и других археологов:
Ныне очевидно, что «ансамбль некрополя»… Гнездова — трупосожжения, трупоположения в ямах и камерах — действительно идентичен «ансамблю» Бирки. Более того, тот же «ансамбль» характеризует и некрополь Киева X в., точнее — то, что от него осталось в процессе развития города (около 150 погребальных комплексов), /245/
Итак, Северная Европа — Бирка — Гнёздово — Киев. И везде — присутствие одной общности.
Не будем пока определять её этнические характеристики. Достаточно замечания большого археолога и большого антинорманиста Д. А. Авдусина об —
— отсутствии кривичских и невыразительность других славянских древностей в погребальном обряде Гнездова —/186/
— при признании им скандинавской доминанты в населении этого городища.
А севернее, в Ладоге, происходит в эти же примерно годы настоящая урбанистическая революция. Стремительно застраивается вся площадка т. н. Земляного городища. В основном это срубные жилища с печами-каменками в углу. То есть славянской принадлежности. Строятся они «гнездовым» способом: 3–5 жилых домов и несколько многофункциональных неотапливаемых клетей.
При этом —
— интересно отметить, что постройка VIII —3 совмещала жилые и культовые функции: помимо обычной печи-каменки в углу в центре её находился очажок для жертвоприношений, а ряды столбов внутри выделяют её из серии обычных «малых» домов, /225/
Церковь получается, совмещённая с жилищем местного языческого патриарха.
В целом же археологи относят слои 920 —990-х гг. ко времени —
— решающего этапа формирования древнерусской культуры, отразившегося в Ладоге в материалах VIII–XI ярусов (горизонт Д),
Одновременно происходит заметная «скандинавизация» Ладоги:
…можно говорить о сходстве его топографии с североевропейскими виками и т. н. «открытыми торгово-ремесленными поселениями» Восточной Европы.
Тогда же формируется уже конституированная власть:
Можно констатировать наличие здесь «большого» и «малого» домов… Исследована большая постройка (VII —3)… Размеры, развитая архитектура и некоторые находки явно выделяют данный комплекс из рядовой застройки. Учитывая историю дальнейшей судьбы строительства на данном участке, можно с известной долей вероятности предполагать в ней дворец ладожских правителей. /225/
Таким образом, и здесь мы видим вполне очевидное «сожительство» местного аборигенного населения с пришлым скандинавским:
Среди находок этого периода присутствуют как вещи североевропейского круга древностей эпохи викингов, так и предметы круга древностей лесной зоны Восточной Европы. Можно уверенно констатировать, что в это время в Ладоге проживают разные этнокультурные коллективы, среди которых отчетливо выделяются скандинавы. /255/
И здесь отмечается более привилегированное, что по богатству, что по вооружению судя, положение последних в стратиграфии общества.
Но тем не менее повторюсь: нам этническая принадлежность этих людей пока неважна. Пусть побудут хоть марсианами. Ведь никто не мешает спуститься ещё на один этаж вниз на нашем археологическом «лифте», чтобы посмотреть, кто же предшествовал нашим «интернационалистам» в роли воителей и правителей Руси. И, соответственно, полнее определиться в вопросе, откуда и из какого этнического корня произошли русы.
ИТАК:
Рассматривая несомненно принадлежащие к древнерусской дружинной культуре захоронения эпохи несомненно русского князя Святослава, можно сделать предварительный вывод: при Святославе в некрополях, характерных для явной воинской и правящей элиты Руси, захоронены высокопоставленные люди, в чьих вещах смешиваются скандинавские и местные элементы. При этом столь же элитарных захоронений чисто славянского или другого аборигенного населения не фиксируется,
2.3. Ещё на поколение назад
На один этаж — одно поколение — вниз мы застаём времена отца Святослава, князя Игоря. Сына Рюрика. Во что, впрочем, мы верить не будем, а то иначе рассыпается вся возможная логика времени и человеческой жизни.
Историчность Игоря, впрочем, сомнений не вызывает. Не только потому, что его подпись стоит под договором с Византией, чего было бы достаточно само по себе. Но по его поводу есть несколько весьма драматичных свидетельств современников.
Вот, например, император Иоанн Цимисхий предостерегает Святослава:
Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое.
Вспоминал Цимисхий столкновение, о котором говорит другой источник, давая нам, благодарным, крестообразную ссылку на то же событие и тех же людей:
Королём этого народа был [тогда] Ингер; собрав более тысячи судов, он пришёл к Константинополю… Ингер в это время опустошал морское побережье…
. . .
Итак, когда хеландии были оснащены согласно его приказу, он посадил в них опытнейших мужей и велел им идти навстречу королю Ингеру. Они отчалили; увидев их в море, король Ингер приказал своему войску взять их живьём и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его, поклоняется Ему, молится Ему, но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь. Итак, заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны. Русы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в воде продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли русое из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки. Чуть позже Ингер с большим позором вернулся на родину. Греки же, одержав победу и уведя с собой множество пленных, радостные вернулись в Константинополь. Роман приказал казнить всех (пленных) в присутствии посла короля Хуго, то есть моего отчима. /257/
Впрочем, сам Игорь нас пока интересует постольку-поскольку. Но на время поколения этого князя приходится два достаточно надёжных источника. Это — договор между Русью и Византией, подписанный от имени Игоря, и кусок из основательного труда императора Византии Константина Багрянородного «Об управлении империей».
Последний важен тем, что не предназначался для публики, служил не беллетристическим, а чисто утилитарным целям: рассказать родному сыну и наследнику о том, что творится в мире, каковы окрестные народы и как вести с ними дела. То есть в этом труде можно смело ожидать от автора предельно доступной ему точности и объективности.
Есть ещё ряд косвенных свидетельств — высказывания близких к тому времени авторов о русах. С них и начнём наш разбор, ибо пусть косвенные, но эти свидетельства будут важны для более точного понимания дальнейшего.
Уже известный нам Лиутпранд Кремонский, посол итальянского короля Беренгария в Византии в 949 году, довольно подробно пишет о походе русов на Константинополь, которое закончилось поражением в силу использования ромеями неконвенционального оружия. Это его слова со ссылкой на непосредственного свидетеля, отчима, я привёл чуть раньше. Но для нас главное пока — не перипетии морского боя, а прямое свидетельство об этнической принадлежности русов:
В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют… русиос, мы же по их месту жительства зовём «норманнами». Ведь на тевтонском языке «норд» означает «север», а «ман» — «человек»; отсюда — «норманны», то есть «северные люди». Королём этого народа был [тогда] Ингер… /257/
Этимологические изыски Лиутпранда нас не интересуют — он всё равно филологического факультета МГУ не заканчивал и специалистом в этом вопросе не является. С точки же зрения информатики сказал он следующее:
— Игорь был королём русов;
— русы Игоря живут в северных краях;
— русов европейцы идентифицируют с норманнами.
Термин «норманны» в пояснениях не нуждается — так с VIII по XI век франки, а за ними и все прочие жители христианской Европы называли скандинавских язычников. Слова «язычник» и «норманн» употреблялись как синонимы:
В год 834… в славнейшее селение Дуурстеде вторглись язычники и опустошили его с чудовищной жестокостью.
846. По своему обычаю, норманны разграбили острова Остерго и Вестерго и сожгли Дуурстеде с двумя деревнями на глазах у императора Лотаря, когда он находился в крепости Нимвеген, но был не в состоянии покарать их за злодеяние. Те же возвратились в родные края, нагрузив корабли огромной по размерам добычей [в виде] людей и вещей.
847…норманны повсюду поражали христиан и вступили в войну против графов Зигира и Лиутгара, и они пошли дальше за Дуурстеде вверх по Рейну девять миль вплоть до поселения Мейнер и возвратились после того, как захватили там добычу. /547/
«Норманны» было собирательным понятием. И, к примеру, франкскую провинцию, захваченную в 889 году войском датчан и норвежцев во главе с Хрольвом Пешеходом, назвали без дальнейших изысков просто Нормандией.
Теперь, благодаря свидетельству Лиутпранда Кремонского, мы знаем, что русы в сознании европейцев находились в одном синонимическом ряду с данами, шведами, норвегами и прочими северными язычниками. Идеальное совпадение с данными «Повести временных лет», не находите? —
— Сице бо звахуть ты варяты русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмаии, альгляне, шгѣи и готе, тако и си.
Но и это — деталь, хотя и важная для дальнейшего. Между тем, перед нами предстает не менее важный определитель этнической принадлежности русов — их язык!
Вот что свидетельствует император Византии Константан Багрянородный в уже упомянутом труде примерно в конце 940-х — начале 950-х годов:
Росы же… спускаются в Витичеву, которая является крепостъю-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр.
Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи». Порог столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издаёт громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки.
Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде.
Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем так же — четвёртый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны.
Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают.
Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Ва-руфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веруни, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог». /206/
Как-то так сложилось, что практически во всех многочисленных дискуссиях по поводу этой информации стороны быстро, почти сразу, срываются на определение того, кто такие русы. И вновь всё оборачивается лупцеванием друг друга идеологическими дубинками, на которых написано «норманнизм» и «антинорманнизм».
Мы же этого делать не будем. А проанализируем текст просто с точки зрения теории информации.
2.3.1. По-славянски так, а по-русски — иначе!
Первая информема есть и самая важная: росы и славяне говорят на разных языках!
Эти языки порфироносный обозреватель противопоставляет точно так же, как ныне противопоставляются статьи в каком-нибудь русско-немецком словаре:
… по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах…
…по-росски Аифор, по-славянски же Неасит…
…по-росски Струкун, а по-славянски Напрези…
По тому — так, а по этому — этак. На языке науки логики это называется логической противоположностью. Высокий — низкий, белый — черный и так далее.
Но раз языки разные — значит, и народы разные. Само существование такого русско-славянского топонимического словаря доказывает, что они — два разных народа.
Для византийского императора это само собой разумеется. Языковое различие между русами и славянами для него естественно.
Более того — не для него одного. Византийцы и позднее это знали: как свидетельствует хронист Лев Диакон, они и позже, во времена войны со Святославом в Болгарии, засылали в лагерь русов лазутчиков, —
— владеющих обоими языками.
И что же это за языки?
Ну, со славянским языком все ясно. «Островунипрах» мы, славяноязычные, поймём и сегодня. А что это был за второй, кроме славянского, язык, знать который нужно было лазутчикам, чтобы не попасть впросак на войне с нашими же, русских, предками?
Что ж, давайте посмотрим…
Вопреки сложившемуся едва ли не аксиоматическому убеждению, на самом деле Константин Багрянородный практически нигде не даёт переводов русской топографической номенклатуры.
Кажущаяся «обоюдность» перевода именно — кажущаяся. А лично Багрянородный даёт нам только:
— либо пояснение топонима —
— что по-славянски означает, —
— либо иное придаточное предложение, которое всё равно относится к славянскому топониму, —
— ибо он образует большую заводь.
Иными словами, перед нами не совсем словарь — а скорее двуязычный путеводитель. И так практически везде. Лишь в одном случае звучит формула —
— что означает по-росски и по-славянски…
И именно сама отдельность такого этнографического примечания получилась, следовательно, из того, что некое место имеет одно и то же обозначение на разных языках.
