Сказав это, она стала невидимой, не дав мне отблагодарить себя. Мне о чем было рассуждать более. Мы с Красовидом сели на орла, который поднялся с невероятной быстротой, и меньше чем за час доставил нас к этому месту, где мы теперь стоим. Тот час же бросил я платок мой на воду; и он превратился в лодку. Я сел в нее вместе с Красовидом, который ни в какой опасности не хотел меня оставить. Лодка сама собою перевезла нас до ворот духова двора. На воротах висел замок. Мы вышли на берег, и я коснулся перстнем замка; от чего он упал. Но едва вошли мы во внутрь двора, как меня начало клонить в крепкий сон. Сколько ни напоминал мне Красовид, что тогда была полночь; я не в силах был одолеть себя. Лишь только мы взошли на обширную медную доску, на коей был изображен талисман: то попадав, заснули оба бесчувственно у самых стальных дверей. Ужасный свист и шум разбудил нас. Мы прервали сон, но поздно; я лишился перстня. Дух стоял у самых наших голов. Страшный вид его наполнил нас трепетом; а вооруженная саблей рука изображала конец наш.
– Дерзость твоя не простительна, – вскричал он страшным голосом; – прими достойную казнь!… Но этого мало: смерть твоя окончила бы всё. Я оставляю тебе жизнь, для того, чтобы она была тебе мучительнее самой смерти. – Он начал читать некие варварские заклинания, по окончании которых, я с ужасом увидел себя превращенным в тигра. – В этом образе, – продолжал дух, – ты должен будешь жить на той стороне озера, и, взирая на дом мой, где обитает жена твоя, томиться вечным отчаянием. Все приходящие доставать что-нибудь из моего дома, будут умирать от когтей твоих. Но если ли кто из отважных убьет тебя, и пресечет тем самым мое волшебство; то и тогда ты не надейся получить свой прежний образ. Ты на всегда останешься дряхлым стариком, и никто не сможет тебя узнать. Дерзкий же тот человек, оружием своим разрушивший твой тигриный облик, в наказание потонет на лодке, в которое превратится тигриное туловище. Если же ты его известишь об этом, то наполовину превратишься в деревяшку. Итак смерть твоя неизбежна, и ничто не укроет тебя от руки моей. – Потом обратясь к Красовиду, сказал: – Твое преступление не так велико; довольно с тебя посидеть на колу. – С этими словами демон сорвал с него голову, и, насадив её на кол, поместил в дополнение к прочим головам несчастных, покушавшихся достать лук и стрелы Вирстона,
Совершив это злодеяние, дух изчез; а я очутился в подземной пещере. находящейся неподалеку отсюда. Превращение мое не отняло у меня человеческих чувств. Мучительные мысли терзали меня поминутно. Стократно желал я умереть; но ничто не представляло средств к этому. Множество несчастных погибло от когтей моих. Едва я их усматривая, как пускался на них со свойственной тиграм свирепостью, и терзал их моими когтями. Всё это было действие колдовства Тригладита. Скоро минует три года, как я начал страдать в этом проклятом месте, и никогда не ожидал, что найдется кто-либо настолько смелый, чтобы ополчиться против меня, и доставить мне по крайней мере человеческий образ: ибо против желания моего нападающая на меня ярость к людям, столь мне мерзка, что я по совершении убийства, не пью и ем по нескольку дней. Тела убитых мною витязей тотчас обращаются в тростник, а головы сам дух насаживает на колья.
За три дня перед твоим приходом, когда я вышел из моей пещеры, ко мне прилетела белая, как снег, птица. Удивление мое было чрезвычайно, когда она, сев близ меня, начала говорить следующее: «Миловид! Я принесла тебе радостную весть. Неволе и мукам твоим скоро придет конец. Великий каббалист Гассан, разрушит чары кривого духа, возвратит твой первоначальный образ, доставит в объятия твои супругу твою, и всем погибших от рук духа возвратит жизнь. Тригладит будет наказан за свое бесчеловечие. Лук и стрелы Вирстона достанутся в добычу Гассану. Но вели ему опасаться плыть через озеро на платке данном тебе от волшебницы Рушибеды. Сила его уничтожена заклятием кривого духа. Лодка, в которую превратится тело тигра при убиении твоем, также ему вредна. Пусть разрубит он ее, и отрубив деревянные ноги твои, которыя ты получишь, став стариком, бросит в озеро; и из них составится мост. Возвращение же прежнего твоего вида зависит от твоего платья. Напоследок узнаешь ты, кто я». – Потом она стала невидима, наполнив меня радостной надеждой. Сегодня, увидев вас, я получил обыкновенную мне ярость, и бросившись, хотел растерзать вас; но узнал, что вы и есть тот великодушный Гассан, который возвратит мне счастливые дни мои. Я жду с нетерпением, когда вы отсечете мои неказистые конечности, и окончите все мои злосчастия».
