За обрядом одевания невесты наблюдала сама Государыня при участи наиболее заслуженных статс-дам и фрейлин. Волосы Ксении были положены длинными локонами, и на голове укреплена очень сложным способом драгоценная корона.
Я помню, что она была одета в такое же серебряное платье, что и моя сестра Анастасия Михайловна и как все Великие Княжны в день их венчания. Я помню также бриллиантовую корону на ее голове, несколько рядов жемчуга вокруг шеи и нисколько бриллиантовых украшений на ее груди.
Наконец, мне показали невесту, и процессия двинулась. Сам Государь Император вел к венцу Ксению. Я следовал под руку с Императрицей, а за нами вся остальная Царская фамилия в порядке старшинства. Миша и Ольга, младшие брат и сестра Ксении, мне подмигивали, и я должен был прилагать все усилия, чтобы не рассмеяться. Мне рассказывали впоследствии, что «хор пел божественно». Я же был слишком погружен в мои мысли о предстоящем свадебном путешествии в Ай-Тодор, чтобы обращать внимание на церковную службу и наших придворных певчих.
Когда я был еще ребенком моя матушка приобрела Ай-Тодорскую полосу земли на южном берегу Крыма я и Ай-Тодор выросли, как бы, вместе. С годами Ай-Тодор превратился в цветущий уголок, покрытый садами, виноградниками, полянами и прорезанный по берегу бухтами. На берегу был выстроен маяк, который позволял нам ориентироваться на море в туманные ночи. Для нас, детей, – этот ярко сиявший сноп света Ай-Тодорского маяка стал символом счастья. Я думал о том, будет ли Ксения это чувствовать так же, как и мои братья в течение этих двадцати лет.
Мы возвращались во дворец в том же порядке, с тою лишь разницей, что я поменялся местом с Государем и шел впереди под руку с Ксенией.
Я не могу дождаться минуты, когда можно будет освободиться от этого дурацкого платья, – шепотом пожаловалась мне моя молодая жена. – Мне кажется, что оно весит прямо пуды. Как бы я хотела поскорее встать из-за стола. Посмотри на папа, – он прямо без сил…
Все мы видели, каким утомленным выглядел Государь, но даже он сам не мог прервать ранее положенного часа утомительный, свадебный обед.
Только в 11 час. вечера мы могли переодеться и уехать в придворных экипажах в пригородный Ропшинский дворец, где должны были провести нашу брачную ночь. По дороге нам пришлось переменить лошадей, так как кучер не мог с ними справиться.
Ропшинский дворец и соседнее село были так сильно иллюминованы, что наш кучер, ослепленный непривычным светом, не заметил маленького мостика через ручей, я мы все – три лошади, карета и новобрачные упали в ручей. К счастью, Ксения упала на дно экипажа, я на нее, а кучер и камер-лакей упали прямо в воду. К счастью, никто не ушибся, и к нам на помощь подоспела вторая карета, в которой находилась прислуга Ксении. Большая шляпа с страусовыми перьями Ксении и пальто, отделанное горностаем, – были покрыты грязью, мои лицо и руки были совершенно черны. Князь Вяземский встречавший нас при входе в Ропшинский дворец, как опытный царедворец, не проронил ни одного слова…
Нас оставили одних… Это было впервые со дня нашего обручения, и мы едва верили своему счастью. Может ли это быть, что никто не помешает нам спокойно поужинать!
Мы подозрительно покосились на двери и затем… расхохотались. – Никого! Мы были действительно совсем одни. Тогда я взял ларец с драгоценностями моей матери и преподнес его Ксении. Хотя она и была равнодушна к драгоценным камням, она все же залюбовалась красивой бриллиантовой диадемой и сапфирами.
Мы расстались в час ночи, чтобы надеть наши брачные одежды. Проходя в спальную к жене, я увидел в зеркале отражение моей фигуры, задрапированной в серебряную парчу, и мой смешной вид заставил меня снова расхохотаться. Я был похож на оперного султана в последнем акте…
На следующее утро мы возвратились в С. Петербург для окончания свадебного церемониала, который заключался в приеме поздравлений дипломатического корпуса в Зимнем Дворце, в посещении усыпальницы наших царственных предков в Петропавловском соборе и поклонении чудотворной иконе Спасителя в домики Петра Великого. На вокзале нас ожидал экстренный поезд. Быстро промчались семьдесят два часа пути, и новая хозяйка водворилась в Ай-Тодор. Здесь мы строили планы на многие годы вперед и рассчитывали прожить жизнь, полную безоблачного счастья.
Кто мог думать в этот бледно-синий июльский вечер в 1894 году, что только три месяца отделяют нас от самой страшной катастрофы в истории Российской Империи. Кто мог предвидеть, что Император Александр III умрет в возрасте 49 лет от роду, оставив незавершенным монарший труд свой и вручив судьбу шестой части мира в дрожащие руки растерявшегося юноши.
Ксения и Александр Михайлович обвенчались 25 июля 1894 года.