Что же, пройдём по этому пути вслед за тем, кто рассказывал о нём византийскому императору. Глядишь, какие мысли и возникнут по поводу идентификации порогов. И помогут нам в этом другие путеводители через них.
2.3.2. Эти сложные славянские названия…
Они, путеводители, кстати, у нас есть. Ну, по крайней мере, в XVI век мы с их помощью заглянуть можем.
В составленной по указанию царя всея Руси Иоанна Васильевича «Книге большому чертежу» (XVI–XVII в.) приводится полный список порогов:
А ниже реки Самары на Днепре порог Кодак. Ниже Кодака миля порог Звонець. Ниже Звонца порог Сурский. А ниже Сурскаго три версты порог Лоханной. А ниже Лоханного три версты порог Стрельней. А ниже Стрелъчаго две версты порог Княгинин. А ниже Княгинина с версту порог Ненасытец (Неясытец). А ниже Ненасытца (Неясытца) на пяти верстах наискось Воронова (Воронаго) забора. А ниже Воронова (Воронаго) забора порог Волнег. А ниже Волнега три версты порог Будило. А ниже Будила три версты порог Лычной (Лычна). А ниже Лычного три версты порог Товолжаной. А ниже Товолжаного три версты порог Волной. /188/
Позже пороги стали описывать менее детализированно:
Кодакский, Сурской, Лоханский, Звонецкий, Ненасытецкий, Вовниговский, Будильский, Лишний и Вольный.
Что мы можем увидеть из этого списка?
Карта днепровский порогов (Цит. по: XIV)
Во-первых, порогов девять, а не семь, как у Константина Багрянородного. Почему так? Может быть, в старину какие-то из них объединяли, числили единым порогом? Например, Сурский и Лоханский — по сути, одна мешанина островков около устья речки Суры. Или Вовниговский и Будильский. Или Лишний и Вольный — тоже, в общем, одна гряда островов и камней…
Во-вторых, мы видим, что похожие названия частью, но всё-таки сохранились через 600 лет — от русов времён князя Игоря до времени Ивана Грозного. «Вулныпрах» Багрянородного — это, очевидно, «Волнег». Позднее Волнигский, затем Вовниговский. Вполне допустимый переход через польско-украинское посредство. Более того, у Вовниговского есть и два признака из описания императора — «большая заводь» и «излучины реки». По происхождению же название это — скорее всего, от др. русск. вълна, ст. слав. влъна, что, в свою очередь, от ст. слав. вълати «волновать». «Волновой порог». И, значит, мы смело можем учитывать эту преемственность в анализе «славянской» половины данных топонимов.
Ну а теперь пройдёмся по порогам вслед за русами Константина Багрянородного.
Напомню, он «спускает» их сверху:
спускаются по названной реке Днепр., Прежде всего они приходят к первому порогу,
1. Этот первый порог у него — Эссупи, т. е. «Не спи». У нас — Кодакский.
Порог «узок, как пространство циканистрия». Судя по плану тогдашнего Константинополя, циканистрий располагался восточнее Большого дворца, где для него места было не более 60–70 метров. К сожалению, мне не удалось выяснить, какова была ширина Днепра здесь в те годы, когда порог ещё существовал. Но то, что поляки во времена войн с казаками построили крепость Кодак как раз там, где плывущие по реке —
— с крайней осторожностью минуют этот первый порог по изгибу у берега —
— говорит, скорее всего, о том, что здесь действительно было узко.
Кодакский порог — Эссупи (Цит. по: XV)
Так что пока сведения Константина с географией совпадают.
А вот с филологией — не очень. В самом деле: по-славянски ли звучит «Эссупи»? Ни разу. Но можно ли допустить родство с «не спи»? Вполне — выпустил Константин начальную буковку, вот и всё. «Не спи» по-славянски и тогда звучало так же, как и ныне. Разве что в старославянском «съпати» звучало короткое редуцированное «о» на месте «ъ». «Не сóпи» — так, следовательно, звучало название порога, что, согласимся, похоже на «Эссупи». Просто информатор императора либо переписчик утеряли буковку «н».
А он, этот информатор, сам видел то, о чём рассказывал? Ибо если и он — непрямой свидетель, то через двойной частокол ошибок нам не перебраться.
Давайте ещё раз взглянем на информемы.
Порог столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издаёт громкий страшный гул…
…нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки…
…у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются…
…взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают.
Очевидец писал. Из тех, кто обладал информацией первого уровня — то есть сам видел и голых росов, сопровождающих свои челны через буруны, и бредущих по берегу рабов в цепях, и перевалку груза.
А с другой стороны, этот информатор очень даже реально знаком с топографией Константинополя. Помните? —
Порог столь же узок, как пространство циканистирия.
Это явно показывает византийское резидентство источника — надо быть очень хорошо знакомым со столицей, чтобы размеры описывать не в стандартных единицах измерения, а в, фигурально говоря, попугаях. Ведь последнее предполагает не только хорошее знакомство с параметрами этой замечательной птицы, но и то, что их столь же хорошо знает собеседник.
Упоминание пеликанов наводит на мысль о книжной образованности информатора. О том же говорит и доверие, с каким выслушивал его император и затем вставлял его рассказы в свою монографию.
В то же время информатор, пишущий о русах и явно видевший их в реальности и общавшийся с ними, русского языка не знает или знает очень плохо. Об этом говорит сама структура его текста. Если, к примеру, выделить в тексте росские названия порогов —
— …К первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски… «Не спи».
…Когда они пройдут этот первый порог, то… приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси…
…Четвёртый порог… нарекаемый по-росски Аифор…
…К пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос…
…Шестого порога, называемого по-росски Леанди…
…К седьмому порогу, называемому по-росски Струкун… —
— то сразу бросается в глаза отсутствие переводов с русского на греческий. Кроме сомнительного «Эссупи» других значений русских названий наш император не знает. Тот, кто давал ему информацию, был, очевидно, не русом.
Таким образом, что у нас получается? А вот что.
Да, этот человек явно побывал на Руси, причём провёл там минимум осенне-зимне-весенний сезон — от прибытия и ухода русов на полюдье до сплава с товарным караваном. Но в то же время он был византийцем по государственной принадлежности, раз ему доверял сам император. И высокопоставленным — а судя по книжной грамотности, церковным — чиновником по принадлежности социальной.
Можно даже предположить — не более, чем предположить, подчеркну, — кто это был.
Сурский порог — Островунипрах (Цит. по: XV)
Во время известного визита княгини Ольги (точнее, Эльги, как даёт источник в лице дворцовой церемониальной книги Константина же Багрянородного) в Константинополь в 957 году был организован один из приёмов. И вот среди членов официальной делегации русов, которых император одаривал денежными суммами, свои 8 миллиарисисв получил и некий «священник Григорий». Кем он был, неясно, но получил он больше, чем даже «люди Святослава», наследника престола. Хотя и меньше переводчика.
Что за священник? Вряд ли это можно теперь узнать надёжно. Но почему бы Григорию и не быть тем самым информатором императора? Возможно, в один из приездов в метрополию?
Вот где-то на базе своего не очень хорошего понимания туземных языков «священник Григорий» и породил первую часть искажений в информации, переданной императору.
Но это же обстоятельство, как мы сейчас увидим, и значительно облегчает нам нашу задачу — проникнуть в тайну названий порогов. Ибо как раз позволяет отделить ошибки информатора от, в общем, достаточно точной их дальнейшей передачи в письменном документе.
2. Второй порог, Островунипрах, — это явно принимаемый за один Сурский и Лоханский. Там сейчас Днепровское водохранилище, и прежних островов не увидишь. Разве что на старой фотографии.
Но в старину они тут были, поэтому название, скорее всего, должно пониматься как «Островной порог». Практически точное совпадение.
3. Третий — Геландри — может быть только Звонсцким.
«Геландри» как «Шум порога» ничего общего, конечно, со славянским языком не имеет. Могу для доказательства углубиться в этимологические и лексикологические детали, но не считаю это нужным за очевидностью тезиса для любого славяноязычного.
Правда, очень популярный в славянофильских кругах М. Ю. Брайчевский указывает на основу, которая —
— безусловно, имеет общеиндоевропейский характер: *ghel, *ghol — «звучать», *gal — «издавать звук», «подавать голос».
Сюда же маститый филолог привязывает —
— «глаголъ» (от «голъ-голъ» — методом удвоения основы)… «гласъ», «голосъ», а также «гулъ», «галда» — «шум», «галдеть» — «шуметь», «гулкий» — «шумный» и т. д.
Именно что «и т. д.» Ибо, конечно, «глаголандри», «гуландри», «галдаандри» способны рассмешить и не филолога. Неслучайно и сам исследователь уныло отмечает:
Оно имеет безупречную скандинавскую этимологию… Скандинавская версия предполагает Gellandi — «шумящий» или Gellandri («г-» — лексия имён мужского рода). Это действительно отличная этимология, точно отвечающая семантике, засвидетельствованной Порфирогенетом.
Ненасытецкий порог — Неасит (Цит. по: XV)
От какового уныния, видимо, учёный и обращается за объяснением на… Кавказ. К осетинскому языку:
В осет. qselsei/gaelses — «голос»; qser/; gser — «шум», «крик»; qsergaenag — «шумный»; zael — «звук», «звон»; zsel-lang ksennyn — «звенеть»; zselyn — «звучать»; и т. д. С этим приходится сравнивать и kaelyn/*gaelyn — «литься», что определённым образом связывает данное гнездо с движением воды. /70/
О как! Значит, это осетины дали название порогам? Осетины-корабелы, проходящие днепровские пороги, чтобы свезти северные меха и славянских рабов в Византию — это, безусловно, сильно.
Юморист Задорнов обратился к этимологическим разысканиям явно после прочтения Брайлевского.
4. Дальше идёт страшный, —
— огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит…
И заметка о нём демонстрирует, что перед нами вновь не перевод, а толкование, пояснение. Заметка фенолога. Ибо фраза —
— Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны, —
— смысла не имеет.
Нет, сами по себе эти милые птички ни при чем. Может быть, и жили пеликаны на порогах — вообще-то так называемый кудрявый пеликан (Pelecanus crispus), говорят, встречается в низовьях Днепра. Надо отметить и наличие в науке версии, что слово «неясыть» на старославянском языке будто бы и означало «пеликан». При этом словари обычно ссылаются на Ветхий Завет, Псалом 101,7 — эта птица кормит своих детёнышей рыбою и питает водою, сохраняемою в собственном мешке под зобом.
Вот только в церковнославянских текстах, например, в лексиконах XIV–XVI веков, название «неясыть» относится к целому ряду птиц. В частности, к пеликану, да! Но и — ворону, филину, сове, ястребу. Знаменитый В. И. Даль в своём словаре обозначает неясыть, как —
— птица баба//Видъ пугача, филина. //Сказочная, прожорливая, ненасытимая птица.
И тут же приводит и слово «пеликан», но… со знаком вопроса! Тоже не уверен был.
Итак, термин «неясыть» в церковнославянском смысле, опирающемся на библейские тексты, обозначает не пеликана, или не только пеликана, но целый ряд птиц. Неслучайно в комментариях к академическому изданию «Об управлении империей» выдающийся русский историк Г. Г. Литаврин заключает: вполне вероятно, что такое осмысление имени порога — через пеликанов — вторично. И возникло уже на южнославянской почве (а южнославянский, собственно, и послужил основой, на которой был придуман церковнославянский). Первичное же значение славянского nejesytь — именно «ненасытный». Оно и могло лежать в основе первоначального восточнославянского названия порога.
