Король волшебниц, войдя в котёл, окунулся троекратно в составе и потом помазал им лбы каждой подходившей к нему волшебницы. По окончании этого под действием его жезла котел обратился в великолепную колесницу; волшебницы принесли с холма вороновы крылья и прилепили ихспереди колесницы, от чего она поднялась на воздух, и король волшебниц улетел. После этого все волшебницы бросились к холму разбирать свои сорочьи крылья: они прыгали в них ногами, становились птицами и улетали. Вскоре не видно стало ни одной сороки, и костер уже угасал, как по роще разнесся плачевный голос сетующей женщины. Я счел, что это должна быть та волшебница, у которой сова похитила крылья, и что урон этот доставляет ей печаль. Я не хотел воспользоваться приобретением, мне не принадлежащим, и пошел в сторону, откуда доносились стенания.
– Могучая волшебница, – кричал я, приближаясь, – не сетуй о своей потере: я отнял крылья твои у похитительницы.
– Ах, благодетель мой! – возопила волшебница – и вдруг я очутился в ее объятиях.
Я рассказал ей, каким образом достались мне в руки её крылья.
– Храбрый богатырь, – сказала она мне, выслушав меня, – ты оказал великую услугу волшебнице Тифее и верь, что она за это на весь век твой останется благодарною… Ведай, – продолжала она, – что это собрание, которого ты был нечаянным свидетелем, бывает у волшебниц в присутствии их короля через каждые семь лет. Состав, который при этом приготовляют, чрез помазание на лбу возобновляет в нас волшебную силу, и волшебница, по какой-либо причине не участвовавшая в этом собрании, лишается права своей науки на двадцать один год. Все мы должны прилетать сюда в виде сорок; но если какая-либо из нас каким-нибудь случаем потеряет здесь крылья, в которых прилетела, та навечно потеряет волшебное знание и вместо того это приобретает похитительница крыльев. Киевские ведьмы, которые в силе науки далеко ниже волшебниц, стараются всеми путями проведывать место и час сего нашего очередного семилетнего собрания, но это хранится в глубочайшей тайне. Когда же которая проведает и ей посчастливится украсть крылья у одной волшебницы, та вступает на ее место, а несчастная навсегда остаётся простолюдинкою. Это бедствие ожидало бы и меня, если б твое присутствие, храбрый богатырь, не отвратило его. Но ведьма, потерпевшая неудачу в похищении, подвергается наказанию, каковое угодно будет той, против кого она покушалась. Оно обыкновенно состоит в лишении ее всего знания, каковое имеют ведьмы, и происходит чрез обрезание хвостика, с которым ведьмы родятся на свет. Ты будешь свидетелем казни над моей неприятельницей.
После сего Тифея очертила волшебною своею палочкою два круга: в один из них она поставила меня, а в другом встала сама. По прочтении ею некоторых таинственных слов, коих я не уразумел, жестокий вихрь промчался и опустил с ногам Тифеи обнаженную и связанную ведьму. Сколько та ни проливала слез, сколько ни старалась смягчить волшебницу жалостливыми просьбами, но была лишена хвоста и так отпущена на свободу.
– Теперь, благодетель мой, – сказала Тифея, – я должна буду отплатить тебе за твое одолжение, и в залог всегдашнего моего тебе покровительства оказать с моей стороны некоторые услуги. Я надеюсь, – продолжала она, – что ты не откажешь мне провести эту ночь в моем замке. Там ты, конечно, примешь лучший отдых, чем в этом пустынном месте; и хотя жилище моё отстоит отсюда более чем на 4000 верст, но это не причинит тебе ни малейшего беспокойства в пути, не помешает в продолжении твоего странствования; не беспокойся также и о коне своем: он будет цел и в надлежащем месте.
Все, что я увидел, меня удивляло; но так как я наслышался о сверхъестественных обстоятельствах волшебства и к тому же знал, какое счастье для богатыря приобрести милость у волшебницы, то я повиновался Тифее без протестов. Она еще прочла некоторые непонятные мне слова, после чего густое облако окружило меня и помчало быстрее молнии.
Чрез час остановился я и очутился в замке волшебницы. Я оставляю описание его, ибо ты сам будешь очевидцем его великолепия, а скажу только, что я угощен лучше, чем при всех дворах государей, коим я оказал мои услуги. Тифея сняла с меня доспехи и меч мой и употребила всё искусство своего знания, чтоб сделать броню непроницаемой, а меч столь деятельным, что против него не подействует никакая сила и никакие чары. Она вручила мне этот клубок и объявила, что во всякое время, когда я возымею нужду в ее помощи, мне следует лишь бросить клубок пред собою, что тот покатится, будет показывать путь и в несколько часов доведет по беспрепятственной дороге в ее замок. С помощию этой благодетельницы моей я неоднократно совершал разные приключения, в которых участвовало чародейство, и признаюсь, что ей единственно обязан я приобретением имени моему славы.
Катящийся клубок остановился у подошвы неприступной горы при окончании повествования Еруслана. Шлем валился с головы, когда надлежало взглянуть на вершину, на которой стоял блистающий от золота и дорогих камней замок волшебницы.
