– Итак надежда моя миновала, посмотреть эти палаты внутри, – сказала Царевна.
– Не меньше и я того желал бы, – вторил ей Абакай, – но трудно, или не возможно получить желаемое, ибо буквы, написанные на воротах, заключают в себе талисман[39].
– Однако давай присядем на эту лавочку, – предложила Динара, и подумаем, что нам можно предпринять в наших обстоятельствах?
Они сели, и Абакай попросил девушку рассказать ему свои приключение, в связи с чем она и начала.
Рассказ царевны Динары
Отец мой, царь Грузинский, сильно любя меня, воспитал, как приличествует царской дочери. Один молодой царевич, живший при нашем дворе, увидев меня, почувствовал ко мне крайнюю любовь, которая нарушила его спокойствие. Заметив жестокость его страсти, и добродетельные его намерения, подавала я ему надежду, что вздыхает он не понапрасну. В то время прибыл к нашему двору посол из соседнего государства, с требованием выдать меня в жены своему королю. Родитель мой, считая предложение это хорошей для меня выгодой, без дальнего размышления дал в том обещание. Велено мне было готовиться к отъезду с великим визирем. Отъезд мой столь поразил моего любовника, что он, простившись со мною, в тот же вечер умер. Я оплакивала смерть его так горячо, что о любви нашей наверняка возымели бы подозрение, когда бы меня не защищала близость разлуки моей с родителем, почему в слезах моих все обманулись. Наконец я села на корабль, на котором должны мы были плыть около морского залива. Однако страшная буря нарушила благополучное наше путешествие, и отняла у служителей корабля всякую возможность управлять им. И так нас занесло в неизвестные места, а напоследок прибило к Самсаритскому острову.
Чудовища, на этом острове обитающие, услышав шум от прибытия корабля, прибежали и взяли нас в плен. Прочего я не могу вспомнить от страха меня объявшего. Они поели всех моряков, придворных и самого визиря, ну а я полюбилась некоторому знатному, но крайне престарелому вельможе. Он мне и сказал, что если я соглашусь выйти за него замуж, то это избавит меня от всех угрожающих мне бед, коих я иным способом избежать не смогу. Дряхлость его предоставила мне безопасность от его объятий; ибо в самом деле он умер лишь только нас с ним обручили; потому что я от страха быть съеденною, не взирая на омерзение к собачей его голове, согласилась за него выйти. Вчера только его и похоронили
– Ах! – вскричал королевич Абакай, – у вас на платье тарантул.
Царевна зная, сколь ядовит этот паук, испугалась, и вскочила, отряхивая платье. Тарантул упал на землю, и Абакай раздавил его ногой. Вдруг они услышали великий шум и стук, при этом ворота сами собой растворились. Королевич и Царевна ужаснулись было; но одумавшись сказали друг другу: «Неужели смерть этой-то осьминожной твари должна была разрешить талисман?».
Они обрадовались и вошли в ворота.
Им представился обширный сад, в котором они увидали всех родов деревья, носящие на ветвях зрелые плоды. Голодные странники, нарвав фруктов, уже хотели было употребишь их в пищу, когда поняли, что все они были из чистого золота. Посреди сада протекал ручей, весьма чистой воды, и на дне которого видно было несчетное множество разных драгоценных камней.
Осмотрев в саду все достойное примечания, они прошли в беседку, сделанную из чистого восточного хрусталя: она являлась входом в палаты. Проходя покоями, они, кроме блистающих по стенам переливов золота, алмазов и яхонтов, не увидели ни одной живой твари. Напоследок им представились серебряные двери, отворив которые, они вступили в богато убранный кабинет, где увидели сидящего на софе старого мужчину, имеющего на голове изумрудную корону. Борода его, белизной подобная снегу, лежала по земле. Там же было видно было шесть претолстых волосьев, особо от бороды висящих; усы его состояли из таковых же волосьев, каковых было по три на каждой стороне. Ногти его на каждом пальце простирались в длину не менее аршина. Этот почтенный муж, ласково взглянув на пришедших, сказал им:
– Кто вы, любезные мои дети?!
– Милостивый государь! – ответствовал ему Абакай, – я – королевич Мавранарский; а эта прекрасная особа – дочь царя грузинского, и когда вы нам дозволите, мы расскажем вам наши приключения. Без сомнения надеюсь, что несчастья, нами претерпленные, приведут вас в сожаление, и великодушие ваше дозволит нам иметь здесь пристанище.