И тогда, восстановив это слово в древнерусском языке, мы находим простое —
— несытьнъ — не сытый, ненасытный.
Волнигский порог — Вулнипрах (Цит. по: XV)
И выходит первоначальное название для грозного порога — Ненасытен. Замечательный порог, расположенный вблизи сёл Никольское и Васильевка, имевший 12 уступов и похоронивший сотни судов и немало людей вплоть до тех времён, пока не знающие преград большевики не затопили его вместе со всеми другими.
А значит, зачтём императору точное его поименование. Это его информатор-комментатор ошибся с пеликанами, учёность свою книжную показывая.
5. Следующий, Вулнипрах, должен, по Багрянородному, образовывать большую заводь и находиться у излучины реки. Тут нет сомнений — Вовниговский-Волнигский в сочетании с Будильским: оба их как раз удобно и экономично обойти волоком по излучине, как о том император и пишет. И приходят наши русы этим волоком к острову под любопытным названием Перун…
Но снова отмстим проблему с филологией: «Вулнипрах» ничего общего не имеет с «большой заводью».
6. Веручи. Для него остаётся только порог Лишний.
«Веручи» вполне можно уверенно идентифицировать с переводом «кипение воды». Во всяком случае, слово «вир» в славянских языках имеет значение «водоворот, омут в озере, реке», а древнеславянское —
— вьрѣти —
— прямо означает «кипеть». И идёт оно ещё от общих индоевропейских лесиконов, ибо в литовском atvyrs означает «встречное течение у берега», vy-rius — «водоворот», а в др. — инд. vartatЊ — «поворачивается», vartaíyati — «вращает».
7. И последний, Напрези, — это, по логике, Вольный. Тут искажение смысла у Багрянородного, вероятно, самое большое:
…по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог».
Едва ли. Едва ли это так переводится. Малый — он и есть малый. В старославянском — «малъ». И, значит, опять у нас тут большое искажение.
Что такое «напрези», нслингвисту судить трудно. Зато лингвисты дают как возможное значение: «внезапно, вдруг» —
укр.напрасний — «внезапный», сербохорв.напрасан — «вспыльчивый, стремительный, неукротимый»…
…возм., родственнопраск — «треск».
Это этимологический словарь Фасмера.
Правда, есть объяснение ещё проще, да к тому же приходящее не из седых индоевропейских глубин, а из хорошего древнеславянского языка:
напрѧщи — натянуть, напрячь.
Действительно, что логичнее — напрячься на последнем пороге? Есть другой вариант того же значения — не менее подходящий:
напрѧзати — натягивать, протягивать, направлять.
«Напряги-натяни-направь!» — кричат друг другу корабелы перед последним порогом.
Ну что же, прошли пороги. И теперь у нас появляется относительно непротиворечивое толкование славянской части императорского «путеводителя»:
Вывода можно сделать два.
Мы примерно представляем, на каком языке разговаривают славяне. И в состоянии понять — хотя бы приблизительно — слова из древнеславянского языка. Может, сразу и не идентифицируем «гудьбу» как «музыку», но в контексте непременно обнаружим, что да — гудеть же!
И в этом смысле Островунипрах, Вулнипрах, Веручи, Напрези нам если и не совсем понятны, то свои.
Пусть на уровне подсознания, но мы их понимаем.
Поэтому первый вывод — в том, что мы понимаем славянские названия порогов, приведённые Константином Багрянородным! Через искажения, через ошибочные толкования, через работу со словарём — но понимаем.
А вот второй вывод…
Славяноязычному понятны такие слова: Улворси, Аифор, Варуфорос?
Не буду вежественно говорить: вряд ли. Скажу четко и прямо: нет. Если вы не осетин и не тов. Брайчевский — они вам непонятны. Аж колются — настолько чужие!
А между тем, согласно Константину Багрянородному, это как раз самые что ни на есть русские слова!
И вот это и есть второй вывод.
Мы не понимаем по-русски!
2.3.3. Что мы поймём по-русски?
Прежде чем поискать ответ на этот вопрос, давайте почитаем, что там написал византийский император по поводу русов и русских названий днепровских порогов. И так как у нас нет оснований полагать, что в инструкции своему сыну он злонамеренно исказил росские названия больше, нежели славянские, то и анализировать мы их будем по той же методике.
Впрочем, нам теперь легче. Мы уже убедились в том, что текст понятен — по-славянски. А что он не понятен по-русски — значит, мы просто языка русского не понимаем. Как это ни парадоксально для русских. Но ничего не поделаешь — простая логика. Как бы кто ни назвал непонятный нам язык — это всего лишь непонятный язык.
Который надо сделать понятным.
Что ж, для этого у нас есть несколько русских слов — тех изначальных, на которых говорили древние русы. И которые забыли мы, будучи в большинстве своём славянами, чьи предки говорили по-славянски.
С чем их связать, эти не наши русские слова? Точнее, с кем?
Логично было бы начать с тех людей, которые ходят через пороги. Ведь это их лексикон.
Как мы уже знаем из текста Багрянородного, в его годы через пороги ходили русы и славяне. Для чистоты исследования можно представить себе ещё печенегов — ода по порогам шарили, грабя проходящие суда. Да, пе будем и мелочиться: добавим в рассмотрение пресловутых осетин Брайлевского.
Со славянами проще всего: с их названиями мы уже разобрались, а сам факт их хождения через пороги и проживания возле них сомнений пе вызывает.
С печенегами тоже несложно — византийский император оставил нам несколько слов и из их языка:
Да будет ведомо, что вся Пачинакия делится на восемь фем, имея столько же великих архонтов. А фемы таковы: название первой фемы Иртим, второй — Цур, третьей — Гила, четвертой — Кулпеи, пятой — Харавои, шестой — Талмат, седьмой — Хопон, восьмой — Цопон. Во времена же в какие пачинакиты были изгнаны из своей страны, они имели архонтами в феме Иртим Ваицу, в Цуре — Ку ела, в Гиле — Куркутэ, в Кулпеи — Ипаоса, в Харавои — Каидума, в феме Талмат — Косту, в Хопоне — Гиаци, а в феме Цопон — Батана. /206/
При том, что искажения император допускает и здесь, не надо быть филологом, чтобы увидеть: мы имеем дело с одним из тюркских языков. И не надо быть лингвистом, чтобы увидеть, что печенежские слова ничего общего не имеют с русскими.
Итак, печенеги отпадают. Тогда, может быть, осетины? Ведь Брайлевский как раз толкует росское название четвёртого порога — Лйфор — через осетинский язык:
Осет. Ajk — «яйцо» (имеющее, впрочем, общеиндоевропейский характер) — довольно точно фиксирует наличие гнездовий, что подчёркивается и Порфирогенетом. Вторая основа — осет. fars (*fоrs — «бок», «ребро», «порог», то есть вместе: «порог гнездовий»). Впрочем, возможен другой вариант для второй основы — от осет. farm (в архетипе — общеиран. *раrnа) — «крыло».
Эта логика мне недоступна. Например, какой такой «порог гнездовий» образуют «яйцо» + «бок»? Или яйцо и ребро? И даже яйцо и порог? Яичный порог? Пороговые яйца?
Ну и яйцо, фиксирующее наличие гнездовий, — это, конечно, на редкость… логично.
Но дело даже не в моей логике — ну, не хватает воображения, что тут поделаешь. Но всё равно возникает вопрос: при чём тут осетинский язык?
Забавно, но именно по Айфору мы находим информацию в другом, не зависимом от текста Багрянородного источнике. А именно — на по меньшей мере двух памятных камнях, что в массовом порядке возводили скандинавы у себя дома по погибшим родственникам или друзьям.
На одном из таких камней из местечка Пильгорд (Pilgard) на острове Готланд мы читаем:
biarfaa. statu, sis — stain//hakbiam. brubr//rubuisl. austain. imuar// isafa. stain-, stata. aft. rafa//sub furi. ru-staini. kuamu // uiti aifur. uifil// — ub urn /554/
Это означает следующее:
Ярко окрашенные установлены эти камни: Хёгбъярн и его брат Хродвисл, Эйстейн и Эймунд вместе установили эти камни по Хравну к югу от Ровстейна. Они добрались вплоть до Айфора. Вифилъ дал приказание. /282/
Рунический камень (Цит. no: 282)
Это в переводе замечательной нашей исследовательницы этой темы Е. Л. Мельниковой. Я бы перевел несколько иначе, но тонкости толкований нам здесь не важны. Важно, что осетины Эйстейн и Эймунд поставили на Готланде памятник осетину Хравну, который побывал на Айфоре по приказу осетина Вифиля.
Айфор упоминается и ещё на одном руническом камне XI века:
liutr. sturimabr. riti. Stain, binsa. aftir. sunu. sina. sa hit. aki. Simsut ifurs. sturbi. -nari. // kuam. //. hn krik. //. hajnir. haima tu. //… -mu-… kar//… iuk ru-a… /554/
To есть:
Льот, кормчий, воздвиг этот камень по своим сыновьям. Звали Аки того, который посетил Айфор (или: который погиб вдали [от дома]). Вел корабль // приплыл // он в греческую // гавань. Умер дома//… //… высек руны.
Могли ли скандинавы пользоваться осетинскими названиями порогов, упоминая их на памятных камнях по своим родственникам? Могли, отчего нет. Говорим же мы «поехал в Берлин», упоминая тем самым немецкий топоним.
Да, но тогда возникает закономерный вопрос: а с чего бы скандинавам так делать? Что, у кормчего Льота слов в собственном языке не хватало, чтобы как-нибудь обозвать камни, торчащие из воды? Он слетал во Кавказ, поспрашивал там у стариков насчёт порогов, узнал с облегчением, как по-осетински эти камни обозначаются, и с удовлетворением воздвиг камень с соответствующей надписью по бедняге Аки, что загнулся возле Айфора, так, что ли?
Нет, воля ваша, а тоже как-то неловко получается.
Может, русы просто пользуются названиями, унаследованными от иранцев-сарматов, то есть предков осетин?
Может быть. Оно, конечно, интерес степных всадников сарматов к чисто речным топонимам требует отдельной поэмы. Но почему бы и нет: надо же им было как-то обозначать, у какого камня они будут встречать и раздевать корабелов.
Вот только в X веке никаких сарматов вблизи порогов и быть не могло. И иранцев тоже. Кончились сарматы. Лет за 600 до рассматриваемого времени. И, значит, нашему Льоту надо было отправляться в библиотеку, штудировать там фолианты и монографии, чтобы выяснить, как же, чёрт возьми, называли сарматы эти проклятые пороги!
А данное предположение, согласимся, требует ответов на следующие вопросы: откуда, например, у Льота такая страсть к сарматам? была ли у сарматов столь развитая письменность, чтобы оставить по себе географические сочинения? был ли Льот достаточно грамотен в сарматском, чтобы понять их? да и вообще — был ли он грамотен? И, наконец, главный вопрос: где он нашёл библиотеку на тогдашнем Готланде?
