— Давай четверть водки.
Тот испугался, поставил ему. Леший одним духом выпил и деньги отдал. Кабак опять как надо поставил и погнал крыс дальше.
Нашенские мужики не одного лешего в лесу видели, когда в ночное ездили. Он месячные ночи больно любит. Сидит старик старый на пеньке, лапти поковыривает, да на месяц поглядывает. Как месяц за тучку забежит, темно ему; он поднимет голову-то, да глухо так:
— Свети, светило, — говорит.
Нес, да не донес
Шел мужик из своего села в другое село, и пришлось ему идти лесом. А дело было к ночи. Вот идет он, да и видит: бежит хромоногий козленок. Подошел к нему мужик и думает: верно, этот козленок заплутал; дай-ка возьму его с собою. Взял козленка, взвалил на плечи и потащил. Легок был козленок, но чем дальше тащил его мужик, тем он делался тяжелее, так что тащить его сил не стало. «Что за напасть такая? — думает он, — козел что-то больно тяжелым стал, дай-ка я его брошу». Стал сбрасывать, а козел не сходит. Он и оробел. Взял мужик и перекрестился, и в ту же минуту козел соскочил с плеч, да и бросился в лес, по которому прошел ужасный свист, и послышался крик ему: «Ты нес, да не донес!» «Это был не козел, должно быть, а леший!» — проговорил мужик, крестясь, да и пустился бежать назад.
Эхо
Когда кто кричит в лесу или на берегу реки, то эхо обыкновенно повторяет слова его. Суеверные люди утверждают, что это отзывается леший, имея намерение заманить в свое жилище того человека, который кричит или играет на каком-нибудь музыкальном инструменте.
Десной дух
Один старик жал в поле хлеб. В лесу, недалеко от него, был лесной дух и смотрел на старика, как тот жнет. Потом подошел он к старику и спрашивает: «Как тебе, старик, не жарко?» — «Не жарко. У меня, видишь, голова-то стрижена». — «Остриги-ка и меня». — «Давай остригу. Садись на сноп». Лесной дух сел на сноп. Старик взял серп и давай захватывать и рвать у лесного духа волосы; так и рвет, так и рвет вместе с кожей! А лесной дух ревет благим матом, да и говорит старику: «Ты, старик, стригал до меня кого-нибудь?» — «Стригал». — «Так живы были они?» — «Были». Нелегко, видно, стриженье досталось лесному.
Шапка-невидимка
Шапка-невидимка добывается следующим образом: надо найти цветок «адамову головку», который расцветает около Иванова дня, и положить его в церкви под престол, чтобы он пролежал там сорок дней. Затем, когда его вынут, он получает такую чудодейственную силу, что если держать его в руке, то будешь видеть дьявола, чертей, леших, словом, — всю отпадшую силу. Тогда можно сорвать с лешего шапку, надеть на себя и станешь так же невидим, как и леший. В этой шапке можно делать что угодно, никто не увидит и не узнает. Перед смертью надо бросить шапку в реку, чтобы черти взяли ее обратно.
Полевой
Одна белозерская вдова рассказывает у колодца соседке:
— Жила я у Алены на Горке. Пропали коровы, — я и пошла их искать. Вдруг такой ветер хватил с поля, что Господи, Боже мой! Оглянулась я, — вижу: стоит кто-то в белом, да так и дует, да так и дует, да еще и присвистнет. Я и про коров забыла, и скорее домой, а Алена мне и сказывает:
— Коли в белом видела — значит, полевой это.
У орловских и новгородских знающих людей, наоборот, этот дух, приставленный охранять хлебные поля, имеет тело черное, как земля; глаза у него разноцветные; вместо волос голова покрыта длинной зеленой травой; шапки и одежды нет никакой.
— На свете их много (толкуют там): на каждую деревню дадено по четыре полевика.
Это и понятно, потому что в черноземных местах полей много, и мудрено одному полевику поспевать повсюду. Зато лесные жители, менее прозорливые, но не менее трусливые, видели «полевых» очень редко, хотя часто слышали их голос. Те же, кто видел, уверяли, что полевик являлся им в виде уродливого, маленького человечка, обладающего способностью говорить…
С полевиком особенно часто можно встретиться у межевых ям. Спать, например, в таких местах совсем нельзя, потому что детки полевиков, межевички и луговики, бегают по межам и ловят птиц родителям в пищу. Если же они найдут здесь лежащего человека, то наваливаются на него и душат.
Как все нечистые духи, полевики — взяточники, гордецы и капризники. И с этими свойствами их крестьяне вынуждены считаться. Так, например, орловские землепашцы раз в году, под Духов день, идут глухой ночью куда-нибудь подальше от проезжей дороги и от деревни, к какому-нибудь рву и несут пару яиц и краденого у добрых соседей старого и безголосого петуха, — несут в дар полевику, и притом так, чтобы никто не видел, иначе полевик рассердится и истребит в поле весь хлеб.
