19 авг(уста) 1902 г.
Александрия
Милая Апрак,
Мы все ходим как в воду опущенные со вчерашняго дня. Представь себе, какой ужас, бедная А(лександра) Ф(едоровна)[80] оказалась вовсе не беременна, – 9 месяцев у нее ничего не было, и вдруг пришло, но совершенно нормально, без болей. Третьего дня Отт[81] ее видел в 1-й раз и констатировал, что беременности никакой нет, но, к счастью, все внутри хорошо. Он говорит, что такие случаи бывают и что это происходит вследствие малокровия. Это до того ужасно, что думать ни о чем другом нельзя, и так страшно за них, больно и грустно. Все это долгое и томительное ожидание кончилось ничем!
Воображаю, что теперь станут говорить, когда это узнается, и вот во избежание всех тех фальшивых толков я решила тебе написать, чтобы Ты знала правду. Она сама объявила об этом Мама и ужасно расплакалась. Я ее не видела вчера весь день, т. к. лежала с вытянутой ногой! Я имела глупость, т. е. скорее неловкость оступиться на лестнице в Царском Селе в день свадьбы, причем вытянуты связки на левой ноге в щиколке. Вчера именно нога сильно разболелась, и я совсем не могла на нее ступить. Сегодня лучше, и я хожу снова. После завтрака поехала к ней, бедной, с Мама и нашла ее в очень грустном настроении, хотя она говорит об этом с большою покорностью. Кроме личного горя и разочарования, какой это должно быть удар их самолюбию! Мама воспользовалась случаем и говорила откровенно с Ники про Ф(илиппа)[82] – она все сказала, что у нее было на душе, но, к сожалению, получила довольно туманные объяснения, хотя он сказал, что все очень преувеличено, что рассказывают, и т. д. За Мама я рада, что она, наконец, высказалась, но результат разговора не удовлетворительный!
Теперь мы один за другим начнем разъезжаться. Я собираюсь уехать 22-го, а Мама, вероятно, в конце недели. Ты не поверишь, как мне хочется отсюда уехать, только жалко покидать Мама! Ольга прислала мне камни, но я их еще не выбирала. Ты забыла вернуть мне фотографию Мама в рамке. Сегодня spectacle gala в честь молодых. Свадьба и все сошло хорошо, и было красиво. Пиши, пожалуйста. Крепко обнимаю и желаю всего хорошего, надеюсь здоровье лучше?
Обнимаю. Ксения.
20-го авг(густа) 1902 г.
Александрия
Только два слова, милая Апрак, в дополнение к вчерашнему. Сегодня утром у А(лександры) Ф(едоровны) произошел маленький выкидыш (если только можно это назвать выкидышем!), т. е. просто вышло крошечное яйцо! Вчера вечером у нее были боли и ночью тоже, а утром все кончилось, когда эта история вышла! Теперь, наконец, можно будет объявить об этом, и завтра в газетах появится бюллетень – с сообщением о том, что произошло. Наконец, найден естественный выход из этого грустного случая. Она лежит – из предосторожности, т. к. при этом иногда бывают кровотечения. Слава Богу, пока здоровье ее совсем хорошо.
Ксения Александровна (справа) со своей кузиной Марией
Мама и я говорили сегодня с ними обоими про Ф(илиппа), и я почувствовала большое облегчение, но, к сожалению, они опять ничего нам не разъяснили и только удивлялись, почему все вообразили, что они скрывают свое знакомство с Ф(илиппом), (!), тогда как они не думали из этого делать секрет. А тайна всетаки остается тайной – кто он такой, мы так и не выяснили! Они сказали, что он очень скромный человек и что с ним приятно говорить, т. к. он так хорошо понимает вещи и говорит “Things which do one good!” Но всетаки и то хорошо, что la glace est rompue!
Мама собирается уйти в Данию в Воскресение, а я уезжаю 22-го. Погода невозможная, 8°, и льет, льет без конца. На этом кончаю.
Ксения.
31-го августа 1902 г.
Севастополь
Милая Апрак,
Только что получила Твое письмо, за которое очень благодарю. Ты не можешь себе представить, как мы счастливы быть снова вместе, – разлука меня угнетает! К сожалению, завтра вся эскадра уходит на стрельбу в Тендру[83] – дней на 5 или на 6-ть, и эта мысль мне вовсе не улыбается[84]. Мы были всю неделю вместе, и снова приходится расставаться, – но это не все! 9-го они опять уходят туда же, кажется, и везут десант (из сухопутных войск), который должны там высадить и снова посадить к себе и вести обратно. Раньше 13-го они не вернуться. Кампанию кончат после 20-го, и тогда только мы попадем в наш милый Ай-Тодор.
Тут очень хорошо (на яхте т. е.), но жаль, что чудное время пропадает, – там теперь должно быть дивно. Я, наконец, отогрелась за лето в эту неделю и должна сказать, что отвыкла от жары и солнца, и мне даже кажется странным видеть ежедневно солнце и голубое небо. А Ты, бедная, собираешься уже вернуться в Питер к 1-му Окт(ября), как мне Тебя жаль! Тебя удивляет, почему Миша остался в Петергофе, но теперь Ты уже знаешь, что он поехал с Ники на маневры, и вся причина в этом!