Но можно на эти вопросы не отвечать. Ибо логика изложения императора Константина не позволяет предположить, что русы пользовались вообще не своими словами, обозначая пороги.
Смотрим: корабли у нас ведут, как говорит Багрянородный, — русы. И названия порогов даны по-русски. То есть на языке тех, кто ведёт корабли. И если русы пользуются осетинскими названиями, тогда остаётся только один ответ: русы — осетины.
Какие интересные у нас осетины получаются! Зовут их Карлами, Хёгбьярнами, Эймундами и Хродвислами. Работают они, степные всадники, кормчими, то есть штурманами кораблей дальнего плавания. Ставят надгробия в Швеции. Добрались от Владикавказа до Балтики, соорудили корабль, доплыли до Готланда и воздвигли там камень…
Кстати, тогда и это — тоже осетины:
…Карлы, Инегелдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидулъ, Фостъ, Стемиръ, иже послали от Олга, великаго князя рускаго.
Как интересно! Так и видишь эту сцену:
— Аве, цесари Лев и Александр! Прибыли к вам на переговоры. Позвольте представиться: Карл, Инсгсльд, Рулав и так далее. От рода осетин…
Вот, должно быть, остолбенели цесари, увидев хорошо знакомых им аланов с именами Фарлоф и Рулав, да еще выступающих от имени русов! А те недавно едва Царьград не взяли, приплыв к нему на сотнях кораблей, и были так похожи на норманнов, что их норманнами и называли!
Можно представить себе также и удивление императора Людовика в Ингельгейме после того, как он распорядился проверить аутентичность послов «народа Рос». Ещё бы! Прибывают два посла, представляются осетинами, представляют осетин, говорят по-осетински… Просят их пропустить с территории нынешней Турции в северокавказскую Осетию через территорию Германии.
А на поверку оказываются — шведы!!!
А потому, чтобы не иметь дело с «ребристыми яйцами» и осетинами, визитирующими немецкого императора от имени русов, подойдём к делу без предвзятости. Тем более что у меня, скажем, не вызывает непереносимых душевных мук осознание того, что росы-русы говорили на не славянском языке и были, следовательно, не славянами. И я не собираюсь исторгать первых руководителей моего государства из числа моих предков только на том основании, что они не имели чести принадлежать к древлянам или мифическим полянам.
Так что попробуем объективно разобраться, на каком же языке говорили эти пресловутые росы.
Сначала посмотрим, не проявляются ли похожие названия ещё в каких-либо источниках.
Про рунические камни с упоминанием Айфора мы уже говорили. Значение этого слова мы ещё попытаемся найти, но вот его основа —
— for(-s) —
— оказывается, весьма продуктивна в скандинавских языках.
Скажем, в Исландии мы находим топонимы —
— Forsá, Forsvöllr —
— и им подобные.
Интересен их перевод. В первом случае — Порожистая река, во втором — Долина водопадов.
И подобные топонимы-гидронимы во множестве встречаются и в Швеции, и в Норвегии, и в Финляндии. И в своих комментариях в академическом издании сочинения Константина Багрянородного выдающийся русский исследователь В. Г. Литаврин даёт похожие примеры:
…Названия второго, пятого и, возможно, четвертого порогов, аналогичные Storfors, Degefors, Langfors, Hogfors, Djupfors и другим в Швеции, где апеллятивы характеризуют называемый объект (ср. топонимы с терминами holmr — «остров», gryna — «подводная мель», har(a) — «каменная мель» и др.
На ещё один образец подобного образования топонима указала также Ю. Короткая. Она привела пример реки Ванда в словаре Брокгауза и Ефрона:
Ванда — река Нюландской губернии, в Финляндии, дл. 75 в., впадает в Финский залив в 5 в. от Гельсингфорса. Полноводна и порожиста (порог Гаммелъстодсфорс до 20 фт. выш.), 1550 при устье В. был основан г. Гельсингфорс, перенесенный на нынешнее место 1739.
То есть, повторим, такие топонимы — нормативны.
Впрочем, и это неважно. Ибо в древнесеверном языке мы и находим буквальное:
for-s (l), fos-s — водопад; брызгать, фыркать, прыскать.
Слова «порог» нет, верно. Но его нет, скажем, и в немецком. В смысле сам «порог» есть, конечно, но вот в смысле речного — нет. Заменяется длинным словом Stromschnelle — «быстрота потока». Быстрина. Впрочем, немецко-шведский словарь, ничтоже сумняшеся, даст перевод этому слову… ага — fors.
В общем, не будем наводить на плетень Бритву Оккама и мирно признаем fors — порогом. Речным.
И тогда у нас получаются дивные вещи с нашим багрянородным свидетелем. Искажения там, конечно, ещё больше, чем при славянской передаче названий. К примеру, вечно тянет грека — или того информатора — на греческое «-форос». Но раз уж мы увидели Айфор в Швеции, то примем в качестве рабочей гипотезы, что и другие «-форсы», «-ворсы» в нашем тексте про пороги означают-таки «пороги». Если что-то похоже на утку, плавает, как утка, крякает, как утка, то перед тобой, скорее всего, утка. Селезень, на худой конец.
И вот что тогда выходит на древнесеверном.
Улворси = Улфорс —
на выбор:
Olmfors = бушующий, бешеный, штормовой, дикий, крутящийся порог
или
Ol(l)fors = от ремень, лента, угорь + порог, т. е. «извивающийся» порог.
Или более поэтично. Оl-, al — вполне допустимое смешение произношения. И получаем мы простое и незамысловатое: al-l-r — «все, всё» и for-s — «сила, гнев». Иными словами, «Все-Сильный», «Все-Гневный».
Но здесь мы подходим ещё к одному очень спорному вопросу.
Мы ведь знаем, что по-славянски название второго порога «Остроунипрах». И поэтому сегодня многие исследователи послушно ищут «Остров у порога» и отсюда — изобретают что-нибудь вроде северного Holmfors, острова с порогом или с водопадом. Получается не очень убедительно, да и зачем? Мы же уже убедились, что Константин составлял не словарь, а путеводитель.
Зато «Островной порог» у нас появляется в другом месте:
Еу (а в древнешведской вариации — ai)fors = островной порог (!)
Именно «еу», ибо «holm» — это скорее остров-холм, остров на море. А вот «еу» как раз этимологически близок с понятиями «вода, река». Впрочем, бывает по-разному — громадный остров Эзель на Балтике тоже идёт от Ey-sysla.
Ещё одно имя — «Волнового порога» —
— Варуфорос = В(Б) аруфорс —
переводится с древнесеверного даже скучно:
Bör-a-fors — волновой порог.
Или, раз уж взялись альтернативы предлагать:
Var-I-fors — внимательно, осторожность при пороге.
Возможен вариант, по-скандинавски поэтичный: bör-а — волна и ufar-r — неспособность пройти, пробраться. То есть: «Волна, которую не преодолеешь». «Непускающая волна», в общем. Мёд для фантастов.
Что ещё возможно — и мне лично нравится: это контаминация к излюбленной викингами многозначной двусмысленности. Ваr-аr, bar-Ir — гробовая доска + ufar-a — препятствие, опасное положение. То есть — «Гробовая доска на опасном пути». Это, конечно, практически нсвозхможный перевод, но сама поэтика хороша!
В общем, вот что значит плюнуть на идеологию! Ничего не вытягивали, ничего к ответу не подгоняли. Потянули за ниточку Айфора — и вытянули варианты, из которых как минимум два соответствуют славянским аналогам. Да и Улворси-Olmfors-Бушующий, признаем, от Веручи-Клокочущсго недалеко ушёл.
Но вот дальше начинаются трудности. Какой-то —
— Эссупи, что означает по-росски «Не спи»…
Непонятный Геландри, звучащий ни разу не по-славянски, но по-славянски означающий «Шум порога»… И два названия вообще без комментариев — Леанди и Струкун…
Попробуем разобраться.
Легче всего начать с Эссупи — тут нам всё-таки перевод дали.
Очень многие комментаторы с торжеством хватаются за это самое Эссупи. «Не спи! Ves uppi!» — громогласно напоминают они не самый удачный перевод Томсена и с наслаждением объявляют, что ничего общего с «эссупи» в этом не имеется, а «v» непонятно куда у Константина делось. Не спорю. Хотя, справедливости ради, отмстим, что и «н» для славянского варианта куда-то пропало. С тем же успехом можно показывать пальцем и смеяться над фразой: «Э! Сни!», которая неоспоримо вытекает из слова, приведённого Багрянородным.
Но смеяться не будем. Будем разбираться.
Может, осетины по этому поводу чего полезного скажут?
Да, говорят они устами Брайлевского, —
Первый порог называется Эссупи. В современной номенклатуре ему соответствует название «Будило».
Я в восхищении перед этими ловкими парнями — осетинами Брайчевского! Будильский — седьмой по счёту, а не первый. Миновать в сонном виде две трети порогов и заорать «Не спи!» только ближе к кощу плавания! Непонятно, как это они вообще названия типа Ненасытен запомнили — они ж его проспали!
Ну и дальнейшая аргументация уважаемого профессора — такого же уровня:
Действительно, корень, присутствующий в данном термине, имеет общеевропейский характер. Ср.: санскрит, svapi-ti — «спать»; зенд. xvapna — «сон», xvap-ap — «спать»; грен. Unvoe — «сон»; латин. Somnus — «сон»; лит. sapnas — «сон»; латыш, sapnis — «сновидение»; нем. Schlafen — «спать»; англ, to sleap — в том же значении; общеслав. — «сон», «спать»; осет. xoyssyn — в том же значении и т. д.
И тут же оговариваются:
Впрочем, общеиндоевропейский характер данного термина снижает доказательное значение сопоставления.
Впрочем, объясняют:
Скифский термин «spu» (в значении «глаз», «спать») зафиксирован ещё Геродотом в V в. до н. э. в двуосновной глоссе.
А затем переходят к излюбленным осетинам:
Гораздо большую роль играет начальное «э». В осетинском языке «ае» — «негативная частица, образующая первую часть многих сложных слов со значением отсутствия чего-либо».
Иными словами, даёт понять маститый историк, «ae-spu» означает отсутствие глаза?
Однако после прочтения торжественных слов —
— Таким образом, скифо-сарматская этимология оказывается вполне безупречной и более предпочтительной, чем скандинавская; она не требует никаких поправок —
— я всё понял. Уважаемый Михаил Юлианович попросту… издевался над ЦК КПСС! Он получил задачу выкинуть ненавистных шведов из русской истории — и он это сделал. Дав, однако, понять всем разумным людям настоящий смысл своего лингвистического разыскания. А что? — ежели ты VI в. н. э. объявил эпохой, —
— когда процесс формирования славянской (Приднепровской) Руси (или «Руси в узком значении слова») уже проявил себя в достаточной степени —
— отчего бы и одноглазых осетин не объявить русскими моряками?
Интересно, ожидал ли он, что станет знаменем всех антинорманистов, которые в отчаянии откажутся уже и от славянства русов — чёрт с ними, пусть хоть осетинами будут… Лишь бы не шведами!
Между тем именно из шведского совершенно непротиворечиво восстанавливается «росское» значение имени первого порога.
«Не спи» — это означает: «будь внимателен, будь настороже!» Не так ли? Вряд ли это выражение употребляли в прямом смысле: думаю, спать перед первым порогом народ тянуло не больше, чем спать за рулём машины на горном серпантине.