Мы сошли с коней. Еруслан поднял клубок и, спрятав его, провозгласил трижды:
– О, Тифея!
Вскоре меня оглушил резкий удар грома. Гора расступилась надвое и обнаружила вход по мраморным ступеням, украшенным по сторонам искусно выполненными изваяниями. Еруслан пошел наверх, я последовал за ним, и через 2000 ступеней очутился на площади замка, коего великолепие и богатство которого описать невозможно. Стены замка были из золота, башни на них из серебра, самоцветные камни, втертые в нужных местах, множеством своим заставляли всякий предмет блистать. Палаты Тифеи стояли посреди замка и казалось были созданными из одного куска чистейшего хрусталя. Волшебница встретила нас в огромном зале. Старость, изображенная на лице ее, и белое одеяние придавали ей вид, внушающий почтение.
– Я знаю причину твоего прихода, возлюбленный богатырь, – сказала она Еруслану. – Предприятие ученика твоего Сидона достойно славы. Не просите о моем покровительстве; мой собственныйинтерес заключаются в помощи его намерениям. Знайте, – продолжала она, посадив нас на богатую софу, – что Иверон, царь целтиберский, и его дети– мои ближние родственники. Жена его была моей младшей сестрой. Но следует вам знать и то, что всё моё знание не в силах отвратить несчастья от моих родственников. Сестра моя была волшебницей, а законы наши строго запрещают помогать волшебникам и их детям. Я остаюсь лишь огорченной свидетельницей бедствий, приносимых моим родственникам колдовством Зивияла и сестры его. Я должна была бы вечно сострадать им без надежды, если бы небо не вложило в тебя, великодушный Сидон, желания помочь царю Иверону. Твоя неустрашимость и благоразумие обещают мне благополучный исход; ибо кроме известия, где ты можешь сыскать моих племянников, некоторых слабых наставлений к поединку твоему с исполином, имеющим львиную голову, и подкрепления твоего оружия, я ничего не могу сказать тебе в наставление. Итак, дорогой Сидон, дповерь мне на несколько часов все свое вооружение.
Я с радостью снял с себя мои латы и прочее оружие, ожидая, что оно волшебным действием станет таким же непобедимым, как и Ерусланово. Тифея отвела нас в особую комнату, где для нас были приготовлены разные яства. Все, что человеческие вкус и прихоти изобрели во все века, имелось тут в избытке. Для отдыха были готовы столь мягкие постели, что, возлежа на них, я покоился, как на самом воздухе.
Чрез несколько часов вошла к нам Тифея; она принесла моё вооружение и в сосуде некое жидкое и благовонное вещество, которым меня, по подсказке Еруслана ставшего на колена, облила с головы до ног.
Я не могу рассказать вам, какую почувствовал от этого в сердце моем бодрость: воинство целого света, если бы мне предстояло с ним сразиться, показалось бы мне тогда лишь слабым ополчением. Волшебница своими руками надела на меня латы и перепоясала меч мой. Я видел, что мои доспехи получили отменный против прежнего блеск и имели на начертание неизвестных письмен, которые вы и теперь на них видите, – продолжал Сидон к Булату.
– Теперь испытайте крепость своего оружия, – сказала мне Тифея.
При этих словах Еруслан извлек свой меч, действие коего мне уже было знакомо, и ударил из всех сил по самому слабому месту моей брони. Меч отпрыгнул от неё, как отскочил бы камень, ударенный о камень; а я ничуть не почувствовал сильного действия руки моего богатыря.
– Изведайте же действие вашего меча, – сказала мне волшебница, отведя меня в особый покой, где увидел я истукана, выкованного из твердейшей стали. – Рубите этого истукан со всею силою.
Я опустил меч мой не полным размахом плеча моего, однако ж разрубил истукана на две части сверху донизу; я бросился на колена пред волшебницею и поблагодарил её за такой чрезвычайный дар.
– Это не все еще, – подхватила Тифея, – познайте силу вашего меча.
Сказав это, отвела она меня в другой покой, где увидел я зияющее на меня пламенем чудовище, простирающее острые свои когти, чтоб растерзать меня.
Самая нужда обороны принудила меня извлечь меч мой; я опустил на оное удар, но представьте себе удивление мое, когда чудовище вдруг сгибло в глазах моих, а меч толь жестоко увяз в деревянной колоде, что я с трудом его высвободил.
– Видите ли, – сказала мне Тифея, – всё волшебство и чары исчезают от прикосновения вашего меча. Надейтесь, что предприятие ваше вознаградится желаемым успехом.
Я повторял благодарения моей благодетельнице, а она продолжала:
– Ну, любезный Сидон, простись теперь со своим наставником. Важное приключение отзывает богатыря Еруслана в другую часть света. С сожалением должна я открыть, что воля судеб определяет вам больше не видать друг друга.
Я любил Еруслана как отца моего, и обстоятельство это вызвало слезы из очей моих.
Мы долго пребывали безмолвными, заключив друг друга в объятия; наконец Еруслан простился со мною и с волшебницею. Тавзмахнула своею волшебною палочкой, светлое облако окружило и помчало богатыря, и с того времени мы уже не видались.