Александр Михайлович пытался стать ближайшим другом и советником Николая Александровича и по его поручению сделал не мало для развития Российской авиации. Лето он и его жена проводили в Крымском имении Ай-Тодор, откуда Ксения писала подруге – Александре Александровне Оболенской, урожденной Апраксинаой (1851–1943), жене кн. В. С. Оболенского и фрейлине Императрицы Марии Федоровны. Их переписка началась, когда Ксения была еще девочкой. Эти письма сохранились, и они рассказывают о том, как жизнь, которая казалась такой мирной и счастливой превратилась для великой княгини в кошмар.
14-го июня 1884 г.
Александрия[19]
Моя милая Апрак!
Вот наконец я собралась Тебе написать. Погода тут вовсе не теплая, что очень скучно и почти ни одного дня не было без дождя. Тебя и Кролика[20] так не достает здесь. Дети Елены Шер(еметевой)[21] приезжают каждый день к нам; а маленькая весь день даже остается у Беби[22]. Она такая миленькая. Надеюсь, что вы веселитесь в Kissingen. Мы еще ничего не знаем про шхеры, только я очень надеюсь, что мы поедем скоро. Фу! Какой дождь полил; а нам придется сейчас к обедне ехать.
Теперь я продолжаю письмо. Завтрак кончился. Сегодня играли пролог из “Мефистофеля” и я думала про Тебя и Кролика. Я жду с нетерпением письма от Тебя. Мамаб мне рассказала, что у вас чудный сад и только две комнаты. Ура! Погода разгулялась и солнце показалось. Я еду кататься с Мама в 3 ч., чему я теперь уже радуюсь. Вчера вечером мы ездили на музыку. Вечер был холодный, что неприятно, и людей не было так много, как обыкновенно, но все таки достаточно. Мы катались полтора часа (от 9 ч. до 10? ч.). Когда, милая Апрак, я вернусь с катания, то напишу Тебе все, что мы делали (сегодня).
Надеюсь, что погода хорошая и главное что Ты здорова!!!!! Ты мне, пожалуйста, напиши все, что делаешь там. Завтра начинаются каникулы, к несчастию!!! (К великому счастию, нас всех, особенно Джоржи[23]). Твой зонтик (который Ты мне подарила) со мной ездит и бывает в самые торжественные дни как, например, сегодня и в другие дни.
Джоржи, теперь и Ники[24] кидают в меня катышку вместо Кролика, что весьма неприятно, и я понимаю теперь, зачем Кролик так сердился и бесился. Ты ему можешь сказать, что я никогда не кидала в него катышков кроме, может быть, одного или двух раз. Теперь, Апрак, я не могу больше писать Тебе, а буду потом, когда вернусь с прогулки.
Вот я и вернулась. Мама и я поехали в ее шарабане кататься. Мы также сделали визит Eugene[25] (Евг(ению) Макс(имилиановичу)). Там мы оставались почти все время. У него есть крошечная обезьянка – очень миленькая. Она его ужасно любит. Наконец, к нам пришли Зина[26] и д(ядя) Алексей[27]. Тогда мы пили чай и затем уехали. Прогулка была весьма приятная. Теперь, моя дорогая Апрак, я должна кончить письмо. Кланяйся Кролику от меня, Ники и Джоржи, также от Миши[28]. Тебя мы целуем. Тысячу поклонов от братьев.
До не скорого свидания.
Любящая Тебя твоя Ксения.
Миша сказал мне, что скоро напишет Тебе письмо (“когда будет дождь”), он объявил.
21-го июня 1884 г.
Барга[29]
Моя душка Апрак!
Очень благодарю тебя за твое милое письмо. Так жаль, что тебя нет здесь. Мы наслаждаемся тут всем. Сегодня мы пришли в одно место, называемое Барг. Тут очень красиво. Пожалуйста, благодари Кролика за его рисунок – он очень хорош. Я дала Мама немецкую бумажку.
Мы пришли в Бьеркезунд[30] на “Владимире Мономахе”, что было очень весело. Мне бы хотелось очень вас видеть, особенно как вы живете, но ты так хорошо описала вашу жизнь в письме, что я все понимаю и вижу. Пожалуйста, пиши мне почаще если можешь – это мне доставляет большое удовольствие.
Надеюсь, что ты и Кролик здоровы и что вы довольны вашею жизнью в Kissingen. Наверно, тебе все таки странно быть без морской свинки. Я тут наслаждаюсь. Я забыла тебе объявить, что Миша с нами и что он тебя целует. Кролика тоже обнимает. Я всегда забываю, что тебя тут нет и всегда называю Елену “Апрак”, что очень странно. Мы сегодня опять съезжали на берег с Мама и гуляли там пешком, что было очень весело. Места замечательны, красивы, и все так благоухает. Я бы очень хотела купаться с тобою в Kissingen. Я понимаю, что это приятно.
Как однакож вы рано ложитесь там, но также вы встаете рано, я бы очень хотела быть на твоем месте и вставать и ложиться также рано. Этот раз мое письмо нельзя сравнивать с твоим, потому что твое такое огромное и интересное, а мое… – гнилое. Но нечего делать, милая Апрак, надо кончить.