А как в древнесеверном будет звучать привлечение вниманий? Самым «бягрянородным» образом: sjă — смотреть + up-p-I — наверх.
А в целом — устойчивое словосочетание, которое переводится «будь внимателен». Соответствие заданному императором слову практически полное. И даже в современных языках это выражение осталось практически тем же. Вспоминаем, например, шведский язык и немедленно находим: se upp — смотри внимательно, будь осторожен!
И современный немецкий несёт эту древнюю память: aufsehen — поднимать глаза, надзирать. А существительное Aufsehen и означает «внимание, интерес». И как скажут немцы: «подними глаза, смотри внимательно»? Sehe auf! — скажут они. Смотри вверх!
В общем, скажем так: до славянского «не спи» от «эссупи» дальше, нежели от «эссупи» до «sjă uppi».
Так что —
— Sjă uppi — будь внимателен.
Дальше у нас на очереди «Шум порога».
Он якобы по-славянски значит… А что, собственно, значит? Написано же: значит «шум порога». Это действительно по-славянски. А насчёт Геландри никакого особого указания нету. Ясно только, что не существует такого слова в славянском языке. Не в том смысле, что нельзя придумать варианты — как мы убедились, можно. Профессиональные лингвисты могут чудеса творить.
Но и мы, простые носители славянского языка, — сила немалая. Уж мы бы родное почувствовали. Как с «Вулнипрахом». А здесь — не чувствуем. Так что нет для нас, сирых, прямого запрета предположить, что «Геландри» всё-таки — тоже русское название. А не славянское.
И как только мы это предположим, открывается бездна вариантов. Особенно, если допустить возможность следующих толкований: gel-, gell-, gjel-, gjoll-, hel-, hjell-, hell-, hjoll-. И на конце не только and-r, но и также hjand-. Что же видим? Gjal-l-a — громко звучать, орать + and-r-ja — путаница, беспорядок, смешение. То есть —
— Gjallandrja — ревущая путаница, ревущее бурление.
Не похоже ли на то, что и сегодня можно видеть под плотиной, там, куда падает вода?
Хотя мне опять больше нравится поэтический вариант. Gjoll — это вообще-то название реки в скандинавском аду. Одной из двенадцати, что пошли от Élivágar, ледяных рек, которые текли в Гиннунгагапе (Ginnungagap) — хаосе-пустоте, что существовал до создания человечества. Где-то так:
Вне Муспелъхейма (Muspelheim) —
— мир огня на юге —
— лежит пустота, называемая Гиннунгагап, к северу от неё — Нифльхейм — мир грозной темноты и холода. В этом мире появился родник —
— или же колодец —
— Хвергельмер (Hvergelmer), и потекли из него двенадцать рек. Имя этих рек — Эливагар. Реки замёрзли и заняли Гиннунгагап. Когда ветер, дождь, лёд и холод встретят тепло и огонь Муспелъхейма в центре Гиннунгагап, родится место света, воздуха и тепла. /156/
В общем, Дух Божий метался там над водами, пока мозги Имира не были подброшены в воздух. Впоследствии через Гьёлль по мосту Gjallarbrö проскакал Хермод, чтобы просить повелительницу ада Хель отпустить любимого всеми бога Бальдра.
Этакая древнескандинавская река Стикс.
Любопытно, что Gjöll — это ещё и название скалы, к которой прикован злюка Фенрир, — волк, который в день Рагнарёка проглотит Солнце.
Так что по мне — это самый тот вариант для поэтических убийц, какими были норманны: «Адская скала над бурлящим потоком Ада»…
Впрочем, можно непоэтично взять —
— gjalf-r — шум, сильный прибой, грохот волн.
С помощью суффикса — and-, образующего причастие I, получаем —
— gjalfrandi — шумящий, грохочущий.
При том уровне искажений, что мы уже приметили в данном документе, перенос «р» на другое место — вещь вполне возможная.
Так что и тот самый «Шум порога» — тоже подходит. Только император перепутал — не по-славянски то было, а по-русски…
Дальше у нас идёт Леанди — якобы аналог Веручи, «Кипение воды». Но «Кипение воды» мы уже видели, а что такое Леанди по-древнесеверному? От ljo, ljo-г, leu- (резать, рвать, лишать) + an-d-I (дыхание, дух). То есть тут перевод вообще оказывается прозрачным:
ljoandi — «Срывающий дыхание», «Обрывающий дух»!
Но опять же — есть вариант менее поэтичный:
ly-ja — ударять, бить, разбивать в щепы или на осколки.
И всё тот же суффикс — and — даёт нам ну полностью соответствующий источнику вариант:
ly-j-and-I = lyjandi — разбивающий в щепы.
И последний порог. Струкун. Это имя славянофилы приводят в доказательство того, что «росские» названия — суть тоже славянские. Но тогда, получается, Константин Багрянородный в твёрдом уме и трезвой памяти пишет:
по-славянски это будет так-то, а по-славянски же — так-то, и означает это по-славянски то-то, а по-славянски — то-то.
Конечно, император, как все ромеи, пил вино как воду, — но в других местах своего трактата он выглядит достаточно трезвым, чтобы не воспарять до таких высот диалектики…
Возможно, он что-то перепутал? Возможно. Ибо — отрицать глупо: Струкун единственное из «русских» названий, что звучит по-славянски. Как то:
строуга — струя, течение.
Но это, согласимся, странно для порога, который как раз струю и течение прерывает.
Тогда можно предположить —
— стръкъ —
— аист, и даже лебедь. Ничто ведь не мешало Константину или еще его информатору перепутать места порогов и аистов подменить пеликанами — ради красоты словца.
Но это опять — допуски.
Я не случайно — про допуски. На древнескандинавском они для названия этого порога также достаточно велики.
Так, по-древнекандинавски оно звучит… — так же! «Струкун» — от strok-a = бить. Звучит на слух — «струкка». Соответственно,
strokand — бьющийся.
Правда, этот вариант не нравится лингвистам. Это, говорят, не зафиксированная в древнесеверном, а лишь предположительно восстановленная основа. А регулярным глаголом для «бить» является stijúka.
Тогда у нас выходит stijúk-and. В общем, всё равно похоже, хотя звучит ближе к «стриканд», нежели к «струкун».
Но при этом совершенно рядом находится и —
— streng-ja — натягивать, усиливать, укреплять.
Это, конечно, уже довольно далеко от «Струкуна» — но зато совсем близко от «Напрези — натяни».
Тогда получается:
Strengand — натягивающий, напрягающий.
Соответствие очень близкое!
Но, разобравшись с названиями, приметим ещё одну перепутаницу: география названий порогов по-русски и по-славянски не совпадает. То есть если следовать прямо за текстом Багрянородного, то «Островной порог» у славян будет на втором месте, а такой же «Островной» у русов — на четвёртом. А на втором будет русский «Бушующий». Зато славянский Ненасытен, за свои зверства удерживавший свое кровожадное название аж до XX века, у русов вызывает ноль уважения и является всего лишь «Островным». Зато ментально аналогичный «Разбивающий в щепы» соответствует «Клокочущему».
Иными словами, славянская номенклатура не соответствует русской.
Какой же порядок выбрать? Константинов — или логично вытекающий из перевода?
Отметим, пока отставив в сторону этот географический вопрос: русы, кем бы они ни были, почти всегда — за исключением пресловутого Ненасытца, засиженного пеликанами, — следуют за славянской номенклатурой. Но следуют, приводя славянские ойконимы к древнескандинавским.
А значит, логика перевода — предпочтительнее. И начало этой логике задаёт Ненасыт. Ибо ненасытно поглощает он корабли. Ломает, топит, разбивает в щепы. А потому будем отталкиваться от этого варианта, допустив, что славянский информатор Константина Багрянородного, явно не владеющий русским языком, пороги перепутал местами. Ну, или переписчик.
А теперь можно свести все наши реконструкции в табличку.
Итак, русы — скандинавы?
Один из моих ценнейших оппонентов в «Живом журнале» gimlithedwarf призвал подумать о следующем обстоятельстве:
Нисколько не поддерживая любые этимологии названий порогов кроме как скандинавские, тем не менее замечу, что если кормчий Льот не стал интересоваться любыми другими названиями, то отчего бы ему не придумать своё, как обычно и поступают путешественники. Отсюда и вытекает то предположение, которое сделал Антон Горский — скандинавские названия порогов суть названия, данные варягами-наёмниками, которых в Византии справедливо воспринимали как русь.
Почему? А вот почему, говорит собеседник, ссылаясь на действительно замечательную работу А. А. Горского «Русь: От славянского Расселения до Московского царства»:
Единственное, что могло быть известно Константину — это то, что данным языком пользуется некая часть тех, кто в Византии именует себя «русью». Насколько значительна была эта часть — определить на основе только данного источника невозможно; с равной долей вероятности можно допустить и 100 %, и ничтожно малую долю.
…Таким образом, сведения главы 9 трактата Константина позволяют лишь утверждать, что определённая часть «руси» пользовалась скандинавским языком.
…В той же главе 9 «De administrando imperio» в рассказе об объезде дружинниками киевского князя подвластных «Славиний» с целью сбора дани это мероприятие называется славянским словом πολύσια — «полюдье» (а не его скандинавским аналогом «вейцла»), а также, вероятно, передается в греческом переводе славянский глагол «кормитися». Исходя из этих свидетельств, можно предполагать, что киевская династия и её окружение, основу которого составляли потомки дружинников, пришедших в Киев с Олегом в конце IX в., в середине X столетия пользовались славянским языком. Кто же тогда говорил на скандинавском языке, определенном в «De administrando imperio» как «русский»?
Игорь, согласно «Повести временных лет», нанимал варяжский воинский контингент для несостоявшегося похода на Византию 944 г.
…Эти люди родились в Скандинавии и, естественно, продолжали пользоваться скандинавским языком. В Византии они, будучи на службе русского князя, представлялись как «русь», наравне со славяноязычными носителями этого этнонима. Очевидно, из этой среды и происходил информатор автора «De administrando imperio» о скандинавоязычных названиях днепровских порогов. Он сообщил наименования, которыми пользовались уроженцы Скандинавии, передвигавшиеся по «пути из варяг в греки». Поскольку информатор относился к «руси», автор трактата и определил данные топонимы как «русские», чётко представляя, что известный ему параллельный перечень названий, хотя и используется тоже представителями «руси», принадлежит языку славянскому.
Прошу прощения за длинную цитату, но опа важна для правильного понимания того, что я скажу дальше.
А я скажу следующее. Я не отрицаю ни постепенного ославянивания руси, ни подпитки её выходцами из Скандинавии, регулярно появлявшихся на Руси в качестве наёмников-варягов. Об этом, кстати, будет разговор чуть дальше. Но на самом деле очень просто установить, что эти вышеприведённые основательные соображения… безосновательны! Более того, они указывают путь в никуда.
В самом деле. Предположим, что названия порогов даны варягами-наемниками. Тогда кто оставил скандинавские археологические памятники на Руси? Тоже наёмники? Хорошо. А вот эти имена:
Карлы, Инегелдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидуль, Фостъ, Стемиръ, иже послали от Олга, великаго князя рускаго —
— их кто оставил под государственным договором? Опять наёмники из Скандинавии?
