Заключение повести о Любимире и Гремиславе
Клоранд окончил свою повесть, испустив тяжкий вздох, как достойную жертву памяти своей добродетельной мачехи. Порамир изменился в лице при последних словах маркиза. «Боги, – возопил он. – Какими чудными стезями ведете вы судьбы человеческие Для чего не дали вы нам хотя малого прозрения в будущее; это послужило бы многим к спасению; сколько бы тем можно отвратить несчастных случаев, и облегчить горести страждущих».
Кларанд и Любимир сочли эти слова следствием возобновившегося напоминания о несчастном конце его друга; они постарались его утешить, приводили Порамиру доводы в оправдание его добродетели. Клоранд усугубил эти заботы нежнейшими объятиями.
– Не оплакивай моего родителя! – восклицал он, имея глаза, орошенные слезами; – Не оплакивай его, когда в тебе еще я его вижу.
– Да! – отвечал старец, приведенный в умиление; – Ты увидишь, сколько сильно последнее завещание моего друга сделало меня его невольником. Но не все еще тут, сын мой: посреди бедствий моих небо послало мне залог, способный подтвердить тебе, что память друга моего всегда мне была драгоценна. Может быть, Любомир будет счастливым этого свидетелем.
– Любимир?! – вскричал Клоранд, непонимающий намерения слов Порамира.
– Да, Любимир должен быть участником нашей радости и вашего признания; я хочу соединить судьбу этих трёх домов: я предстательствую к вам о сем; я лишился матери, но нашел в вас отца; я утратил одну сестру, но друг мой Любимир заменит урон этот, если вы согласитесь увенчать его желания, соединив его с возлюбленною им вашею дочерью. Мы составим одно семейство; я имею столько, что способно рассеять предрассудки в рассуждении недостатка моего друга. О небо! какое ожидание! мы будем жить вместе, и отец мой Порамир не откажет мне в первой сей прозьбе.
Любимир, душа которого была в устах его друга, повергается к ногам Порамира; он не может произнести ни одного слова; но это безмолвие лучше всякого красноречия изображает его чувства. Друг его предстательствует с жаром сострадательного сердца.
– Будешь ли ты так жесток к своему избавителю? – восклицал он. – Помедлишь ли ты заплатить восстановлением жизни того, который спас твою с пролитием своей крови? Воззри! Он еще обагрен ею, и она убеждает тебя.
– Так, маркиз, – сказал Порамир, прервав его слова и поднимая с чувствительным движением лежащего его у ног Любимира: – я чувствую цену благодеяния твоего друга; остатки дней моих будут твердить мне о его одолжении. Ты и я не можем признавать его, как за благодетеля; но ведаешь ли, что мне стоит наградить его Гремиславою? судьба её не от меня зависит; а впрочем бы.
– Что вы под этим разумеете? – вскричал Клоранд, подхватив затрепетавшего Любимира.
– На этот раз не ожидайте от меня ничего: завтра, если дозволит рана вашего друга, я надеюсь получить ваше посещение. – Сказав это, Порамир, обнял их и удалился, оставив их в великом недоумении.
Любимир не извлёк из сказанного ничего полезного для своей страсти. Сомнительные слова Порамира разверзли еще неисцелившияся раны его сердца; и поскольку несчастные из всего умеют выводить горестныя для себя выводы, предался он тоске своей, и вне себя повергся в кресла. Друг его видел, сколь полезны ему быть могут его утешения; и потому употребил все средства подать ему надежду.
– Порамир еще не лишил тебя успеха в твоих желаниях, – говорил он. – Слова его еще не составляют отказа; судьба Гремиславы не от него зависит, – сказал он; – может быть, разумел он, что ты властелин над нею после оказанного ему одолжения? Уверься в этом; потому что завтра дозволит он тебе увидеться с твоей возлюбленной. Дозволил ли бы он это человеку, которого намерен сделать несчастливым и разлучить со своей дочерью? – Влюбленнаго легко уверить в том, что на страсть его падает луч надежды. Любимир успокоился и пришел к утешительным размышлениям. Клоранд его оставил и обещал найти Любимира поутру еще в постели.
