Старшая и злейшая из сестер-лихорадок прикована к железному стулу двенадцатью цепями и в правой руке держит косу, как сама Смерть; если она сорвется с цепей и овладеет человеком, то он непременно умрет.
Сбрасывая с себя оковы, лихорадки прилетают на землю, вселяются в людей, начинают их трясти, расслаблять их суставы и ломать кости.
Заговор от лихорадки и дрожжалки. Художник В. Малышев.
Полное собрание этнографических трудов А. Е. Бурцева
Измучив одного, лихорадка переходит в другого; при полете своем она целует избранные жертвы, и от прикосновения ее уст человек немедленно заболевает; кому обмечет болезнь губы, о том говорят: «Его поцеловала лихоманка»…
Лихорадки в своих названиях описывают те муки, которыми каждая из них терзает больного. Вот эти названия:
Трясея (Трясавица) — от глагола «трясти».
Огнея, или Огненная: «Коего человека поймаю (говорит она о себе), тот разгорится, аки пламень в печи», — т.с. она производит внутренний жар.
Ледея, или Озноба (Знобся, Знобуха): словно лед, знобит род человеческий, и кого она мучит, тот не может и в печи согреться.
Гнетея — она ложится у человека на ребра, гнетет его утробу, лишает ашгетита и производит рвоту.
Грудица — ложится на груди, у сердца, и причиняет хрипоту и харканье.
Глухея — налегает на голову, ломит ее и закладывает уши, отчего больной глохнет.
Ломея, или Костоломка: «Аки сильная буря древо ломит, такожс и она ломает кости и спину».
Пухнея — пускает по всему телу отек (опухоль).
Желтея — эта желтит человека, «аки цвет в поле».
Коркуша, или Корчея — ручные и ножные жилы сводит, т. е. корчит.
Глядея — не дает спать больному (не позволяет ему сомкнуть очи, откуда объясняется и данное ей имя); вместе с нею приступают к человеку бесы и сводят его с ума.
Невея (мертвящая) — веем лихорадкам сестра старейшая, она всех проклятее, и если вселится в человека, он уже не избегнет смерти.
Чтобы избавиться от сестер-лихоманок, использовали самые разнообразные средства. Например, очень действенным считалось передать лихорадку кому-то другому с какою-нибудь вещью. Например, остатки пищи и питья больного отдавали собакам, чтобы болезнь ушла от него. Некоторые, придя от недужного, сами прикидывались больными лихорадкой, чтобы злобные сестры, увидев, что делать им тут нечего, пошли дальше.
Больных накрывали медвежьей шкурой, потому что всякая нечисть боится медведя. Полезно было вообще провести медведя трижды над лежащим на земле больным, а тому следовало приговаривать: «Батюшка, брат мой старший! Выгони проклятую из головы, из ног, из рук, из могучей груди, из добра живота, из спины и ребер и из черной печени».
Неожиданно стреляли над ухом у захворавшего человека, чтобы напугать болезнь; надевали на шею хомут, который вообще часто употреблялся как в исцелении болезней, так и в наведении порчи и т. п.
Полезно было сжечь лихорадку. Для этого надо было взять освященную вербу, сделать на ней столько зарубок, сколько было также приступов у человека, и спалить эту ветку, произнося полученный к случаю заговор. Потом пепел больному следовало съесть. Когда у больного начинался приступ, следовало выйти на крыльцо и крикнуть: «Приходи вчера!» Лихорадка запутается и отстанет от страдальца, а потом, глядишь, и вовсе не станет приходить.
Двенадцать сестер-лихорадок
На море, на Океяне, на острове Буяне лежит камень алатырь. На том камне сидят три старца с железными прутьями, идут к ним навстречу 12 сестер-лихорадок. — «Вы куда идете, грешные, окаянные, проклятые?» — «Идем в мир: у людей кости ломать да силу вынимать». — «Воротитесь, грешные, проклятые, окаянные!» — «Мы тогда воротимся, когда эти слова будут все знать да по три раза в год читать».
12 сестер-лихорадок называют по именам 12 Иродовых дочерей, от которых будто бы они произошли: 1 — трясея, 2 — желтея, 3 — розея, 4 — знобея, 5 — ледея, 6 — огнея, или огнева, 7 — ломея, 8 —хрипуша, 9 — лихоманка, 10 — мокрота, 11 — сухея, 12 — давея.
Крестьяне верят и ныне, что болезни, особенно лихорадки, являются в образе женщин во время сна. Они говорят и верят, что смерть перед кончиною человека, назначенной судьбой, является в виде человеческого скелета с косой, а иногда и сказывает, что пришла похитить такого-то.
