Всемила: таковы последние слова, которыми я тебе досаждаю.
Будь настолько же благополучна, насколько несчастен умирающий
Светомил».
Если я в темнице стенал о неверности моей любезной, то не радовался, избавив моего друга, и надеясь вскоре лишиться жизни, приняв назначенную казнь. Дорогой мой Прелимир искал между тем случая, доставить мое письмо в руки царевны. Данные мною деньги доставили ему случай, вручить ей письмо через некоторого евнуха. Он удалился уже тогда из Варягии, когда царевна получила письмо. Вообразите её отчаяние при прочтении его. Несклонность её к варяжскому князю, напротив того не умалившаяся ко мне любовь, и напрасное мое на нее подозрение, столь сильно взволновали её душу, что едва не пресекла она жизни в первых стремлениях своей тоски. Она рвалась, стенала и наполняла плачевными жалобами все окрестности дворца, почитая меня уже мертвым. Она спрашивала евнуха, кто вручил ему письмо, и умоляла, чтоб привел посланника к ней. Евнух повиновался ей, искал его, не объявляя о имени его; но тщетно: Прелимир уже отъехал. Неизвестность эта усугубила её печаль, которая повергла её в жестокую болезнь. Отец её при своих посещениях и увещаниях, увидал, что вся скорбь её происходит от любви ко мне, и что она почитает меня мертвым. Он нашел при случае сказать ей, что я умер в дороге, будучи послан в Киев, желая тем самым удобнее склонить её на вступление в брак с варяжским князем. Но это известие усугубило болезнь и тоску ее, так что все сомневались в её выздоровлении.
Когда варяжский князь узнал, что одна любовь ко мне была причиной болезни Всемилы, как ревность его взошла на высочайшую степень, рассудок его оставил. Он забыв все мои к нему услуги, и презрев невинность мою, определил лишить меня жизни, через руки злых убийц в пути моем. Те были отправлены вдогонку посольству, и мой дорогой Прелимир едва не принял удар предназначенный мне. Защитники невинных – Небеса – спасли его. Убийцы не смогли догнать его до Киева и остановились ждать его на обратном пути. Прелимир справил порученное мне дело, под моим именем, с добрым успехом, и остался на некоторое время в Киеве, а обоз мой отпустил обратно. Щитоносец мой Витезелий ехал при нём в моей колеснице. Сходство лица его с моим обмануло убийц, и несчастный мой слуга принял определенную мне смерть от рук их, будучи прострелен двенадцатью стрелами, и прежде нежели прочие могли подать ему помощь, был лишен головы, которая и была привезена к Варяжскому Князю.
Добродетельные души хотя и бывают подвержены порокам; но сердца их всегда борются с страстями, и совесть мучит их внутренно. Так Варяжский Князь не мог без ужаса и крайней жалости взглянуть на мнимую мою, или лучше сказать, невинного Витезелия голову. Раскаяние вселилось в его душу. Он пребыл несколько дней в унынии, и велел эту голову зарыть в гробницах Княжеских. Если бы любовь к Всемиле не торжествовала над всеми его чувствами он бы не так скоро забыл смерть мою, как тогда ибо чрез неделю начал он с ещё большим усердием делать предложения о браке Всемиле.
Молодые годы скифской царевны помогли ей одолеть болезнь. Время, уменьшающее великие печали, и то, что она считала меня мертвым, и старания отца её, склонили её напоследок согласиться на требование варяжского князя. День их бракосочетания был назначен, всё к тому было приготовлено: игры, зрелища, битва со зверями; не доставало одних бойцов против других; ибо к тому употреблялись одни только осужденные на смерть. Вспомнили о Прелимире, и я вместо него был назначен сражаться с лютейшим гигантским бобром, приведенным от гор Уральских. Настал час веселия и моей казни. Игры начались; я, обнаженный до пояса с одним только щитом и саблею, был выведен внутрь ограды, где отправлялись такие кровопролитные забавы. Печаль отнявшая живость лица моего, не допускала никому узнать меня. Зверя выпустили, и ярость начинала уже блистать из раскаляющихся глаз его. Царь скифский и князь варяжский смотрели на меня с примечанием, и последний, казалось, желал победы не мне. Всемила не взирала на меня. Ужас принудил её отвернуться, от этого бесчеловечного зрелища. Если бы она ведала, кто предан на это растерзание. Все ожидают; зверь напрягается, чтоб прыгнув, пожрать меня. В это мгновение Прелимир прибыл из Киева. Он услышал молву в народе: – «Прелимир сражается с лютым бобром!» – Узнав, что под именем его выступает не кто иной, как я, он прибегает к царскому месту, пробивается сквозь народ, и вопиет к варяжскому князю:
– Постой, Государь! спаси невинного; я – Прелимир, а несчастный Светомил умирает за меня.
