В Россию Крузенштерн вернулся осенью 1799 года прославленным моряком. Он тут же начал работать над проектом кругосветного путешествия, и через некоторое время представил его императору Павлу. Идея была отвергнута, но Крузенштерн не отчаивался и продолжал отправлять в различные министерства письма с обоснованиями важности этой экспедиции. Во-первых, он утверждал, что везти груз из Европы на Камчатку или Русскую Аляску морем вокруг Африки или Америки намного быстрее и дешевле, чем сухопутной дорогой через Урал и Сибирь. Во-вторых, на своём опыте он убедился, что продавать добытую на Аляске пушнину намного выгоднее в Китае, чем в Европе.
В наши дни трудно представить, каким сложным было в конце XVIII века путешествие из Москвы на Камчатку. Начиналось оно весной. Груз перевозили обозами на лошадях, которых меняли каждые 100 километров. К середине лета добирались до Урала, к концу лета переправлялись через реку Обь. Поздней осенью достигали реки Енисея и к зиме попадали в Восточную Сибирь, в Иркутск. Здесь ждали настоящих морозов, чтобы по льду русла реки Лены добраться до Якутска, расположенного на Дальнем Востоке. В Якутске приходилось ждать полгода – ни зимой, ни весной по тайге путешествовать было невозможно. К сентябрю на оленях добирались до Охотска, на берег Охотского моря. Далее путешественник должен был переправиться через Охотское море до Камчатки – для этого ждали почти год до следующего июля. Осенью, зимой и весной мореплаватели не рисковали выходить в Охотское море. Дело в том, что паруса на местных кораблях сшивали из лоскутов, которые доставляли сюда обозами из Москвы и Петербурга. Крупные паруса в обоз не помещались, поэтому парус сначала разрезали, а по прибытии в Охотск снова сшивали. Выходить на таких сшитых парусах в море при сильном ветре было очень опасно. Поэтому приходилось ждать ещё почти год. Выйдя в море только через два с половиной года, путешественники попадали на Камчатку. Там приходилось снова ждать до следующего лета, чтобы доплыть до Аляски спокойным Беринговым морем.
В 1801 году идеями деятельного офицера заинтересовался Александр I, только что взошедший на престол. Иван Фёдорович Крузенштерн был произведён в чин капитан-лейтенанта и назначен главой кругосветной экспедиции. В августе 1802 года началась тщательная подготовка. Только к февралю 1803 года удалось найти и приобрести в Лондоне два подходящих судна. Крузенштерн и Лисянский лично подбирали команду на свои шлюпы. Некоторые адмиралы советовали набирать в столь опасное плавание только английских моряков, так как у них больше опыта. Однако Крузенштерн не соглашался, он считал, что русский моряк ни в чём не уступает английскому. В итоге обе команды укомплектовали только русскими моряками и офицерами. Среди них были два совсем молодых мичмана: русские немцы Фаддей Беллинсгаузен и Отто Коцебу. Много лет спустя они прославятся своими собственными кругосветными путешествиями. А Беллинсгаузену вдобавок удастся открыть шестой материк – Антарктиду.
Помимо русской команды на кораблях всё-таки были три иностранца: швейцарский астроном Иоганн Горнер и два немецких естествоиспытателя – Вильгельм Тилезиус и Григорий Лангсдорф, их пригласил лично Крузенштерн. Также на борту «Надежды» пришлось разместить царских послов, которые должны были установить дипломатические отношения с Японией. За эту сложную миссию отвечал царский камергер Николай Петрович Резанов. Он поселился в одной каюте с Крузенштерном.
В те годы Япония была совершенно неизвестна ни русским, ни другим европейцам, это была закрытая страна. Одной только Голландии удалось задобрить японского императора, и тот разрешил голландским кораблям заходить в порт Нагасаки. Александр I хотел добиться таких же привилегий для русских кораблей. Российский посол Николай Резанов ответственно подошёл к своей миссии: он посоветовал Александру преподнести японскому императору дорогие подарки – огромные зеркала в золотых рамах. Морякам пришлось приложить немало усилий, чтобы зеркала не разбились во время бурь. Кроме того, в знак дружбы в Японию решили вернуть японских рыбаков, которые несколько лет назад потерпели крушение у берегов Русской Аляски и теперь проживали в Иркутске.
Согласно бумаге, полученной Крузенштерном, посла Резанова должны были сопровождать несколько «благовоспитанных молодых людей». Однако среди них Крузенштерн с удивлением увидел графа Фёдора Ивановича Толстого. Его с большим трудом можно было назвать «благовоспитанным» – известный скандалист и картёжник, он очень часто дрался на дуэлях. По воспоминаниям родственников графа, тот попал на корабль обманом, спасаясь от суда и выдав себя за своего двоюродного брата-тёзку. Тот действительно должен был сопровождать Резанова, но страдал от морской болезни и очень боялся плыть. Крузенштерн был не в восторге от присутствия на борту такой скандальной личности, но сделать ничего не смог.
10 июня 1803 года корабли начали нагружать провизией и товарами для русских поселений Камчатки и Аляски – несколько тысяч бочек солонины и сухарей, железо, порох, спирт, ружья, лекарства, одежду и множество других полезных вещей. Кроме того, Крузенштерн приказал взять с собой квашеную капусту и клюквенный сок, чтобы предотвратить опасную болезнь – цингу. Остальные продукты планировалось покупать в дороге.