У полевиков, в отличие от прочей нечисти, любимое время — полдень, когда избранным счастливцам удается его видеть наяву. Впрочем, очевидцы эти больше хвастают, чем объясняют, больше путают, чем говорят правду. Так что, в конце концов, внешний облик полевика, как и его характер, выясняются очень мало, и во всей народной мифологии это едва ли не самый смутный образ. Известно только, что полевик зол и что подчас он любит сыграть с человеком недобрую шутку.
В Зарайском уезде, например, со слов крестьян, записана такая бывальщина:
«Сговорили мы замуж сестру свою Анну за ловецкого крестьянина Родиона Курова. Вот на свадьбе-то, как водится, подвыпили порядком, а потом сваты в ночное время поехали в свое село Ловцы, что находится от нас недалеко. Вот сваты-то ехали-ехали, да вдруг и вздумал над ними пошутить полевик, — попадали в речку обе подводы с лошадьми. Кое-как лошадей и одну телегу выручили и уехали домой, а иные и пешком пошли. Когда же домой явились, то сватьи, матери-то жениховой, и не нашли. Кинулись к речке, где оставили телегу, подняли ее, а под телегой-то и нашли сватью совсем окоченелою».
Баба-Яга
Бабы-Яги нет на земле Русской; но предания о Бабе-Яге почти бессмертны в устах целого русского народа. Она знакома в Петербурге почти так же, как и в Москве; ее знают в Сибири и в Одессе; о ней говорят даже и в Аваче, — словом, эта Баба-Яга — что-то очень знакомое всякому русскому человеку!
Жизнь Бабы-Яги — сказка. Баба-Яга — идеал, миф, вздор. Но попробуйте уверить какого хотите русского простолюдина, что Бабы-Яги не было на свете, никто не поверит! Вам не покажут подлинного места, где живет еще Баба-Яга; ее все боятся, все ужасаются; она легко может встретить вас и там и сям — она страшное, уродливое чудовище.
Вот что о ней говорит стихотворец: она —
Ростом — древний дуб высокий,
Толщиной — огромна печь!
Вся краса ее — гриб старый.
Взгляд — всех хныкать заставляет,
Пешей сроду не ходила,
А любила все скакать!
Вот что о ней же повествуют и сказки, дошедшие к нам из не-постигнутой древности: «Баба-Яга, костяная нога, говорят они: в ступе едет, пестом погоняет, след помелом заметает. Следовательно, никому невозможно и знать о том, где проезжала эта баба, — ее след заметается помелом, ее следу как не бывало: в этом-то и была одна из ее таинственностей.
Ягайя-Баба — это миф, это сказка! Где, как и когда найдем мы быт ее? Укажи, смельчак! Кого или что разумеешь ты под этой Бабою-Ягойеи! У нас ее нет, на земле русской; она — не славянка!
И говорю я тоже: эта Ягайя-Баба — миф: она — сказка, она — рюрик! Не жила она: нет этой бабы и в рядах славянок. Глубока та древность, из которой вышла она к нам, на святую Русскую землю! Ай да Баба-Яга!
Но вот о ней предание, которое так или сяк, а сохранилось на русском люду, почитай везде, почитай всюду единогласно:
Ягайя-Баба не цвела цветочком, не росла молодою молодушкой, она—вечная старушка, и старушка — пугало, проказница, какой другой не скоро найдешь! И если ты русский, то познакомься с нею ближе: она приветлива, она услужлива. И вот, всякий из наших молодцов, по крайней мере, из сказочных, не выходил от Яги-Бабы без толку: Ягайя-Баба всех наводила на путь, всем указывала дорожку к невестам! — Вот такая была Яга-Баба. Найди же теперь другую бабу такую же!
Баба-Яга. Художник И. Я. Билибин
Полвека назад, или, может быть, больше, простой русский народ еще очень верил тому, что ее всякий найдет в лесах дремучих, непроходимых, соединяющих русскую землю с какими-то чудными, неведомыми Царствами, или словом: с подсолнечными Королевствами и тридесятыми Государствами. Там он, наш народ русский, мастерски отыскивал бабину избушку, простую, тесную, в которой хозяйка леживала, растянувшись из угла в угол. Сказывали, что ее нос упирался в потолок и проч. Старушонка была очень несмазливая…
Самой странной архитектуры была ее избушка, она страивалась на курьих ножках и, как будто рассерженный индейский петух на гуменном току, повертывалась то туда, то сюда. Вертелась она, будто топотала на одном месте. В наше время никакой архитектор такой избушки не построит. Эти избушки делывались без планов, и главное — без смет.
Кружение избушки, без доброго, вестимого словечка, никогда не прекращалось: этот лесной индейский петух токовал вечно, и чтоб остановить его, то должно было сказать непременно: стань ты к лесу задом, а ко мне передом, и вот тут избушка тотчас останавливалась, и желающий тотчас входил в эту избушку.