А где тогда русь? И кто тогда такие — русы, кои должны, как мы знаем, быть в фундаменте государства, коли даже первые властители его носят титул князей русских? На плечах кого стоял их престол, если не русов? Но если всё вокруг — от названии порогов до археологии — следы пришельцев с севера, то где следы русов?
Упираемся в тот же вопрос, что со славянами: есть следы славян, степняков, финнов, скандинавов — простите, а пресловутые русы где?
Остается только одно трезвое объяснение: и русы, и варяги были скандинавокультурны, коли уж первые не могут быть ни славянами, ни финнами, ни, тем более, степняками уже хотя бы по признаку языка.
Но это означает, в таком случае, простую мысль: под предводительством Антона Горского мы ломимся в открытую дверь.
Кроме вышеуказанного соображения, эти конструкции зиждутся на довольно слабом тезисе, что в Византии не различали варягов и русов. Между тем мы уже знаем, что различали, мы об этом говорили. Варанги служили в Константинополе, а русы приходили то с товаром, то с мечом — но неизменно извне. Снаружи.
Кроме того, и сама постановка Константином русов в центр общегосударственных мероприятий с славянскими пактиотами показывает, что он считал их тем самым руководящим элементом на Руси, который мы всё время ищем. А руководители не могут быть одновременно наёмниками. Более того, невозможно и предположить, что в самой первой главе император пишет сыну:
[Знай], что пачинакиты стали соседними и сопредельными также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб…
[Знай], что и у царственного сего града ромеев, если росы не находятся в мире с пачинакитами, они появиться не могут, ни ради войны, ни ради торговли…
— он имел в виду неких наёмных варягов. У наёмников нет своей территории, им не надо заботиться, чтобы её не грабили, им не надо ради этого быть в мире с печенегами.
И если по-русски говорят люди, про которых император Византии знает, что они имеют собственную государственную территорию, государственную политику и государственную торговлю, и указывает сыну, что звать их «росы», — то крайне сложно предположить, что путает их с наёмными выходцами из Скандинавии.
А коли не путает их самих, то не путает их и как носителей языков.
Впрочем, некоторые, соглашаясь с неотразимыми лингвистическими и логическими аргументами, цепляются за последнюю соломинку. Они утверждают, что росская номенклатура порогов употреблялась уже не всею русью, ко времени Багрянородного достаточно ославянившейся, а лишь некоторыми ограниченными отрядами скандинавов, входивших в состав руси.
Ну что ж, с этим трудно спорить. Разумеется, русь ославянивалась в процессе совместного жития с большинством населения управляемых ею территорий. И в процессе уже отмеченного нами неизбежного сотрудничества с элитами этого населения.
Но в любом случае вышеприведённое утверждение не имеет важного значения. Во-первых, за полной его недоказуемостью. А во-вторых — за отсутствием нужды в доказательствах.
Ибо мы и так видим — Константин Багрянородный указывал своему сьшу, что:
а) русь фактически правит «под-данными», то есть облагаемыми сю данью славянскими племенами;
б) русь выступает на международной арене договорно-правовым субъектом;
в) русь организует «национальные проекты» среди покорённых племён.
Так какая разница, из кого состоит эта «направляющая и организующая»? Пусть она вообще будет передовым отрядом большевиков-коммунистов, представляющих негров преклонных годов, неведомо зачем выучивших русский в отсутствие в тогдашней Скандинавии какого бы то ни было Ленина!
Тем не менее всё же сформулируем более корректно: русские лоцманы дали название порогам на древнескандинавском языке. С определенным шведским флёром.
Тут, впрочем, важно оговорить ещё одну вещь.
Как очень точно заметил мой постоянный собеседник в Интернете j_waksman, —
Отношение языка русое IX–X веков к современному свейскому можно сравнить с отношением современного африкаанса к современному голландскому, т. е. оба происходят от общего предка, причём один носит колониальный характер в ситуации определённой изолированности. Расхождение можно датировать VI или VII веками, когда обнаруживается гибридная археология сначала на Аландах, а затем в Западной Финляндии.
А далее от русов уже на нашей территории пошёл диалект древнесеверного, который в условиях постоянного контакта с местными племенами при подавляющем численном превосходстве племён славяноязычных, — постепенно брал от них лексику, синтаксис и всё прочее, что так любят филологи.
Оно и понятно: местные жёны, местные слуги, местные воины-ополченцы, лучшие из которых, как Илья Муромец, приходили в русь, вступали в русские дружины. Дети при местных матерях росли уже двуязычными, а в условиях, когда разговаривать на прежнем своём языке было не с кем, дети детей утрачивали уже и двуязычие.
Именно поэтому в нынешнем русском — славянском русском — языке осталось очень мало слов, происхождение которых имеет явные скандинавские корни. Пара десятков. Но они очень характерные, эти слова. Например, «князь», как доказывается лингвистами, идёт от «конунга», так же как «витязь» — от «викинга». В этом же ряду — государственных и воинских терминов — стоят также «гридь», «тиун», «ябетьник», «стул» (это в смысле — «стол», «престол»), «стяг», «вира», «суд». Ещё ряд терминов касаются торговой сферы — и снова терминов ключевых: «лавка», «скот» (как денежная единица), «ларь», «ящик». Ряд слов идёт из морской терминологии: «якорь», «шнека», «сельдь» и ещё что-то.
Но то, что их мало, этих терминов из дославянского русского, как раз не проблема. Это решение.
Не так давно в Риме прошли «Кирилло-Мефодиевские чтения», где обсуждались —
— вопросы становления славянского языка через христианство.
Среди участников — учёные высшего класса: Институт славяноведения РАН, факультет иностранных языков и регионоведения МГУ им. М. В. Ломоносова, Флорентийский университет, римский университет «Рома тре» и так далее.
То есть для профессиональных лингвистов и славяноведов вполне очевидно, что именно церковнославянский язык оказался государственным на Руси, нормативным для элиты страны. И в качестве такового он влиял и на «бытовой» древнеславянский, и уж вовсе противостоял «пришлому» русскому! Именно в ходе этого процесса русские слова уцелели только в тех сферах, где вопросы религии большой роли не играли: на море и в торговле. И в государственном управлении — ибо там от устоявшихся терминов отказаться очень трудно.
Так русский древнесеверный и оказался утрачен.
2.3.4.0 чём говорят древнерусские имена
От языка русов до нас дошли не только названия порогов. Но ещё и имена бояр и послов из окружения великих князей киевских Олега, Игоря и Святослава, что заключали договоры с византийцами. А также имена из летописей и других возможных источников, где их можно встретить.
Взятые из этих текстов, ниже приводятся все очевидно не славянские имена. В левом столбце — в древнерусском изложении (в современной транскрипции). Далее следуют те же имена, найденные мною в скандинавских сагах. Если будут соответствовать друг другу, то вопрос с этимологией решается как бы автоматически, не так ли?
В третьем столбце тоже скандинавские имена, но взятые уже с каменных скрижалей — с камней с руническими надписями, что обитатели севера ставили вместо надгробий по своим умершим или не вернувшимся из дальних мест родным.
Наконец, дальше идут попытки расшифровки. Имена скандинавов почти всегда что-то значили. И почти всегда состояли из первичных элементов. Вот они и представлены. Вместе с переводом.
Таким образом, предпринимается попытка привязки известных нам летописных имён к древнескандинавским языкам, то есть передачи смысла имени или составляющих его корней. Знак вопроса означает, что мне не удалось найти удовлетворительную скандинавскую этимологию. Или нашёл, по с моей точки зрения она сомнительна.
Итак, неславянские имена, встречающиеся в русских летописях:
Таким образом, мы наблюдаем следующую картину. Из 85 «иностранных» имён на страницах русских летописей —
— 14 имеют полные аналоги в сагах;
— 24 — в надписях на рунических камнях;
— 71 имеет вполне прозрачную и подчас даже очевидную скандинавскую этимологию.
Как хорошо по этому поводу сказал известный исследователь этого вопроса Лев Клейн, —
— имя Аскольд находится в одном ряду с именами Свенельд, Гарольд, Арнольд и т. п., а не с такими, как Святослав или Всеволод — для всякого непредвзятого человека, даже не для лингвиста, это очевидно. Имя Рюрика отХрёдрига и подобных лингвисты могут вывести, а от Рарога — никак. /186/
И лишь 14 летописных героев иностранного происхождения имели не скандинавские или сомнительно скандинавские имена. Это 16 %.
При этом, однако, эти люди звались и не по-славянски. Тудко, Туад, Тилен, Мутур, Каницар — явно не Безуй, Нежка, Мал или Ждан.
Впрочем, славян ведь мы и так вычеркнули. И теперь не можем сравнить, сколько же в древнерусской элите было людей скандинавского, а сколько — славянского происхождения.
Что же, это упущение нетрудно исправить. Давайте точно так же пройдёмся по той же «Повести временных лет» от её начала до конца правления Ярослава, то есть до уже уверенного образования древнерусского этноса. И посмотрим, сколько среди героев летописи встретится славянских имён.
Правда, мы на слух верить не будем. А будем верить мы словарям — очень неплохому «Slovnik jazyka staroslovenskeho», изданному Чехословацкой академией наук под редакцией Йозефа Курца, и, конечно, легендарному Срезневскому. И Тупикову с его «Словарём древнерусских личных собственных имён».
Кстати, если проверить Волчьего Хвоста на «скандинавскость» — уж больно имя говорящее! — то оной не получается: Ulfspordr или Stertulfr нам в древнесеверном ономастиконе не знакомы. Так что это точно славянин.
С именем Гордята не так всё просто, как кажется. В том написании, как дают его летописи — через «о» — этого корня в древнеславянском и древнерусском языках не существует. Есть «гърдь» — действительно «гордый». И древнерусский летописец едва ли мог ошибиться: для него это были две разные буквы. Как, например, для нас «и» и «й».
Но тем не менее — оставим. Не жалко.
Мстиша — опять же не прозрачный случай. В древнерусском имелось обязательное «ь» после «м». Без этого слово становится бессмысленным. Но тоже оставим. Тем более что, скорее всего, тут могло быть уменьшительное от Мстислав.
Далее идёт Ута — очень даже далеко от «утки».
Конечно же, надо оговориться: в летописи попадали далеко не все славянские имена. Отрицать наличие на территории будущей Древней Руси славянского населения было бы глупо.
Но летописи тогда — как сегодняшние журналы. Если кто-то в них попадает, — то только тот, кто своим деянием или не деянием подал так называемый информационный повод. Сегодня времена, конечно, демократические, а потому в средствах массовой информации полно упоминается и случайного народа. Но и то — по частоте упоминаний тех или иных имён разведчики до сих пор слагают донесения о тонкостях политического расклада в странах наблюдения. А уж во времена Нестора стать «ньюсмейкером» было и в самом деле тяжело. Надо было перебить кучу народа, чтобы тебя упомянули. Либо быть представителем власти. Так что мы не ошибёмся, если примем как исходное положение о том, что упомянутые в летописях персонажи в той или иной мере представляли собою элиту тогдашней власти. Государственную элиту.