Продолжение приключений Гассана
Гассан не меньше него был обрадован полученным известием, видя надежду о благополучном завершении его предприятия. Он сперва разрубил лодку, потом одним ударом отделил деревянные ноги Миловида, вместо коих тот обрел обыкновенные человеческие. После чего Гассан бросает обрубки в озеро, через которое в одно мгновение появляется мост, и тем же самым действием все головы бывшие на кольях, спрыгнув с них, покатились по мосту, и каждая из них пристала к своему туловищу. Не ожидая конца этих превращений, Гассан оставив всё, устремился через мост. Прибыв к воротам, не знал он, что делать с замком. Он прибег к своей книге; но едва лишь он вынул её из коробочки, как блеснувший от карбункула луч, раздробил замок на части; ворота же сами, отворясь, открыли ему беспрепятственный доступ внутрь двора кривого духа. Первым препятствием на его пути стала стальная дверь. Гассан приближась к ней, почувствовал, что его клонит сон. Он догадался, что действие это происходит от талисмана, начертанного на медной плите, лежащей у дверей. Разобрав талисман, уничтожил он его силу, и беспрепятственно отворил стальные двери. Он сошел в погреб по ясписовым ступеням и внутри среди среди различной утвари увидел на сосуде, сделанном из синего яхонта, стоящую алмазную фляжку. Зная её силу, Гассан взял её и положил в карман; при чём услышал страшный гром. Бывшая в яхонтовом сосуде вода начала кипеть, и погреб сам с ужасным треском провалился в землю с такой скоростью, что Гассан едва успел выскочить вон.
Не успел он оглянуться, как увидел самого духа Тригладита, лежащего без чувств посреди двора. При этом радость Гассана стала неописуемой. Он поспешил отыскать лук и стрелы Вирстона. Он вошел в палаты, сквозь десятки дверей миновал множество комнат, пребывающих в ужасной пустоте. Потом представились ему двери, сделанные из слоновой кости; но лишь хотел он их отворить, как явился исполин страшной величины, и подняв железную дубину, приготовился раздробить ею голову Гассана. Тот не испугался, но выхватив кинжал свой, поразил противника в живот. Исполин с страшным ревом пал на землю. Вторичный удар пронзил его сердце, и вон потекла чёрная дымящаяся кровь, унося с собою жизнь исполина. Но кровь, потекшая ручьем из раны, вместо того, чтобы распространиться по комнате, возросла к верху кучею. И можно ли объяснить удивление Гассана, когда увидел он, что кровь, превратилась в женщину несравненной красоты? Она упала к ногам Гассановым, принося ему благодарность за свое избавление.
– Я не понимаю, чем я смог помочь вам – отвечал Гассан.
– Убив исполина, вы разрушили волшебство духа Тригладита, и возвратили мне мой первоначальный образ. Я догадываюсь, – продолжала она, – что вы овладели тем алмазным сосудом, в коем заключена судьба кривого духа. Имея его, имеете вы и Тригладита в своей власти. Без того вы никак не смогли бы убить исполина, в кровь которого я была превращена.
– Прошу объяснить мне, – сказал Гассан, – кто вы и какая причина побудила духа так свирепо с вами поступить?
– Перечисление моих несчастий, – отвечала она, – послужит к умножению томивших меня доселе мук. Но будучи обязана вам избавлением, исполню ваше повеление. Я – дочь болгарского князя Богомира.
– Так это вы, прекрасная княгиня Прелеста? – прервал речь её Гассан. – Про несчастья ваши узнал я из уст вашего супруга, князя Миловида.
– Он жив еще?! – вскричала она. – Неужели ненависть кривого духа не лишила его жизни?
– Конечно, – отвечал Гассан, – однако он жив и находится недалеко отсюда.
– О небеса! – вскричала восхищенная Прелеста, испуская радостные слезы, – я забываю все несчастья мои!
– Про многие ваши приключения мне известно, – сказал Гассан. – Но расскажите мне, что случилось с вами, со времени, как дух унес вас из объятий вашего супруга?
– Заснув сладким сном, – начала она, – не ожидала я никакого себе горя; но, представьте себе мой ужас, когда, очнувшись, я увидела себя в страшном этом жилище, на руках мерзкого урода! Взглянув на него, я вскричала, и упала в обморок. Остановившаяся в жилах моих кровь, возымела напоследок свое движение, и к умножению мук возвратила мне чувства. Придя в себя, вынуждена я была слушать изъяснения любви этого духа. Он извинял себя пред мною сильною страстью, принудившею его учинить это похищение, льстил мне, что дарует мне бессмертие; если я соглашусь на его желания. – «Исчезни от меня, – кричала я ему с омерзением. – Я лучше соглашусь стократно умереть, нежели пасть жертвою моего стыда и неверности к моему супругу. Разве для того хочешь ты сделать меня бессмертной, чтобы я вечно оплакивала разлуку с дражайшим моим князем, и мерзкий твой вид всеминутно умножал бы моё горе. Возврати меня, варвар! Возврати к супругу моему, или умертви сей же час». – Напрасно старался он меня успокоить. Я вместо утешения, прибавляла мое отчаяние, и на каждое его слово отвечала клятвами и ругательствами. – «Я вижу, – сказал дух, – что тебе надобно время для успокоения». – «Нет мерзкий, – кричала я, – до тех пор не буду я спокойна, пока ты не исчезнешь от меня навеки, и я не буду в руках моего князя». – «Забудь об этом навсегда. Ты никогда этого не получишь». – сказав это вышел он вон.
Рассудите сами, в каком я тогда была страхе. Всё, что я ни думала, пресекало мои надежды, увидеть когда-либо супруга и родителей моих. Воображение это, вливая ужас и отчаяние в мою душу, наполняло меня мучительными мыслями. Слезы и тоска, были мне вместо утешения. Невозможно вообразить всех слов моих, которые я произнесла в моем горе. Словом, я пожелала прекратить жизнь мою; но осторожность духа пресекла к тому все способы. Страдание мое умножалось тем, что дух часто захаживал навестить меня, и утешение, которое он старался мне подавать, обращалось для меня в жестокие мучения. Видя бесплодность своих предприятий, грозил он мне, получить насилием то, в чем не преуспевал своими стараниями. Но ответами моими были одна только брань.