Заговор о лихорадке
На горах Афонских стоит дуб мокрецкой, под тем дубом сидят тринадесять старцев со старцем Пафнутием. Идут к ним двенадесять девиц, простоволосых, простопоясых. И рече старец Пафнутий, с тремянадесять старцами: кто сии к нам идоша? И рече ему двенадесять девицы: есмь мы царя Ирода дщери, идем на весь мир кости знобить, тело мучить. И рече старец Пафнутий своим старцам: зломите по три прута, тем станем их биги по три зари утренних, но три зари вечерних. Взмолишася двенадесять дев к тринадесять старцам с старцем Пафнутием. И не почто же бысть их мольба. И начата их старцы бити, глаголя: Ой вы еси, двенадесять девицы! Будьте вы трясуницы, водяницы, расслабленные, и живите на воде студенице, в мире не ходите, кости не знобите, тела не мучьте. Побегоша двенадесять девиц к воде студенице, трясуницами, водяницами, расслабленными.
Заговариваю я раба такого-то от искушения лихорадки. Будьте вы прокляты двенадесять девиц в тартарары! Отыдите от раба такого-то в леса темные, на древа сухие.
Опахивание
Суть «опахивания» заключается в проведении магической черты, за которую не должна распространяться и переступать эпидемическая болезнь. Эта черта проводится сохой или косулей, в которую впрягаются молодые девушки или вдовы. Иногда таким образом в начале эпидемии изолируются отдельные дома, где уже появилась болезнь, или же очерчивается целое селение, чтобы не пустить болезнь из соседних деревень. При этом, если болезнь уже появилась в селении, больные дома оставляются за чертой и ставятся как бы вне магического круга.
Опахивание совершается всегда с известным церемониалом. Иногда косулю в направлении против солнца везут двенадцать девиц, иногда же делают это только две женщины, иногда это вдовы и старые девы. Участницы церемониала должны быть в белых рубахах, с распущенными волосами, а изредка они раздеваются и донага. Замечательно, что в этом последнем случае, хотя этот церемониал чисто женский, в нем принимают иногда участие и мужчины. Опахивание производится обыкновенно одной сохой, иногда в соединении с бороной и совершается в большом секрете, ночью или рано утром, на заре, в глубоком молчании или же с песнями, сложенными на этот случай. Иногда с целью как можно дальше прогнать заразную болезнь участницы церемонии размахивают по воздуху ухватами, кочергами, метлами и другими бабьими инструментами.
Вот пронеслась весть, что холера «идет», крестьяне собрались всей деревней и начали советоваться, как оградить себя от болезни. Нашлись люди, которые указали на опахивание, как на средство, практиковавшееся в стародавние времена. Средство это было принято всем обществом.
В полночь собрались бабы и девки, в одних рубашках, не подпоясанные, простоволосые и босые. Выбор производить опахивание пал на самую старшую вдову. На нее надели хомут и впрягли в соху. Другую вдову, более молодую, впрягли в борону. Все готово. Одна из баб объясняет присутствующим, что как только, во время опахивания, они завидят холеру, должны бросать все — и соху, и борону, бежать навстречу холере, ловить ее и бить. Кто только не встретится — это холера. Если встретится поп, то и попа не щадить, потому что холера часто превращается в него, чтобы лучше избежать гибели. После наставлений вдова трогается с места и крикливым, раздирающим голосом затягивает песню:
Мы идем, мы везем
И соху, и борону,
Мы и пашем, и бороним,
Тебе, холере, бороду своротим.
Сеем мы не в рожу землю
И не родим семена.
Песни поют все присутствующие, без перерыва, все время опахивания повторяя его три раза и делая на всех перекрестках, по пути, на земле кресты.
Иногда церемония опахивания принимает явно религиозный характер. В таких случаях одна из женщин идет впереди процессии с восковой свечой, а иногда делаются попытки достать для этой цели подсвечник из церкви. Распеваемые при этом стихи принимают также религиозный оттенок.
Мы не ангелы, не архангелы,
Мы апостолы, с неба посланы
Чудо видели, чудо слышали…
О холере
«Дай я тебе в бочку волью немного капель из своего пузырька…» Художник В. Малышев. Полное собрание этнографических трудов А. Е. Бурцева
В Москве один водовоз возил воду на пятнадцать дворов. Раз приехал он за водой на Москву-реку, — подходит к нему старичок: «Дай, — говорит, — я тебе в бочку налью несколько капель из своего пузырька». — «Каких капель?» — спрашивает водовоз. «Народ морить, — говорит ему старик. — Если ты позволишь мне влить в твою бочку капель, то за это я тебе дам много денег». Подумал, подумал водовоз и согласился: «Ну что ж, — говорит, — лей». Старик дал водовозу денег и влил в бочку своего снадобья. Только водовоз пожалел народ и воду эту не стал развозить по домам, а вылил ее в помойную яму. Потом он поехал на другую реку, выполоскал бочку и налил свежей воды. Так водовоз делал каждый день: приедет на Москву-реку, нальет в бочку воды, даст старику подбавить туда своих капель, возьмет с него денег и едет выливать воду в помойную яму. Нажил так водовоз два каменных дома и пятьсот рублей денег. Раз поехал он за водой, а старик ему говорит: «Ну, братец, позволь я тебе в бочку волью свои капли, а денег ты от меня немного подожди, — их у меня сейчас нет. Вот я письмо напишу, и мне пришлют денег, я тогда втрое заплачу». — «Хорошо, — гов