Правда, великокняжеские имена я не стал сюда вставлять. За очевидностью их перевода. Всеслав или Ярослав — чего там не понимать? Исключение — Позвизд. Он дважды выпадает из списка ранних великих князей — и по имени, и по судьбе. Двадцать лет в порубе просидеть ни за что — не шутка… Поэтому добавим их отдельно:
Святославъ, Ярополкъ, Володимиръ, Туръ (который, впрочем, может быть скандинавом, но оставим его среди славян, ради объективности), Вышеславъ, Изяславъ, Святополкъ, Ярославъ, Всеволодъ, Мьстиславъ, Борисъ, Глгъбъ, Станиславъ, Позвиздъ, Судиславъ.
Останемся по-прежнему великодушны, хотя лингвисты сомневаются в славянской этимологии имени Владимир, а имя Борис уж точно не славянское. Запишем всех в славяне. Всех 15.
И что же мы видим?
У нас 52 представителя не русской элиты — не скандинаво-русской, имеется в виду. Против 71. Это —42 процента. Что уже само по себе немало говорит о соотношении русской и нерусских элит за 150 лет постоянного разбавления русов местными уроженцами.
Но ведь и из этих 52 «нерусских» — не все славяне. Лишь 29 имеют имена, которые можно признать славянскими. Часть с натяжкою, правда, но это не столь важно. Более того: для полной очистки совести добавим ещё два имени — Володислав и Предслава, которые упомянуты в договоре Игоря с греками 944 года, хоть они и княжьи.
«Подарим» даже Жидяту и Торчина. Это всё равно ничего не меняет. 71 скандинав, 52 не скандинава, из которых всего 29 славян — сколько это в процентах? А я скажу: 23. Меньше четверти!
Это ли означает громадное участие славянских элит в процессе образования русского государства?
Что означает имя легендарного Кия? Который…
В смысле: это и означает. Притяжательное местоимение.
Основатель Киева по имени Который! Звучит…
У него есть брат. С именем Щек. Которое к «щеке» никакого отношения не имеет, но которое можно — очень условно! — вытащить из «щекотать», как тогда выражались о соловьином пении.
И, наконец, брат Хорив — с именем по библейской горе — тоже заставляет задуматься. О том, что — да были ли они вообще, эти героические братья? А если были, то… То не были ли они… иудеями? Хазарами, например…
Во всяком случае, имеются попытки — не последних людей, таких как Данилевский, Прицак, Петрухин — объяснить эти имена через иврит и вывести основателей Киева как раз от хазар. В частности, О. И. Прицак упоминает свидетельство ал-Масуди:
Ахмад бен Куйа (Киуа) был хазарским вазиром, когда ал-Масуди составлял свой труд, то есть в 30 —40-х годах X в. Куйа… было имя отца вазира. Поскольку в кочевых империях, особенно имеющих тюркские династии (как в хазарской державе), должности министров были наследственными, то можно предположить, что Куйа был предшественником Ахмада (или его старшего брата, если был таковой) в должности вазира. Таким образом, в течение последнего десятилетия VIII в. и в первом десятилетии IX в. должность главы вооружённых сил хазарского государства занимал Куйа. Это неизбежно приводит к заключению, что именно Куйа укрепил крепость в Берестове… /360/
Но еще любопытней другое замечание того же автора:
…и разместил там оногурский гарнизон.
А это даст дополнительную остойчивость предположениям, что Киев мог быть опорным пунктом хазар. И что венгры-угры-оногуры но хазарскому подряду собирали дань с окрестных племён.
Получает также внятное объяснение странное имя «сестры» иудейских основателей Киева — Лыбедь. Которое, вопреки тому, что кажется, тоже… не имеет славянских корней! Лебедь по-дрсвнеславянски так и будет: «Лебедь». А вот командир гарнизона угров по имени Леведи в хазарском городе и хазарской местности к пашей троице отцов-основателей подходит, как влитой. Тем более что мы твёрдо знаем, что угры занимали некую территорию по имени Леведия и —
— контролировали хазарскую «Белую крепость» в бассейне Северского Донца.
И мы твёрдо знаем, что черты северянского быта носили заметные стенные признаки, т. е. эти земли входили в орбиту угро-хазарского контроля. И ничего нет противоречащего предположению, что Леведия простиралась и до Среднего Днепра.
Впрочем, некоторые считают идею О. И. Прицака маргинальной. И указывают, что её можно отбросить только на основании того факта, что —
— число населенных пунктов с основой Кий по всем славянским землям составляет несколько десятков (-50). /539/
Но я веду речь только об именах людей. Но не о названии города. Впрочем, и само наличие 50 Киевов говорит о том, что они никак не могли произойти от одного человека. И уже только поэтому Кий-имя и Киев-название — не пересекающиеся плоскости. И кто сказал, что связь между именем Кий и Киевом действительно существует, а не является простым отражением «народной этимологии», попавшим в летопись?
Тем более что тогдашний Киев мог быть тем самым Самватом Константина Багрянородного. Иное дело, что невозможно сегодня безукоризненно объяснить, что там было на самом деле — «назвали» ли Кия по имени существовавшего славянского аналога хазарского Самвата (у Багрянородного упоминаются оба топонима), либо просто имя некоего военачальника совпало с названием места. Скорее, первое (с учётом не этимологизируемых Щека и Хорива), но утверждать что-либо однозначно не берусь.
В любом случае тема отношений между именем человека и именами городов Киевов очень интересная и важная, но она ничего не добавляет к данному расследованию. Имя Кия в любом случае из славянского не объясняется либо объясняется глупо.
Итак, 54 процента древнерусской элиты, упомянутой в древнерусской истории, носили скандинавские имена. 29 процентов — славянские. 17 оставшихся должны приходиться на балтов, финнов, тюрок, то есть на другие местные этнические элементы, из которых постепенно складывалась русь.
Это, разумеется, очень условные цифры. Кое-какие толкования тут можно оспорить — и они даже вылетят из того или иного списка со свистом. Но! Принципиально картина не изменится, если вытащить из этих таблиц все сомнительные случаи. Ибо надо их вытаскивать отовсюду — и тот же «славянский» Глеб с его весьма большими вопросами может оказаться славным скандинавским Улебом-Олавом-Олейфом.
Следовательно, пропорция не изменится, ибо я старался везде применять одни и те же подходы. Без гнева и особенно пристрастия.
Всё ли это, что мы можем сказать по теме?
Отнюдь. Как я уже обещал, можно — достаточно условно, но всё же — сделать некий опирающийся на математический аппарат подсчёт, насколько быстро ославянивались скандинавоязычные русы.
Для этого рассмотрим два действительно документальных списка имён — имён русских послов, заключавших договоры с византийцами.
Из них к интересующей нас эпохе ближе находится договор от 911 года:
Равно другаго свещаниæ. бывша* при тѣх же црьхъ. Лва. и Александра. мы Ѿ рода Ру*ка/ КарлыА Инсгелдь. Фарло*. Веремоул. Рулавъ. ГоудыБ Роуа*дь. Карнъ. Фрелавъ. Руалъ1. Актеву. Труанъ. Лидоу* Фостъ. Стсми». иже послани2ѾѾлга велико* кнзѧ Роу*ка*… —
— и так далее.
Специально даю эти имена в архаичном написании Лаврентьевской летописи — чтобы желающие могли сами поприкидывать, из какого языка они происхождением. По моим же прикидкам, из этих 15 имен этимологизируются из скандинавских… все! Разве что два — Актеву и Стсмид — с небольшими допусками. Не большими, впрочем, чем те, что мы позволяли себе со «славянским» списком.
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что при Олеге «от рода русского», уполномоченные на подписание межгосударственного соглашения о тарифах и торговле — а также о предотвращении инцидентов на море — сплошь скандинавы.
Конечно, часто встречается высказывание, что, дескать, неважно, кем были послы по национальности. Важно, кому они служили.
Это, впрочем, довод, способный вызвать лишь сардоническую ухмылку. Демонстрация последнего отчаяния. Иначе придётся всерьёз поверить, что где-то на просторах Восточной Европы существовала могучая славянская империя, которая была в состоянии нанимать скандинавских нормашюв на высшие государственные и дипломатические должности. И тысячи сильно вооружённых и хорошо обученных убивать воинов ей верно служили — в том числе на дипломатических должностях.
А ведь в эти же годы норманны жутко терзали всю Европу. И даже гигантская империя франков во главе с великим бойцом и императором Карлом не могла с ними ничего поделать, а потому предпочитала договариваться. И то норманны при этом продолжали делать набеги и захваты.
Что же, покажите нам эту колоссальную империю, которая усмирила и обратила себе на службу этих волков! Где же сидели эти могучие славянские лидеры, что сумели обратать свирепых норманнов, с которыми не смог справиться даже Карл Великий и куча прочих европейских государей?
В трёх деревеньках на месте ещё не построенного Киева?
Но вернёмся к теме.
А вот второй договор показывает уже новую тенденцию и новое соотношение сил и этносов.
В 944 году мы встречаем имена на аналогичном Олегову документе. Только это уже — элита Игорева времени:
[6453 (945)] Присла Романъ и Костѧнтинъ. и Степанъ слы к Игореви. построити мира первого. Игорь же гла с ними ω мирѣ. посла Игорь мужѣ своæ. къ Роману. Романъ же созва болѧре и сановники, приведоша Рускиæ слы и велѣша глти. [и]А псати ѿбоихъ рѣчина харатьѣ.
Равно другога свѣщаньх. бывшаго при цри Раманѣ и К0стѧнтинѣ и Стефанѣ. х^олюбивыхъ влдкъ. мы Ѿ рода Рускаго. съли и гостьє. —
— то есть послы и купци —
— Иворъ соль Игоревъ. великаго кнѧзѧ Рускаго. и ѿбъчии сли. Вуефасть (вар. — фуевасть) Свдтославль снь Игоревъ. Искусеви Ѿльги кнѧгини Слуды Игоревъ. нети Игоревъ. Оулѣбъ Володиславль Каницаръ (канецаръ) Передъславинъ Шихъбернъ (шигобернъ). Сфандръ. жены Улѣблѣ Прасьгѣнь Туръдуви Либиаръ Фастовъ. Гримъ Сфирьковъ Прастѣнъ. Акунъ (якунъ). нети Игоревъ Кары. Тудковъ (студековь). Каршевъ. Туръдовъ (тудоровъ). Егри Евлисковъ (срмисковъ). [Воисть] Воиковъ (въисковъ иковъ). Истръ (истро). Аминодовъ (аминдовъ). Прастѣнъ. Берновъ. Æвтѧгь (ятвягъ). Гунаровъ Шибридъ (шибринъ). Алданъ Коль Клековъ (влековъ). Степи Етоновъ. Сфирка. Алвадъ Гудовъ. Фудри Туадовъ (фруди тулбовъ). Мутуръ (муторъ) Оутинъ. купець Адунь. Адулбъ (адолбь). Иггивладъ (антивладъ). Ѿлѣбъ (улѣбъ) Фрутанъ. Гомолъ. Куци. Смигъ. 1Уръбидъ (туробридъ). Фуръстѣнъ. Бруны. Роалдъ Гунастръ. Фрастѣнъ. Игелъдъ (иигелдъ). Туръбернъ (турибевъ). Моны. Руал*. Cвѣнь, Стиръ. Алданъ. Тилсна (тилен). Пубьксарь (апубкаръ свѣнь). Вузлѣвъ (кузслѣвь). Синко. Боричь (исино кобиричь). послании Ѿ Игорѧ. великого кнѧзѧ Рускаго. иѾвсѧкоæ кнѧжьæ и Ѿ всѣхъ людии Рускиæ землѧ. /233/
Снова нарочно взял в предельно «ветхом» написании Лаврентьевского списка ПВЛ, дабы ещё и зрительно видеть написание имён по-древнерусски.