Любимир провел беспокойную ночь; надежда увидеть любимую Гремиславу после столь долговременной разлуки, лишала его сна. Никогда еще время не текло так медленно: Любимир считал минуты, каждая из который текла как год. Однако пред рассветом утомленные беспокойством и истекшею кровью его члены покоряются власти природы; сладкий сон льстил ему прекраснейшими представлениями. Он переносится в чертоги своей любезной, видит ее, целует её руки, говорит с нею, рассказывает ей про свои претерпенныя мучения; она сообщает ему о своих. – Шорох идущего человека пресекает это восхитительное видение; он пробуждается и видит себя в объятиях Клоранда.
– Вставай, друг мой, – сказал тот ему; – я сдержал мое слово застать тебя в постели. Скоро полдень; и засыпаются ли так, когда на рассвете можно бы еще увидеть Гремиславу? Вставай, говорю я, сестры мои принимают участие в твоей болезни, и приехали навестить тебя.
– Как! сестры ваши здесь? – отвечал Любимир, поспешив одеться.
– Да, – продолжал Маркиз, – они здесь; и я хочу наказать Порамира за оказанные к тебе суровости, предоставив тебе выбор одной из двух. Забудь Гремиславу; я отвечаю за моего друга, что сестра моя будет предпочтена дочери Порамира.
– Может быть, – отвечал Любимир важно, Если я престану быть твоим другом; изменник называться им был бы недостоин.
– О! перестань философствовать, – подхватил Клоранд смеясь; – я уверен, что первый взгляд переменит твои чувства. Ты знал только одну сестру мою; но не видел еще ту, которую я нашел.
– Ты нашел сестру свою? – сказал Любимир посмеиваясь; – изрядная шутка! Поистине бы было слишком много счастья для одних суток. – Но в самом деле Любимир считал, что друг его не даром слишком весел; по поздному времени, которое он проспал, надеялся он, что маркиз виделся с Порамиром и объяснился в его пользу. Он задал ему о том множество вопросов, и всегда получал в ответ: рассмотри хорошенько сестру мою.
Между тем Любимир оделся на легкую руку; Клоранд провел его в ближнюю комнату. Две девицы вышли к ним встречу, и в первой, на которой остановились его взоры, Любимир узнал свою возлюбленную Гремиславу.
– Боги!… любимая!… – вскричал он этими словами очутился у ног её, едва сохраняя чувства. Гремислава не имела уже причин скрывать свои чувства пред возлюбленным; старания её привели в себя Любимира. Сестра Клоранда присоединилась к этому, она спрашивала его о состоянии его раны; но Любимир вместо ответа целовал руки своей возлюбленной. Он не мог ничего говорить; кажется, что не смел он объясниться, любовь ли, или соболезнование привело Гремиславу в дом его. Маркиз подошел, чтобы вывести друга своего из замешательства.
– Откажешься ли еще ты, своенравный человек, – говорил он ему с улыбкою, – выбрать одну из сестёр моих, чтоб она изгнала из сердца твоего дочь Порамира?
– Ах, маркиз, – отвечал тот, – перестанешь ли ты мучить меня своими шутками? Я чувствую, что ты мог учинить меня счастливейшим человеком; но скажи, удостоверь меня, (продолжал он, схватив руку прелестной Гремиславы и прижав её к груди своей) смягчится ли Порамир моими мучениями? позволяет ли он мне назвать себя отцом моим?
– Нет, никогда, – сказал Порамир, вошедший при этих словах из ближнего покоя; – другом твоим быть он может, но счастие не определило ему быть отцом твоей возлюбленной. – Изумленный Любимир не мог постичь смысла этих слов. Он устремлял взоры свои попеременно, то на Порамира, то на свою любезную и своего друга. Сердце его трепетало в ожидании первых слов, имеющих открыть это таинство. Порамир видит сражение чувств его, и потому продолжает: – Друг твой тебя не обманывает, судьба определила из рук его получить тебе твою возлюбленную Гремиславу; ибо ведай, что она не дочь моя, а та самая сестра его, которую еще в пеленках похитили злодеи.
– Как! она сестра твоя? – вскричал Любимир, бросаясь с объятиями к маркизу: – Ты должен возвратить мне; жизнь мою!
