ие венценосцы наблюдают. Наконец ниспадший с небес венец был торжественно носим для обозрения посреди народа; всякий падал перед ним и воздавал ему божескую честь. Потом тот был возложен опять на голову князя. Идол Чернобога был с пением поднят и с прежними торжественными обрядами препровожден во дворец Русов.
Там Аспарух истолковал сыну своему должности, к коим назначили его небеса и которые Рус и многие потомки его свято сохранили. И в продолжении празднеств, учрежденных на этот славный случай, Аспарух простился со своим сыном и пришел ко мне, дожидавшемуся его в лесу. Тут посоветовался он с предсказаательным зеркалом о месте, которое назначат ему небеса к спокойному обиталищу, и о хранилище сосуда, заключающего судьбу русов. Этот самый остров, на котором ты нашел меня, храбрый Булат, изобразился в зеркале с той самой горою, в которой мы находимся. Последовавэтому божественному совету и по возложении на ковер сосуда и прочих наших вещей взошли мы на ковер и перенеслись сюда. Пещеру эту со всеми ее украшениями соорудило искусство Аспаруха. Золотой сосуд с тяжкими заклинаниями был нами поставлен на той поляне, где ты нашел меня, бьющегося со змием, и вверен в стражу двум тьмам служебных духов. По силе этих клятв, утвержденных самим великим Чернобогом, никто не мог прикоснуться к сосуду во всё время жизни Аспаруха, и никто не мог овладеть им, пока потомство Русово будет следовать предписанному на венце его. В случае же нарушения этого закона врагам благоденствия русского позволено было сражаться с хранителем сосуда, но овладеть оным не прежде, как низложив противоборством его хранителя.
По совершении этого Аспарух, как первый хранитель сосуда, имел неусыпное бдение: ежедневно по нескольку раз прибегал он к волшебному зеркалу, чтобы узнать о состоянии своего отечества. Двести лет прошло, в которые не мог он жаловаться на поведение владетелей русских, кроме бедственного устава, коим новопокоренные финские народы учинены были невольниками своих победителей. Он предвидел все истекающие и впредь имеющие случиться от того нестроения, но не мог их отвратить, ибо клялся не отлучаться с острова, будучи хранителем на нём сосуда. Хотя через служебных своих духов и нередко посылал он сновидения русским государям, побуждающие к уравнению победителей и побежденных, но либо государи, зараженные предрассудком о благородстве славян пред финнами, или вельможи, имеющие выгоды от невольничества покоренных, всегда находили случай не следовать сему спасительному влиянию. Лучше сказать, что судьба русов содержала некоторые частные несчастья, положенные в совете богов, коих усердие Аспаруха отвратить было не в силах, и предписанное в книге вечных уставов должно совершиться. Усмотрев приближение конца своего, Аспарух открыл мне все тайны своего глубокого знания; я испил из золотого сосуда, поклявшись быть вечным его хранителем, и по отшествии Аспаруха, проведшего на свете 980 лет, в жилище душ блаженных, стал здесь его наследником.
Чтоб быть верным моим клятвам, забыл я сам себя и посвятил жизнь свою без изъятия заботам о благоденствии моего отечества. Я почти не отходил от волшебного зеркала. Сколь болезненно было видеть мне в нём владение князя Желатуга, разоряемое междоусобными бранями и приведенное почти к падению! Но я принужден был покоряться необходимости и довольствоваться сохранением целостности судьбины их, запертой в золотом сосуде; я уповал, что милосердие богов восставит некогда главу славного народа из покрывающих её развалин. Но все это было еще следствием необходимости, проистекающей от погрешностей в правлении; не было еще врага, с которым бы я, сражаясь, претерпел несказанные труды.
Однажды, заглянув в зеркало, увидел я в нём совет злых духов, благодетельствующих финнам и враждебных русам. Зверообразный Астароф, князь демонский, сидел в огненных креслах, поставленных на множестве мертвых голов, собранных на месте побоища в последнюю междоусобную битву русов близ изборских лесов; это придавало креслам его некий вид ужасного престола. По правую руку его сидел пронырливый Астулф, начальник духов вестоносцев, а налево – Демономах, покровитель чародеев, с первыми из своих служебных духов. Вокруг этого адского собрания стояли полки мрачных сил, в виде вооруженного воинства. Злоба и кровожадность отражались на их темных лицах, и ненависть сверкала из раскаленных очей их; они потрясали пламенным и напоенным ядом оружием своим. Смертоносный смрад заражал всю окрестность этого адского сборища. Предчувствуя важность этого открытия в пользу моего отечества, преклонил я внимательное ухо и ожидал, что произойдет наэтом богопротивном совете.
– Могущие силы и власти сонмища, спорющего с небесами! – начал Астароф. – Я собрал вас на совет для предложения важного вопроса: чем должно низложить крепость народа, покровительствуемого богами и пришедшего победить страны финнов, обожающих меня и вас вместо творца своего? Известно вам, с какою твердостью противоборствовал я воле небес, предающих мою державу в область народу, мне ненавистному: едва только русы двинулись с востока, я не ослабевал противопоставлять им всевозможные препятствия на пути их. Я возбуждал на них все стихии, внушал к ним ненависть во всех народах, сквозь области коих им проходить должно было; с твоею, о Демономах, помощью рассевал я ядовитые травы и плоды, чтоб скоты их и сами они, по необходимости вкуся, погибали.