– С охотой, – у сказал старик; – я вам очень рад, и тем более, что вы царские дети. Вы очень счастливы, что попали в мой дом – я разделю с вами мое благополучие и удовольствие. Останьтесь со мною навсегда, здесь насладитесь радостью всевечного счастья. Смерть, содержащая под своей властью своею всех людей, здесь коснуться вас не сможет. Впрочем ведайте, что я царь Китайский. Древность мою вы можете усмотреть по великим моим ногтям, Я живу уже 9700 лет. Бунт произошедший в государстве моем, принудил меня из него удалиться. Я пришел в эту степь, где повелел духам построить этот огромный дворец. Духами я повелеваю, как каббалист[40]. Тысячу лет не выходил я из этого места, и намерен навечно тут остаться. Я разумею тайну камня Премудрости, и силою его я бессмертен. Я научу вас этой важной премудрости после того, как вы проживете со мною несколько веков… Однако я вижу, что слова мои приводят вас в сомнение. Будьте уверены в их истинности. Человек разумеющий, как делать Философский камень, не может умереть естественной смертью, пока того не захочет сам. Правда, хотя он может быть убит, и тайна эта не защищает его от насильственной смерти; но чтобы сохранить себя от таковой опасности, он должен будет удалиться в подземные обиталища, или построить себе замок, подобный моему. Здесь я в безопасности: людская злоба и ненависть навредить мне не могут. Талисман, увиденный вами на воротах, составлен так, что никакой злодей и разбойник в них пройти не сможет; хотя бы и убил он тысячу осминожных тварей. Вход сюда дозволен одним только людям кротким и добродетельным.
По окончании этой речи, царь Китайский заключил с королевичем и его спутницей договор о вечной дружбе, а те вознамерились с ним остаться навсегда. Он спросил их, не желают они покушать, и узнав, что они уже два дня не ели, показал им два фонтана, изливающихся в обширные золотые купели. Один вместо воды бил наилучшим вином особенного вкуса, а второй – несравненным молоком, которое, попадая в купель, становилось приятнейшего рода кушаньем. Старый царь позвал трех духов, и приказал им подать яства. Те приготовили стол на три персоны, и в трех золотых блюдах поставили эту молочную снедь. Сев за стол, Абакай и Динара поели всё с превеликим аппетитом; причем духи подавали им в хрустальных сосудах вино. Старый же Царь, коему в силу обладания великими ногтями не возможно было употреблять пищу из рук своих, разевал только рот, а кормил его один из духов, как младенца.
После стола старый царь просил Абакая рассказать свое и Динары приключения; что ими и было сделано. По окончании из рассказа, царь говорил им:
– Забудьте, дети мои, произошедшие с вами несчастья. Вы оба молоды, достойны любви; заключите же между собою вечный союз. Здесь вы насладитесь блаженством нескончаемого благополучия, и любовь ваша взаимно пребудет навсегда.
Абакай и Динара и прежде клялись уже друг другу в вечной любви; а тогда возобновили ласки, и сочетались супружеством.
Нежные любовники эти, хотя и желали бы каждую минуту посвящать взаимной страсти; но из почтения и любви к старому Царю, проводили при нем большую часть дня, забавляя старца приятными разговорами, или слушая от него удивительные истории, кои он им беспрестанно рассказывал. Так шли годы. Между тем Динара родила двух прекрасных сыновей, коих вскормила собственною грудью. По пришествии их в возраст способный к наукам, один дух, по повелению китайского царя, научил их многим хорошим и таинственным наукам. Семи лет от роду они уже знали очень много.
В то время Динара говорила мужу своему:
– Я признаюсь, что замок этот мне становится скучен. Тщетно вижу я пред собою все эти различные чудеса. Устав вечного здесь пребывания порождает во мне отвращение от всего этого. Хотя Царь Китайский и обнадеживает сделать нас бессмертными; но бессмертие это мне вовсе не приятно. Премудрость его не может учинить такого, чтоб мы не состарились; а долгую жизнь в старости я считаю более за бремя, чем за благополучие. Сверх того я крайне желаю видеть моего родителя; если сверх моего чаяния печаль о моей мнимой смерти уже не прекратила дни его.
– Любезная Динара, – отвечал ей Абакай, – в этом бессмертии я нахожу не иное удовольствие, кроме как то, что могу любить тебя вечно. Небо тому свидетель, что и я не менее твоего желаю видеть моего родителя, о коем я никогда без слез вспомнить не могу. Но есть ли нам надежда доехать до Грузии, или до моего отечества?
– Судно наше, – сказала царевна, – стоит еще целое на том же месте, где мы его оставили. Вверим себя ещё раз нашей судьбе. Поплывем опять по реке; может быть, она принесет нас в таковое место, откуда мы сможем сыскать случай приехать ко двору отца моего, или в твои земли.
– Я соглашаюсь на ваше желание, – проговорил Абакай; – ибо, что угодно вам, то и мне всегда приятно. Оставим же этот замок, когда он вам противен, и сядем в судно с детьми нашими. Но каковым покажется отъезд наш китайскому царю? Он любит нас, как собственных детей. Можно ли нам его оставить? Отлучка наша сделает его безутешным.
– Мы поговорим с ним, – сказала Динара, – и притворимся, что отлучаемся от него только на малое время. Я думаю, что он в надежде о нашем возвращении много тужить не будет.
По таком условии пошли они к старому Царю, и представили ему, что они возымели желание непременно повидаться с своими родителями, и что разлуку с ними больше переносить не могут. Они просили у него дозволения на то, обещаясь чрез несколько лет опять к нему возвратиться. Услышав это, старый Царь начал неутешно плакать.