От Олега, от рубежа IX–X веков остался шаг до собственно Рюрика. Или того, что под этим человеком или явлением понимается в совремешюй истории.
Но, возможно, этого шага и не было, и связи между русами Олега и русами Рюрика вовсе не существует?
Не будем гадать, заглянем вновь в археологические «анналы». Оговорившись, правда, ещё раз, что не будем вести речь о пресловутом Рюрике, от которого, в отличие от последующих русских князей, никаких документальных свидетельств не сохранилось. Мы будем вести речь просто об археологических следах, оставленных людьми той эпохи — мы пока не знаем, кем.
Итак, ниже условного «Олегова» слоя в Ладоге следует слой, по которому видно, что —
— в середине 860-х гг. (около 865 г.) поселение очередной раз подвергается полному разгрому. Кроме мощного слоя пожара драматичность этого события подчёркивают обгоревшие останки женщины и ребёнка, обнаруженные в заполнении дренажной канавки…
Любшанская крепость до X века не дожила. Судя по многочисленным стрелам, найденным в основании стены со стороны Волхова, а также по слою пожара, крепость гибнет после штурма. Но стрелы не скандинавские, а местные. По ПВЛ в IX веке лишь два события могут претендовать на объяснение гибели Любши: изгнание варягов и последовавшая за ним междоусобица («встал род на род»)…
Плотность застройки на площадке Земляного городища на уровне VI (около 865 —890-е гг.) и VII (890-е — 920-е гг.) ярусов заметно ниже, чем в предшествующие десятилетия IX в. /225/
То же касается и Пскова с соседним Изборском:
В VII–IX вв. на площадке Псковского городища существует поселение, оставленное прибалтийско-финским населением, родственным носителям рыугеской культуры. Выявлено до восьми строительных горизонтов этого поселения, что свидетельствует о долговременном характере посёлка. Позднейший из горизонтов погиб в пожаре начала 860-х годов (спил бревна из слоя пожара датирован методом дендро-хронологии 860 г.).
Ремесленно-торговое поселение конца IX — начала XI в. непосредственна сменило во времени и в пространстве предшествовавшее ему крупное (несколько сотен человек) ремесленное поселение последней четверти I тыс. по Р. Х. Слой пожара 860-х годов, в котором погиб посёлок, указывает на то, что ремесленно-торговое поселение конца IX в. не выросло из предшествующего поселения, а сменило его, причем смена одного поселения другим происходила далеко не мирным путём. /62/
Это время, как видим, совпадает с летописной датой «призвания варягов», то есть формальному появлению русов в нашей истории. Это «призвание» в показаниях, данных археологией, выглядит так:
…между слоями 840–860 гг. и…860/870 —890 гг. археологи фиксируют огромный пожар… В огне… погибли и все остальные известные крепости Руси (Новые Дубовики, Сясьское городище, Холопий городок, Рюриково городище, Труворово городище, Кам-нои др.). /541/
Этакий геноцид прошелся по Поволховью…
И пометим на дальнейшее: эти пункты к тому времени были хорошо колонизованы скандинавами. Не колонизированы, подчёркиваю, а населены ими — достаточно плотно, чтобы следы этого читались и сегодня. Так что не сильно похоже это на тривиальную сцену скандинаво-славянского столкновения. Всё сложнее — каким-то местным людям скандинавского облика тоже досталось от пришельцев.
Правда, сегодня трудно доказать, что эти пожары носили, скажем, неестественный характер. От свечки, как известно, Москва сгорела. Но настораживает именно синхронность. И она и наводит на мысли, что больше всего тут постаралось чьё-то вражеское войско.
При этом —
— в 860-е гг. на севере Руси шёл рост монетных кладов.
Деньги закапывают в землю, как известно, для того, чтобы сберечь.
Деньги не забирают из земли, как известно, потому, что некому забрать.
То есть когда археология фиксирует массовое наличие кладов, то можно с уверенностью сказать, что владельцы их явно умерли. Все вместе.
И пожары тут же.
Очень забавно при этом выглядят гипотезы призвания северными словенами своих добрых друзей — западных славян во главе с князем Рарогом ака Рюрик. Добёр был друг и родич, ничего не скажешь.
Разумеется, все эти разрушения могли быть оставлены теми самыми боевыми действиями, когда —
— я въста родъ на род, и быша усобицѣ в них, и воевати сами на ся почаша.
И раскопки сожжённой и уничтоженной Любши, кажется, об этом и свидетельствуют — по свидетельству копавшего городище Е. А. Рябинина, стрелы там найдены не скандинавские, а местные.
Однако в каждой войне есть свой бенефициарий. Не обязательно тот, кто вонзил меч в горло последнему врагу — войны, бывает, заканчиваются и ничейным результатом. Но бенефициарий в них бывает всегда. Тот, кто получил при любом исходе наибольшие выгоды.