– Боги! что я вижу? – вскричал Князь, и со словом этим удивление и ужас пресекли речь его. Всемила при упоминании моего имени, обращает на меня взор, узнаёт меня, и падает без чувств в руки отца своего. Князь варяжский, добродетель которого пробудилась в тот час, увидев, что я жив, не зная, что начать, и кому подать помощь, мне или Всемиле, совсем смешался. Он забылся, бегал по стене ограды, и поскользнувшись на краю её, упал сам ко мне внутрь ограды, прежде нежели успели сберечь его. Бобр оставив меня, бросился на него с яростью. Отчаянный вопль взлетел от всех присутствовавших. Тысячи рук бросались на помощь, но ничто бы не успело; если б счастие не поспешило дать мне новые силы, видя его погибающего. Я подбежал, и единый мною произведенный удар разделил надвое страшную боброву голову. Вдруг смятение обращается в торжество, и народ посреди радости и удивления ожидает конца этому происшествию. Князь не получив вреда при своем падении, пришел в себя, встал на ноги, и видя во мне своего избавителя, не знал, что вообразить. Страх его сменился на изумление. Он возводил глаза свои, то на небо, то на меня. При этом я повергся к ногам его, и сказал: «Небо удерживает мою жизнь, тогда как я стараюсь её лишиться. Невинный Светомил, став несчастен и презрен от всех, не ищет возможности спасти себя. Когда я заслужил гнев твой, великий Государь, карай меня; и если я жизни моей оказал тебе какую-нибудь услугу, воздай мне за неё лишением мучительной жизни моей. Она мне несносна; но спаси Прелимира. Я один виновен, я принудил его уступить себе это место; а он усердствует тебе, исправляет порученное мне дело в Киеве… Я вижу его!… Он приехал, и конечно, исправил положенное, как верный раб. Все преступление его в том, что он друг мне.»
В это самое время Всемила пришла в себя, и трепеща при словах моих, обращала слезящиеся глаза на князя. Прелимир тут же поверг себя к ногам его. Князь варяжский долго был безмолвен и недвижим; но напоследок перешел в добродетельную кротость и умиление. Он поднял меня с земли, и обняв, сказал: «Великодушный Светомил! я прощаю Прелимира, и был бы очень счастлив, если бы и ты простил меня, и забыл мою неблагодарность, и несправедливые против тебя поступки. Возврати мне моего друга, как я возвращаю ему любезную его Всемилу. Это самое малое, чем могу я поправить моё несправедливое против тебя обращение. Ты столь же добродетелен, сколько я злобен. Я старался отнять жизнь твою; а ты не желал принести её в жертву моего спасения. Живи, великодушный Светомил, со своею добродетельною невестою, чтоб я из примера вашего познал мои несовершенства, и каялся о моих пороках… А ты, о владетель сарматов! – продолжал князь к царю скифскому, – будь свидетелем моего исправления. Я уступаю Светомилу дочь твою и мою корону. Пусть владеет он варягами, и исправит мои погрешности своею кротостью, а я скроюсь от света, на который стыжусь взирать, подвергнув себя столь великому сраму».
После этого он поспешно пошел во дворец. Принесли мои одежды, и я покрыв наготу мою, проследовал с прочими в княжеские чертоги. Торжество остановилось.
Слова варяжского князя, которые слышал весь народ, держали всех между чувствами ужаса и изумления. Все ожидали конца столь чудному происшествию. Князь удалился во внутренние покои, и через час вынес оттуда написанное завещание об утверждении меня на Варяжском престоле. Сколько я не отговаривался в принятии этого, и сколько ни увещевал оставить отчаянное его намерение; он пребывал непреклонен, и хотел идти в удаленную пустыню. Я лобызал его ноги, и со слезами удерживал его; но он решился уже единожды. Но как уже хотел шествовать вон из Варягии: в то время в смятении волнующаяся его кровь учинила ему жестокую горячку. Во время болезни его не отходил я от него ни на минуту, и утешал его всеми силами. «Оставь меня, дражайший Светомил, – говорил мне неоднократно князь варяжский; – я недостоин такого обо мне попечения. Беззлобие и усердие твое меня мучат. Дай, Небо, чтобы смерть моя скорее закрыла стыд мой, и раскаяние загладило грехи мои.» – Через девять дней он скончался к крайнему моему сожалению, на руках моих. Всякий отдавал ему справедливость, что он был монарх совершенный; ибо многие государи погрешают, но ни один из них не выказывает столь истинного раскаяния.
Я принял престол, будучи признанным всеми варягами за законного их государя. Друг мой Прелимир получил от меня мое прежнее место и имение. Он стал вторым лицом в стране, и остался, (что редко) другом своему государю.
Первым моим делом было отдать последний долг покойному князю. Он был погребен с пристойными обрядами, и с горчайшими моими слезами. Потом торжественный брак увенчал мои и Всемилины желания, связав нас навеки неразрывными цепями. По отправлении свадебных веселостей, проводил я тестя моего с честью в Сарматию, и жил в совершенном удовольствии, вкушая спокойную жизнь во объятиях дорогой моей супруги. Я облегчил государственные подати, прибавил жалованья войску, и властвуя правосудно и кротко, был любим от первого до последнего из моих подданных.
Год прошел моей жизни, и после определил я отмстить неправедному хищнику престола деда моего, и присовокупить к Варягии чешские земли. Я не хотел доверить моего войска никому иному, и выступил сам, поручив правление княжеством любезной моей Всемиле. О! Если бы не предпринял я этого злосчастного похода: дни мои текли бы в радости, и не нес бы я теперь столь жестоких мук! Но можно ли быть чему иному, кроме назначенного жестокой моей судьбой!