Наконец корабли были готовы к отплытию. Неожиданно для всех в Кронштадт приехал Александр I. Он внимательно осмотрел корабли и произнёс воодушевляющую речь для экипажей перед плаванием. 7 августа в десять часов утра «Надежда» и «Нева» вышли в открытое море. Вначале моряков сопровождала ясная погода, но вскоре корабли попали в бурю. Из-за этого пришлось задержаться в Фалмуте, портовом городе на южном побережье Англии, и произвести небольшой ремонт «Надежды». Пополнив запасы провизии, 6 октября, ясной тихой ночью, корабли вышли в Атлантический океан и отправились на юг. К 19 октября без происшествий добрались до Канарских островов и вошли в гавань города Санта-Крус – столицы острова Тенерифе. Здесь команды отдохнули несколько дней, пополнили запасы воды, мяса и фруктов. Учёные провели точные измерения широты и долготы.
26 октября экспедиция продолжила путь. Ровно через месяц, 27 ноября 1803 года, русские корабли впервые в истории пересекли экватор. Это событие отпраздновали салютом из 11 пушек. Моряки произнесли тост за здоровье русского императора. Одного матроса, Павла Курганова, имевшего, по словам Крузенштерна, «отменные способности и дар слова», одели в костюм Нептуна – древнего бога моря. Нептун грозно спрашивал у русских моряков, за какой надобностью забрались они так далеко от дома. Затем гонялся за матросами по палубе с ведром и обливал их водой. Было много хохота и песен. Закончился праздник глубоко ночью.
18 ноября корабли достигли берегов Бразилии, которая в те времена была колонией Португалии, и 21 ноября вошли в бухту города Санта-Катарина. Здесь пришлось задержаться на полтора месяца, так как грот-мачта «Невы» треснула и нуждалась в срочной замене. Португальский губернатор встретил их радушно, помог пополнить запасы воды и еды. Посла Резанова и его свиту пригласили жить в доме губернатора. Корабельному астроному позволили разместить обсерваторию на небольшом островке. Также губернатор помог заменить мачту – он приказал привезти стволы деревьев из бразильских джунглей. Новый год офицеры встретили в доме губернатора жаркой душной ночью. Ведь январь в Южном полушарии – самый жаркий месяц.
В Бразилии Крузенштерн купил несколько попугаев. А граф Фёдор Толстой приобрёл обезьяну и занялся от скуки, её дрессировкой.
4 февраля корабли отправились в дальнейшее плавание, держа курс на юг, к мысу Горн. Он находится на самой южной точке Южной Америки и представляет собой огромную голую скалу. Мыс Горн ещё называют Огненной Землей, он имеет дурную славу: в этом районе часто бушуют шторма и бури. Поэтому Крузенштерн и Лисянский заранее договорились: если буря раскидает корабли, они должны будут встретиться в порту острова Нукагива, самого большого из Маркизских островов, расположенных в южной части Тихого океана, – ровно посередине между Южной Америкой и Австралией.
С каждым днём становилось всё холоднее. Стали чаще встречаться киты и альбатросы, обитающие в холодных широтах. Однажды моряки увидели огромную стаю из 23 китов. Вблизи мыса Горн учёные экспедиторы провели большую работу по определению точных географических координат. Как и опасались, когда шлюпы 2 марта проплывали мимо мыса Горн, начался шторм. Сильный ветер превратился в настоящий ураган. Всю ночь бушевала буря. Огромные волны разбросали «Надежду» и «Неву» далеко друг от друга. К счастью, с утра море успокоилось. Одинокая «Надежда» вышла в Тихий океан и взяла курс на северо-запад. Матросы принялись сушить одежду и вещи.
Путешествие по южным водам Тихого океана было беспокойным. Здесь тоже часто бушевали шторма и бури. К тому же заканчивались запасы пресной воды, её приходилось сильно экономить. Наконец путешественники добрались до Маркизских островов, 7 мая «Надежда» бросила якорь около острова Нукагива. Архипелаг (группа островов) был открыт всего лишь за 13 лет до экспедиции Крузенштерна и совсем неизучен.
Там русские моряки познакомились с местными жителями, которые приплыли к «Надежде» на каноэ. Крузенштерн с удивлением узнал, что на острове живут двое европейцев – англичанин и француз. Оба были матросами, бежавшими с проплывавших мимо военных кораблей, и страшно враждовали между собой. Англичанин Робертс жил на острове уже 7 лет, он предложил свои услуги в качестве переводчика. Вскоре корабль окружило множество аборигенов – чернокожих людей в коротеньких юбках, сплетённых из травы. Все они были отличными пловцами и с лёгкостью подплывали к кораблю с тяжёлым грузом в руках: бананами, кокосовыми орехами и плодами хлебного дерева. Всё это туземцы принесли для продажи. В обмен моряки предложили куски старых железных обручей. Такой обмен привёл туземцев в восторг, так как на острове не было железа. Торговля пошла бойко. «За кусок обруча, – писал Крузенштерн, – давали они обыкновенно по пяти кокосов или по три и по четыре плода хлебного дерева. Они ценили такой железный кусок весьма дорого… Малым куском железного обруча любовались они, как дети, и изъявляли свою радость громким смехом». Узнав, что на острове водятся свиньи, моряки предложили их обменять за металлические топоры. Аборигены обрадовались топорам, но свиней приводить не торопились – свиньи ценились на острове очень дорого.