Но все это осталось тщетно: ненавистный мне отец вождя их Аспарух уничтожал все эти препоны: мудрость его, которой и сам я не могу не удивляться, низложила мои происки, он истребил яд приготовленной отравы и преобратил его в здоровую поросль; он принуждал расступаться воздвигаемые мною на пути непроходимые горы, принуждал их давать свободные пути; возбуждаемые бури и громы прогонял он в необитаемые пустыни, а внушенную в народы ненависть укрощал он мечом, провождаемым победами и добродетелью, так что враги русов делались добровольно либо их союзниками, либо данниками. Финны, в стране коих только веков обожествлялось мое имя, совершенно ими покорены и стали им невольниками.
Правда, что не упустил я внушить в мысли князя Руса гордый предрассудок, которым он, подавая законы побежденным финнам, учинил своих славян над ними господами. Я предвидел все должные из того произойти последствия: финны питают неистребимую вражду к своим владетелям, при всяком возможном случае берут они оружие и наносят немалый вред своим утеснителям; сами русы способствуют своему ослаблению, междоусобствуя за участки владычества, коего они по себе уровнять не могут, и область русская неприметными шагами идёт к своему падению.
Однако прозорливый Аспарух предусмотрел все случаи, он соорудил венец и золотой сосуд с таковыми тайнами, что некогда русы должны будут воспрянуть от бедственного сна своего. Законы, предписанные на венце для государей, когда-нибудь вразумят их отнять неравенство у побежденных и учинить из них один народ и братство с их победителями. Тогда владычество наше в стране этой совершенно истребится. Русы хотя заблуждаются в понятиях своих о творце своем, но они чистосердечно поклоняются небесной власти и проклинают силу адскую. Финны не следуют вере их только по укорененной ненависти к народу, её исповедающему; но они втайне одобряют святость этой веры, и когда отнимется причина ненависти, они отступят от меня, и имя Астарофа учинится чуждым и ненавистным посреди древних прельщенных его обожателей.
Далее скажу вам, хотя я не проник в таинства, заключенного для судьбины русов в золотом сосуде, но ведаю, что, если бы он с венцом Русовым был похищен в руки финнов, они бы славян учинили своими невольниками, и истинное познание творца никогда бы не просияло в странах их. Я не нахожу дальних затруднений в похищении Русова венца, ослабленная междоусобиями страна не сможет долго защищать его, но иное обстоятельство с златым сосудом. Второй Аспарух, ученик его Роксолан, владеющий всеми его знаниями и покровительствуемый Чернобогом, содержит его в неусыпном хранении на одном из островов северного океана и подкрепляется помощью стражи двух тем служебных духов, предстоящих престолу Чернобога. Поскольку потомство Русово уже нарушило закон, предписанный на венце, притеснением покоренных финнов, то нам пришло время испытать свои покушения к похищению этих славянских святынь. Противопоставим силу силе; следуетвыдвинуть чародеев и воспитать их с непримиримою злобой к славянам. Я берусь за это, а Демономах должен обогатить их всеми тайнами адского искусства. Когда найдётся такой, кто может сразиться с Роксоланом, мы сможем облегчить его борьбу битвою со стражею служебных духов; не раз уже победы их над нами делали мы сомнительными. Теперь, могучие князи тьмы, ожидаю я вашей помощи и совета; нареките орудие, должное послужить нам в этем достохвальном предприятии.
Тогда Астулф, восстав с места, попросил о внимании и предложил:
– Я, имеющий достоверное сведение о всем, происходящем в концах света, знаю, что вчера в народе финском близ Голмгарда родился младенец, достойный нашей радости. Он произошел от отца, убившего своими руками своих родителей, и от матери, поедающей собственных детей своих; а так как нет сомнения, что дети заимствуют с кровию все свойства давших им жизнь, так что от добродетельных на свет происходят добрые, а от развращенных – злые, то поистине младенец Змиулан достоин нашего воспитания и обогащения дарованиями князя Демономаха.
Все собрание рукоплескало от восхищения и определило Демономаху похитить этого Змиулана от грудей лютой его матери, чтобыта не сожрала его раньше времени и тем не уничтожила бы намерения, заключенного на адском совете. Этот князь злобы усердно принял на себя сию обязанность. Я видел, как он похитил его от сосков его матери и, отнеся в пещеру Валдайских гор, положил на постель, приготовленную из ядовитых трав, как он в виде страшной женщины питал его вместо молока змеиною кровию и как вдыхал в него адскую злобу.
Змиулан возростал сверхъестественно, и в шесть месяцев достиг почти исполинского роста и стал столь злобен, что я, наблюдающий его в волшебном зеркале, видел в нем непреодолимое желание и всегдашние покушения задавить и растерзать адскую свою кормилицу. Демономах учил его всем чародейным знаниям и менее нежели в год сотворил его страшным не только смертным людям, но и самому аду. Он мог принуждать к повиновению всех адских служебных духов и, призывая, повелевать ими, как своими невольниками; имел власть превращаться сам и превращать всё, что бы ни вздумал, в различные виды; воздвигать бури и войну стихии на вред человеческому роду; он мог узнавать обо всём происходящем на свете и потому не пропускал злодействовать, где только видел возрастающее начало благоденствия.