Я так рада за Мама, что она в Дании, но она вечно должна беспокоиться и быть в тревоге; вчера она телеграфировала нам, что бедный Ломен внезапно заболел в Bernsdorffe, у него сделалось внутреннее кровоизлияние (вероятно в желудке), и положение его очень серьезно и внушает опасение. Это ужасно грустно, и как жалко бедную Мама во всем этом! Всегда, всегда что-нибудь.
Теперь я уже больше не сомневаюсь, что то, что было с А(лександрой) Ф(едоровной), было внушение, но они сами этого не знают. Впрочем, она созналась сестре, что раз молилась с Ф(илиппом). Странно, но и страшно все это, и Бог знает, чем это кончится! Боюсь, что знакомство с ними и дружба с теми не прекратится, – все останется попрежнему, а мы останемся в дураках. Впрочем, теперь молчать то мы больше не будем, но только надо умело за это приняться, а это не так легко, – они совсем подпали под его влияние. Многое могла бы рассказать, да только неудобно об этом писать.
Сегодня сильнейший ветер, сухой и горячий, вроде сирокко, и из Севастополя летит пыль. Мы стоим в глубине Северной бухты. Около 18-го приезжают Ники и А(лександра) Ф(едоровна). На этом кончаю. Надеюсь, самочувствие лучше. А Ты всетаки не прислала мне еще фотографии Мама.
До свидания, милая Апрак. Крепко Тебя обнимаю. Мой муж Тебе кланяется.
Твоя Ксения.
26-го окт(ября) 1902 г.
Ай-Тодор
Милая Апрак,
Спешу Тебе ответить, пока еще могу! Спасибо от души за милое письмо, которое получила сегодня и за фотографию Мама, которая, я думаю, пропала!
Я очень хочу получить миниатюры, и буду ждать их с нетерпением. Мы тут живем хорошо и тихо, но чем ближе время подходит к известному сроку[85], тем неторопливее я становлюсь и только думаю о том, как бы скорее все кончилось. Дай Бог, чтобы было так же хорошо, как всегда!
Мне очень грустно, что Мама не будет здесь в это время, но что же делать! А как ей было бы полезно подышать здешним воздухом, – ведь она совсем не видела тепла весь этот год!
Миша, в конце концов, совсем сюда не приедет. Он вдруг объявил, что ему надо вернуться в Гатчину в начале ноября, т. к. у него есть занятие, а позже – должен принять роту. Все это довольно слабо, – здоровье главное, – а потом уже всякие занятия и служба (которые никуда не уйдут)! Ему именно следовало бы приехать сюда, набраться сил и здоровья к зиме. Не понимаю, почему доктора не настояли на этом. Он должен был жить у нас, т. к. здесь теплее и суше, чем в Ливадии, и я весьма радовалась этому, и вдруг все кануло в воду! Но Мама пишет, что здоровье его совсем поправилось, слава Богу, и что он, наконец, выходит. Бедный Мишенька, невеселую провел он осень, и теперь сам лишает себя маленького удовольствия и отдыха. Мама станет еще грустнее после его отъезда, так ее жаль – ужас! Она должна быть в Дании, но все же она должна чувствовать большее одиночество, чем мы, скверные дети разбрелись по всему свету и ее оставили одну! Иногда, веришь ли, я себя чувствую такой неблагодарной свиньей! Но, что же мне делать?! Да, хорошо пока дети маленькие, а потом от них проку мало!
Сегодня именины нашего маленького Дмитрия. Он удивительно мил и такой развитой человечек; начинает ходить уже, но совсем один, т. е. без посторонней помощи, – не может еще. Мы почти весь день проводим с детьми, а со старшими двумя даже не разлучны. Они и гуляют, и завтракают, и пьют чай с нами.
Женитьба д(яди) П(авла)[86] – большое безобразие, но вместе с тем его ужасно жалко, он не может быть счастлив с такой женщиной! Не понимаю, как он мог пожертвовать даже детьми ради нее, – вот уж она не стоит всего этого. Глупые детки, – они его ужасно любят, и это будет для них жестоким ударом. Вероятно, Е(лизавета) Ф(едоровна) возьмет их к себе. Д(ядя) Сергей в отчаянии – еще бы!
Котя Оболенский тебе, наверное, говорил про хорошее настроение, царящее в Ливадии? Я давно не видела их в таком чудесном веселом расположении духа. Это такой контраст, и этим летом их просто узнать нельзя. Ты не можешь себе представить, как приятно это видеть. Отношения опять самые лучшие, и, к счастью, с Филиппиными[87] особенной дружбы не видно, они видятся не часто, и все радуются этому! Ах! Дай Бог, чтобы с Ф(илиппом) все было кончено! Иногда мне кажется, что да, т. к. они именно имеют такой вид будто отделались от чего-то неприятного или какой-то тягости и теперь наслаждаются жизнью во всю! Они устраивают пикники или ездят верхом; вообще много разъезжают повсюду и весь день почти проводят со всеми. Это очень хорошо, т. к. отвлекает от тех. Ф(илиппиных) здесь положительно нет; кажется, они, наконец, испугались и будут впредь осторожнее. Мы их ни разу не видели, хотя были с визитами друг