В нашем случае очевидно, кто начал процветать после описанных в летописи событий:
2 период (VI–VII яруса; около 865 —920-е гг.). Пожалуй, именно в это время Ладога наибольшим образом напоминает североевропейские центры типа Бирки и Хашпхабу. Расширяется площадь поселения, вокруг него формируется некрополь, в котором представлены разнотипные погребения. Наиболее ярким памятником является норманнский могильник в урочище Плакун, единственный в своем роде на территории Руси. Рядом раскопана большая насыпь, отличная от сопок и содержавшая помимо кремаций камерное погребение воина с конями на вершине. Аналогии насыпям Плакуна уводят на юг Скандинавии.
Норманнские древности отчетливо просматриваются на общем фоне культуры поселения. Всё это дает основания видеть в летописном предании о призвании варяжского князя Рюрика, часто отождествляемого с Рериком Ютландским западных хроник, историческую основу. Открытый раскопками Е. А. Рябинина и В. И. Равдоникаса дворцовый комплекс свидетельствует о наличии в Ладоге резиденции первых Рюриковичей или их наместников. /225/
И снова — то же самое в Изборскс и Пскове:
…во второй половине IX в. (после 860 г.) посёлок резко (в течение нескольких десятилетий) вырос, достигнув к середине X в. площади приблизительно 12–15 га. Очевидно, что рост территории поселения связан со значительным (в 5 —7 раз) увеличением числа жителей. Ни о каком демографическом взрыве говорить не приходится: значительная часть населения, безусловно, сформировалась за счет переселенцев-иммигрантов, причем среди них, безусловно, присутствуют выходцы из Скандинавии. /62/
Судя по «хладному» показателю, затихать та война начала там же, откуда началась, — в Поволховье: в первой половине 870-х годов клады в районе Волхова больше не зарываются. То есть регион умиротворили. Но даже в отдалённом от Ладоги Тимерёве, что в нынешней Ярославской области, отмечено «выпадение» кладов в эти суровые годы. Один из них датируется по младшей монете 867 года. И ещё один сокрыт в 860-х. Λ другие — в 870-х и 890-х.
Впрочем, не только клады говорят о большой войне в те годы:
…отметим отсутствие на некоторых поселениях хорошо выраженного слоя с керамикой X или даже XI–XII вв. (Горчаковщина, Любила, Наволок, Дубовики), из чего следует, что на таких поселениях приблизительно во второй половине X в. жизнь прекращается и возобновляется или начинается лишь в XI–XII вв., а в некоторых случаях даже позднее. /333/
Неплохо погуляли «миротворцы» — на столетие всех повырезали…
Утихомирилось всё, похоже, лишь после 875 года — вплоть до конца века оставлено всего 2 клада.
К любопытным выводам приводит анализ количества серебра, приходящего на Русь и в Скандинавию, сделанные нашим историком Г. С. Лебедевым. В частности, —
— нижняя точка серебра в России и Скандинавии — между 880 и 890 г. Их количество вновь растёт в 1-м десятилетии X в., —
— говорит он. А его коллега А. Н. Кирпичников свидетельствует:
Начиная с 860-х гг. фиксируется регулярное, резко возросшее по сравнению с предшествующим временем, поступление восточных монет в Скандинавию. Данное наблюдение, очевидно, свидетельствует в пользу того, что первые династы создали для восточной торговли, которая проходила через Ладогу, особо благоприятные условия. /179/
При скудости других данных толковать эти факты можно двояко.
Первая гипотеза — на Руси появилась некая сила, которая поначалу пропускала транзитников к источникам восточного серебра и обратно. Но затем решила иначе. «Теперь это — моя добыча», — заявил некто Шер-Хан и стал забирать всё серебро себе.
Вторая гипотеза — равноправна, но всё же чуточку является следствием из первой: война закончилась, и все деньги понадобились на восстановление. Потому что бесплатного комсомола, в том числе забайкальского, тогда ещё не было.
Но это — именно следствие первой гипотезы. Ибо раз деньги не доходили и до Скандинавии, значит, дело, очевидно, не в том, что жители Уппланда или Готланда проявили бесхребетный гуманизм и пожертвовали свою добычу на реконструкцию пострадавших Гард. А в том, что там появилась некая достаточно сильная власть, которая либо забрала всё себе, либо перестала пускать чужаков на восток, объявив данную территорию собственной вотчиной. И сумев убедительно добиться согласия с такой трактовкой принципа свободы судоходства.
В общем, и в том, и в другом случае вход-выход для посторонних новая власть в Гардах закрыла.
Но наиболее логичным я лично считаю такое предположение. Базируется оно на том непреложном факте, что экономика тех лет и тех мест никак не позволяла ведение войны в течение десятилетий. Один, много два сезона порежешь соседей. Максимум. А дальше надо о пропитании заботиться: все враги уже ограблены, и награбленное съедено. А между тем множество пахарей отправились к богам, ибо соседи тоже не выворачивали с готовностью шеи, дабы их перерезать было легче…
Да что говорить! И в позднейшие времена два брата — Ярослав и Святополк, — от всей души напрягая военные и экономические возможности Киева и Новгорода и привлекая Польшу, с трудом осилили три сезона. После чего один сошёл с ума, а другой долго утирал пот…