– Так, любезный друг, – отвечал Клоранд; – Этот счастливый день привел меня в состояние увенчать два сердца, друг для друга рожденные… Откажешься ль ты теперь предпочесть сестру мою Гремиславе?
– Трудно было б согласиться на это, – сказал Любимир, – еслиб дочь Порамира не оказалась сестрою моего друга.
Клоранд не замедлил подтвердить свои намерения: он взял руки Любимира и Гремиславы и соединил их в залог сочетания. Должно обойти молчанием чувства и слова, которые происходили между этими любящими; ибо к начертанию их надлежит употребить не перо, а сердце, которое бы, будучи наполнено жесточайшей и безнадежной страстью, вдруг увидело себя наверху своего благополучия.
Когда прошли первые восторги, Клоранд уведомил своего друга, каким образом получил он в тот день неожидаемую радость, узнать в Гремиславе сестру свою. Он проснулся очень рано, и узнав, что Любимир, проведя беспокойную ночь, предался сну, хотел постараться о его счастье и вознамерился ехать к Порамиру, чтоб убедить его склониться на сочетание Гремиславы со своим другом. Ему не было труда сыскать дом Порамира, потому что слуга от него был прислан для его препровождения. Клоранд желал усугубить услугу Любимиру; он хотел узнать о расположении сердца Гремиславы в рассуждении её любовника. К этому удобнейшим казалось ему употребить сестру свою; итак он приехал с нею к Порамиру. После первых приветствий Клоранд начал просьбы за своего друга, но Порамир вместо ответа повел его в спальню Гремиславы. Они нашли старшую сестру маркиза, обнимающейся с Гремиславой; ибо сила природы и в неведении влекла их друг к другу. Маркиз, взглянув на Гремиславу, едва нашел себя в силах сохранить благопристойность, чтоб не броситься к ней с объятиями; настолько он счёл достойным выбор своего друга! Порамир споспешествовал этим стремлениям крови, сказав Гремиславе:
– Я пришел опечалить тебя и обрадовать, любезная дочь моя, и в последний раз назвать тебя этим сладким именем. Конечно с прискорбием узнаешь ты, что не мне ты должна жизнью; но если привычка, считать меня отцом, должна повергнуть тебя в огорчение этой вестью, урон твой награждаю я возвращением тебя брату и сестре, коих здесь ты пред собою видишь. – Слова сии сделали всех неподвижными; никто не смел не верить истине, на которую соглашались тайные привлечения этих родственников. Гремислава, считающая все это за сновидение, устремила взоры свои на Порамира; но Клоранд и сестра его, знавшие, что они имели сестру, которая у них похищена, не ожидали дальнейших объяснений: источники слез, источаемых радостью, полились из глаз их, и Гремислава очутилась в их объятиях. Порамир не медлил удостоверить их явственнее, и рассказал маркизу следующее: – Когда несчастный конец твоего родителя принудил меня удалиться из твоего отечества, я возвратился назад тайно для получения немалой суммы денег, оставленных мною у одного моего приятеля, который при отъезде моем не мог мне их возвратить, но писал, что те лежат в готовности в назначенном ему от меня месте, где я того дожидался. Скрываясь от поисков твоих, маркиз, за лучшее считал я шествовать ночью. Проезжая один лес, увидел я близ огня сидящих нескольких человек, и прикованную цепью к дереву женщину, держащую на руках своих младенца. Вид этот возбудил во мне подозрение; я остановился и потребовал отчета от этих незнакомых, что они за люди, и для чего прикована к дереву эта женщина; но вместо ответа они схватидись за оружие. Я не сомневался более, что это злодеи; а особенно когда прикованная женщина начала звать на помощь, называя их похитителями дочери одного знатного вельможи. Я напал на них с моими людьми; и хотя злодеи отчаянно оборонялись, но были отчасти побиты, или принуждены спасаться бегством. Освободив женщину, узнал я, что оная была кормилицей вашей сестры, рожденной по кончине вашего родителя; и что по неизвестной ей причине она была похищена с питомицей своею в ночное время этими злодеями, которые увезли с собою и надзирательницу, приставленную к этому ребёнку; но отвезя её верст на сорок, оставили, а кормил