Отмстим сразу на полях: сам разнобой вариантов в разных списках летописей говорит о том, что для позднейших славяноязычных переписчиков эти имена уже звучали как китайская грамота. Вот и пытались их писать, кто как горазд. «Антивлад» — впечатляет!
И кроме того, можно заметить столь же наивные, как у нынешних славянофилов, попытки «ославянить» эти непонятные имена там, где возможно. Так что можно предположить, что в списке договора они звучали ещё более не по-славянски, нежели в летописи.
Что же показывает второй список?
Давайте сначала разберёмся в его структуре.
Сначала идут послы. Или, говоря словами Константина Багрянородного, —
— апокрисиарии Русских князей.
Послы русской элиты, иначе говоря:
Ивор — великого князя Игоря;
Вуефаст — Святослава, наследника;
Искусеви — княгини Ольги;
Слуды — Игоря, племянника по сестре, то есть сестрина Игоря;
Улеб — некоего Владислава, судя по имени, князя;
Каницар — Предславы, судя по месту в списке, жены Владислава;
Шихберн — некоей Сфандры, жены некоего Улеба;
Прасьтен — Турда;
Либиар — Фаста;
Грим — Сфирьки;
Прастен — Акуна, племянника по сестре, тоже сестрина Игоря;
Кары — Гудка;
Каршев — Турда;
Егри — Евлиска;
Воист — Войка;
Истр — Аминода;
Прастен — Берна;
Явтяг — Гуннара;
Шибрид — Алдана;
Кол — Клека;
Стегги — Етона;
Сфирька — Алвада, сына Гудова;
Фудри — Ту ада;
Мутур — Уты.
И ещё одно любопытное обстоятельство. Мы тут видим состав семьи киевского великого князя. И, между прочим, уже он даёт нам достаточно материала для понимания природы и темпов ославянивания русской элиты.
Посмотрим внимательнее.
Итак, мы видим первый «круг» — семью великого князя: сам Игорь, его сын уже со славянским именем Святослав, его жена Ольга.
Во втором круге семьи появляется племянник Игорь. Назван «нетем», то есть сыном сестры. Следовательно, у Игоря есть сестра. Кто она, как сё зовут, мы не знаем. Пока.
Ибо дальше идёт загадка, которая поможет нам это узнать.
Кто такие — Владислав и Предслава? Судя по месту в списке — сразу после племянника великого князя, — Владислав должен был быть либо следующим после него по старшинству родственником, либо представителем некоей параллельной элитной ветви. Очевидно, славянской и очевидно княжеской, ибо подобные имена, насколько известно, давались только князьям.
По логике информационной науки, первый вариант предпочтительнее. Ибо при варианте с двумя центрами власти после указания одного из них — великого князя Игоря — должно было стоять и указание на право Владислава быть в списке бенефициариев договора с Византией. Но его нет. Значит, Владислав у нас — член великокняжеской семьи, но ниже племянника.
Напомним, что племянники тогда считались куда более близкими родственниками, нежели ныне. Почти равными собственным детям. Я про мальчиков говорю, разумеется.
И тогда у нас появляется возможность предложить гипотезу, что Предслава — сестра Игоря и мать его племянника Игоря. Как сын Игоря стоит впереди своей матери, так и племянник — впереди своей. О том, что Предслава, фигурально говоря, — Рюриковна — может говорить также тот факт, что впоследствии это имя также возникало в ономастиконе великняжеской семьи.
А поскольку впереди Предславы стоит ещё и некий Владислав княжеского рода, то с уверенностью — в рамках данной гипотезы, конечно, — можно предположить, что этот человек является мужем Предславы. То есть деверем Игоря.
Но коли эта гипотеза имеет право на существование, то из неё с непреложностью следует факт, что ко времени жизни отца Игоря — кем бы он ни был — наши Рюриковичи уже порядком ославянились. Именно порядком — судя по славянскому имени сестры Игоря, мать его также была уже славянкой. Рус-отец называл наследника по-своему, а мать-славянка свою дочь — по-своему. Ничего необычного, кстати. Правда, позднее роли поменялись — в более поздние времена отпрыскам княжеских фамилий давали в качестве вторых имена уже скандинавского происхождения. Во всяком случае, судя по разысканиям великой Т. Джаксон, ещё и правнуки Ярослава Мудрого носили скандинавские имена. Например, внук Владимира Мономаха Мстислав имел второе имя Гаральд, а ещё один — Всеволод — имя Холти.
Далее у нас возникает ещё одна женщина впереди мужчин — Сфандра. Жена некоего Улеба. Судя по тому, что не объясняется, кто такой Улеб, а положение его жены, повторюсь, оказалось выше положения многих прочих мужчин, то остаётся сделать только одно предположение: Улеба уже нет, а жена его также принадлежит к великокняжеской семье. И в таком случае Улеб-Ульв может быть умершим братом Игоря.
Кто остальные люди — сказать невозможно. Скорее всего, часть из них — конунги-«областеначальники», те, намёк на наличие которых в структуре тогдашней власти мы видим, например, в «Саге об Одде». Часть должна представлять «двор» Игоря, то есть его воевод-герцогов, его советников-графов, — в общем, его бояр и дружину.
Эту стройную, хотя и туманную картину портит лишь наличие ещё одного племянника Игоря — Акуна. Он стоит ниже неких Турда, Фаста и Сфирьки. Почему ему не нашлось места возле другого племянника — Игоря — неясно совершенно. Либо они не равны по знатности — как это может быть? Либо Турд, Фаст и Сфирька знатнее даже племянника великого князя. Представляется — опять же в качестве свободной игры предположений, — что Акун — племянник великого князя уже не от живой, а от умершей сестры. И тогда он просто знатный человек, а троица стоящих в списке перед ним — какие-нибудь конунги. Те самые областеначальники — возможно, представители тех городов, которые упоминались ещё в договоре Олега.
И ещё одно имя выделяется — Алвад, сын Гудов. Гуды должен был быть очень важным человеком, раз его упомянули в международном договоре. И в то же время сын его стоит достаточно низко в списке князей. Что означает только одно: он — сын великого отца. К данному моменту уже умершего. И повод упомянуть имя его отца в договоре с византийскими императорами только один: этот Гуды уже участвовал в договорах с византийскими императорами. Перед нами, то есть, имя одного из подписантов предыдущего договора — Олегова:
мы Ѿрода Py*ка*… Гоуды… иже послали ѾѾлга велико* кнзѧ Роу*ка*
И что же мы можем заключить о «национальном» составе высшей русской иерархии в 945 году?
Он по-прежнему — «скандинавоимянный». Но уже не на сто процентов. Мать Игоря — славянка. Сам он уже — настолько славянин, что даёт своему сыну славянское имя. Сестра его — тоже наполовину славянка по происхождению и славянка по имени.
Но вот элита — ещё очень и очень скандинавская: лишь один из 19 носит не древнесеверное имя. Пять процентов.
Славянизация русов явно шла сверху. А значит, это делалось по политическим соображениям.
Не могу не отметить с благодарностью интересную логику причин этого процесса, которую предложил уже знакомый нам j_waksman:
Вернёмся к 940-м годам. Лиутпранд однозначно отождествляет русов с норманнами, и ни он, ни Константин Багрянородный не упоминают ничего о том, что некоторая часть их теперь балакает по-славянски. Причем для обоих и русы, и славяне — это не незнамо что, а люди, которых можно регулярно встречать на Константинопольском базаре по торговым делам.
Через поколение с лишком, уже при Святославе, византиец писал, что лазутчики, засылаемые греками к Святославу, знали «оба языка», что наиболее естественно понимается как русский и славянский, так что и в 970 году киевская армия сохраняла двуязычие.
Само собой, русский должен был отмереть очень быстро после официальной христианизации. Это и даёт период двуязычия 940–990. Причем само начало этого периода можно связать с полной гибелью армии русов во главе с лидером Хлгу, после чего Игорю и Ольге для спасения династии пришлось расширить этническую базу администрации.
А ведь в самом деле это довольно хорошо объясняет резкое увеличения количества местных выходцев среди элиты Руси, которой доверено подписывать договоры с императорами. В принципе, да — сильно прореженные в войне сначала с хазарами, а затем с Византией русы, дабы удержать в повиновении примученные Олегом племена, должны были искать союза и примирения с их элитами. Отсюда, возможно, и тот самый деверь Владислав, который породнился с великокняжеской фамилией?
А что нам скажут имена послов?
Из 24 — 5 имён из древнесеверного не этимологизируются. Больше 20 процентов. То есть служилая знать подтягивалась к русам явно из среды местного населения.
О том же говорят и имена купцов: из 26 — 9 имеют не северное происхождение. Это больше трети:
Адунь
Адулбъ
Иггивладъ
€мигъ
Боричъ
Куци
Фрутанъ,
Тилена
Пубьксаръ
При этом одно из них — Иггивлад — демонстрирует скандинавославянскую смесь. Весьма символичную. Символичную в том, что показывает, с какой скоростью русы сливались с местными элитами. С какой скоростью, иначе говоря, элита русов превращалась в элиту русскую.
Очень условно, конечно, но подсчитаем:
— 865 г. — 100 % русов в элите;
— 912 г. — 94 %;
— 945 г. — 72 %.
За 47 лет первого периода между «замерами» накопилось всего 6 процентов, то есть «дерусификация» шла со скоростью 0,12 % в год. За 33 последующих года этот процесс шёл со скоростью 0,67 % в год. То есть ускорился в 5 раз.
Если взять третий договор с греками —
Равно другаго свѣщаньæ бъшшаго при Стославѣ вслицѣмь кнѧзи Рустѣмь. и при Свкѣальдѣ. писано при Фефелѣ синкелѣ. и к Ивану нарицаемому Цѣмьскию1 црю Гречьскому. въ Дерестрѣ ~ м*ца июлѧ. индикта въ. д1 Влѣ. s. ý. бе —
— то есть 971 года, — то здесь мы увидим уже всего 50 % участия скандинаво-русов — в лице Свенельда — в дипломатической деятельности. «Дерусификация» ускорилась до 0,84 % в год.
Это, конечно, шутка — два человека не представители всей элиты. Но даже если взять предыдущую цифру, то можно рассчитать, когда феномен русов в истории полностью заменился феноменом русских:
72 %.: 0,67 % = 107 лет.
1052 год.
Даже сам не ожидал, что будет так символично! Почти совпадает с годом смерти Ярослава Мудрого (1054), который ещё являлся известным героем скандинавских саг, принимал важное участие в политике скандинавских стран, имел жену-скандинавку и сыновей, носивших ещё скандинавские имена.
А вот после него действительно кончилась история русов.
Зато продолжилась история русских.
ИТАК:
Русы говорили на одном из диалектов древнесеверного, иначе говоря, — древнескандинавского языка.
Живя среди преимущественно славянских племён, они в течение примерно 200 лет лингвистически ославянились.