Трудно с уверенностью сказать, что именно помешало Брюсову полностью осуществить свой замысел. Скорее всего, уже само время не способствовало его окончательному воплощению. Предисловие к «Новым стихам Нелли» Брюсов писал в 1916 г., когда сборника как сформированной книги еще не существовало (хотя, судя по тексту предисловия, он планировался, как и «Стихи Нелли», небольшим: 20–30 стихотворений). События двух революций и активное включение Брюсова в общественную деятельность неизбежно должны были отодвинуть его новый мистификаторский замысел на задний план.
Рукописный макет сборника «Новые стихи Нелли» представляет собой подборку стихотворений, сохранившуюся в архиве Брюсова и систематизированную вдовой поэта, И. М. Брюсовой, после его кончины. В своей работе над творческим наследием Брюсова Иоанна Матвеевна, как правило, старалась бережно соблюдать авторскую волю, а также установленный им порядок в расположении рукописей и относящихся к ним материалов. Поэтому в нижеследующей подборке текстов мы, не имея никаких иных достоверных данных о том, какою Брюсов предполагал видеть свою книгу, не сочли возможным менять состав и последовательность стихотворений, установленные в макете. Из подборки изъято только стихотворение «Она ждет» («Фонарь дуговой принахмурился…»), включенное Брюсовым в книгу «Девятая Камена»[642]. При этом установленная в макете последовательность стихотворений никак не должна восприниматься как продуманная авторская (или редакторская) композиция. Более того: элемент случайности нельзя исключать даже в отношении состава сборника; весьма вероятно, что некоторые стихотворения, попавшие в подборку, не предназначались для «Новых стихов Нелли». В частности, сомнительна принадлежность «Нелли» таких стихотворений, как «Лето, меркни, в осень канувши…» (3) и «Из дневника. 2» (14), написанных от лица мужчины; юмористического стихотворения «Городская весна расплескалась…» (7), стихотворения «Вы знаете, что значит быть голодной…» (22), героиня которого явно не согласуется с образом Нелли. Однако и изымать эти не публиковавшиеся автором стихотворения из подборки у нас нет достаточных оснований. Не исключено, что в намерение Брюсова входило не только сочинение стихотворений, представляющих собой непосредственную исповедь его героини, но и создание системы двойных масок: как и любой поэт, «Нелли» в своих стихах имела полное право говорить не от собственного имени.
Тексты воспроизводятся по автографам и авторизованным машинописным копиям, хранящимся в архиве В. Я. Брюсова в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Ф. 386. Карт. 13. Ед. хр. 4). За исключением стихотворения «Узором исхищренным pointe-de-Venise…», опубликованного за подписью «Нелли» (Крематорий здравомыслия (Мезонин поэзии. Вып. Ill — IV). <М.>, Ноябрь — декабрь 1913. С. <14>), все стихотворения до подготовки настоящей работы не публиковались.
Как мотив надоевшего танго,
Жизнь томит своей белой канвой.
Так же скучно над черной Невой,
Как мне было б над желтым Гоанго.
Вкусы терпкие жизненных вин
С каждым днем все преснее, преснее…
Светы гаснут в вечерней аллее…
Или гаснет вечерний камин?
Раздуть ли потухшие угли?
Саламандрам дать ли плясать?
Ах, не вдруг ли,
Как они, огни оборвать!
Сладко нежит холодное дуло,
Прижимаясь прямо к виску…
Быть может, я заснула
И в грезах вижу тоску?
Друг шестизарядный!
Скучный мотив развей!
Я проснусь весело-нарядной
В толпе веселых людей!
Как карточные домики, падали
Государства — под ветром судьбы —
Люди не знают, жить надо ли,
Когда все стали — рабы!
Свободы божественным маревом
Любовались в пустыне мы все,
А теперь пригоршни оспариваем
Воды на песчаной косе…
И многое, многое, многое
Великое — видеть пришлось!
Шоссе пологое
Пропастью оборвалось!
Как картонные домики падали
Государства — под ветром судьбы, —
Ах! жить надо ли,
Когда все — рабы?
Возникали надежды и рушились, —
Грохотом наполняя мир…
Вон — все прислушались,
Поняв, что кругом — Валтасаров пир.
Но пусть и рука грозно-огненная
Лето, меркни, в осень канувши,
Ясный август, сентябрей!
В жизнь ночей беззорьных глянувши,
Не хочу безночьных дней!
Светы майские — предатели[651],
Как мячом, играли мной.
Пусть же щелкнут выключатели,
Заливая душу тьмой.
Не в беспечном смехе тенниса
Утолить мечту дано:
Звезды мечет, бело пенится
Мира вечное вино!
Плотно сдвинут темный занавес
В этой комнате и в днях…
В тайнах мрака и обмана весь,
Пью позор в немых устах.
Узором исхищренным Pointe de Venise
Я тешу в тихий вечер мой призрачный каприз;
В моей зеркальной спальне, одна, пред тем как лечь,
Любуюсь отраженьем моих округлых плеч.
Над зеркалом сгибаясь, размеренным лучом
Блистают шестиножки под выпуклым стеклом.
Их сестры, в пышной люстре, смеются с потолка,
Глядя, как с цветом кружев слилась моя рука,
Как странно-бледен, в глуби сияющих зеркал,
Под сном венецианским моих грудей овал [653],
Миров зеркальной жизни раскрыта глубина,
И я, себе навстречу, иду, повторена;
Иду, смеюсь, шепчу я: «Итак, я вновь жива!»
А на грудях трепещут живые кружева.
Что же делать теперь мне, если жизнь переломлена?
В мгле волшебно-вечерней над усадьбой разгромленной [655],
Над столбами пожарищ я склоняюсь в последний раз…
Кто со мной? — мой товарищ, этот тихий закатный час[656].
Что отыщется в пепле? что найти мне желаннее?
Обгорелые стебли мной любимой латании!
Переплет от тетрадки, — дневника позабытых лет?
Иль под старой перчаткой из ларца дорогой портрет?[657]
Как острый ликер — этот воздух,
С зеленой маркой: «Апрель».
Ласточки, под крышею, в гнездах,
Как влюбленные, щебечут мне: «Нелли!»
Солнце ярче огней ресторана…
Ах, покрыть бы его колпачком!
Меж березок-белянок мне странно,
Но они говорят мне: «Ты — дома!»
На мне светло-серое платье;
По моде, я шляпу сняла.
Кто за это утро заплатит,
В которое так весела я?
Ласточки щебечут мне; «Нелли!»