Поначалу отношения венгров и хазар трудно было характеризовать как враждебные. Без борьбы поначалу, вероятно, не обошлось, коли одним пришлось подчиниться другим. Но, во всяком случае, вассалитет должен был оказаться достаточно лояльным, раз венгерскому воеводе Леведии дали в жёны знатную хазарку:
… дал в жёны первому воеводе турок, называемому Леведией, благородную хазарку из-за славы о его доблести и знаменитости его рода. /208/
Всё испортил, как водится, квартирный вопрос. Степь — штука хотя и широкая, но как производительная сила совершенно недостаточная для слишком большого количества кочевников. А тут в неё возьми и пожалуй печенеги. В и без того перенаселённую коммуналку ввалились новые гости.
Охарактеризовать их сколько-нибудь лояльно я, честно говоря, затрудняюсь. Дикие, примитивные, злобные. Что называется, не бросившие векам ни мысли плодовитой, ни гением начатого труда… —
— да ничего не бросившие векам.
И вот эта орда, жадная и злая, появляется в приволжских степях из пересохшей местности между Аральским морем и рекой Урал.
Они бы и так создали проблемы. Но хазары — или теперь уже иудсо-хазары? — по-видимому, эти проблемы удвоили.
То ли они поначалу натравили печенегов на угров, то ли наоборот — но в результате недовольными остались все. Печенеги Волгу перевалили — а угры, если и хотели их остановить, то безуспешно, В итоге откатились к Днепру. И хотя именно в это время Леведии-угру и дали в жены ту знатную хазарку, было, судя по всему, поздно. То ли печенеги продолжали досаждать — это наверняка, — а каган не сумел оградить своих союзников, то ли сама выдача хазарки была попыткою загладить некую прежнюю вину… Но факт, что угры в религиозной гражданской войне хазар заняли сторону «фрондёров».
Кабары вошли в венгерскую орду как равные, а в силу своего происхождения из метрополии вскоре, судя по всему, заняли командные высоты. Отчего война вспыхнула с новой силой. Барон Врангель пошел на Мелитополь, и судьба мировой революции должна была решиться под Каховкой…
Роль Каховки сыграла в те годы крепость Саркел.
Точнее, сначала эту роль сыграло другое укрепление — лежавшее на правом берегу Дона и контролировавшее брод на перекрестье степного караванного и речного пути. Кто-то — а то и угры же, ведущие уже собственную войну с каганатом после окончательной победа иудейской общины в 822 году, — разнёс её по камушку.
И тогда хазары обратились к византийцам с просьбой соорудить новую фортецию — уже на левом берегу. Похоже, для защиты от тех же угров.
Вот как рассказывает про это через сто с лишком лет император Византии Константин Багрянородный:
Ибо известно, что хаган и пех Хазарии, отправив послов к этому василевсу Феофилу, просили воздвигнутъ для них крепость Саркел. Василеве, склоняясь к их просьбе, послал им ранее названного спафарокандидата Петрону [по прозванию Каматира] с хеландиями из царских судов и хеландии катепана Пафлагонии. И так сей Петрона, достигнув Херсонеса, оставил хеландии в Херсоне; посадив людей на транспортные корабли, он отправился к месту на реке Танаис, в котором должен был строить крепость. Поскольку же на месте не было подходящих для строительства крепости камней, соорудив печи и обжёгши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек.
Тогда же хазары построили и те укрепления, что так смущают наших нынешних адептов «Русского каганата». Получается, что крупнейшее и мощнейшее на тот момент государство Степи вынуждено было в пожарном порядке строить целый ряд крепостей. У Хазарии, похоже, появился враг, с которым она была вынуждена считаться.
Кто он?
А мы его уже знаем.
Зададимся вопросом: а отчего мы сейчас знаем, что наши генералы всегда готовятся к прошедшей войне? А в отношении средневековых стратегов убеждены в их прозорливости и стратегическом даре? Отчего, наоборот, зная о медленности тогдашних коммуникаций, не предположить, что и в те времена генералы и политики гораздо позже реагировали на возникавшие геополитические вызовы, чем оно желательно было?
А как только мы это предположим, всё станет ясно.
Уже около 30 лет по степям носятся полевые вожди и их банды. Понятно, что тогдашние средства производства не позволяли вести настоящую гражданскую войну на протяжении нескольких лет. Но стычки, набеги, перемирия, новые бои могли продолжаться достаточно долго. Вспомним хоть Столетнюю войну. А Степь к тому же — сама по себе постоянная война. Пришла весна, отъела лошадка брюшко на свежей травке, собрались джигиты храбрые — и айда соседа грабить, на место ставить.
А тут ведь кавары да угры с печенегами больше двадцати лет не успокаивались. Вот и решили, наконец, стратеги итильские крепость на Дону поставить. Во избежание и назидание. Да и на Северском Донце — тоже.
Кстати, очень похоже, что за постройку крепости (или крепостей) византийцы получили весомую прибавку к территории: Хазария смирилась с потерей готского Крыма, а Херсонес окончательно вошёл в состав Ромейской империи. Во всяком случае, по словам Константина Багрянородного, спафарокандидат Петрона ведет себя по отношению к Херсонесу, как Рома Абрамович, по случаю выкупивший у США Аляску и передающий сё президенту России:
Затем этот выше названный спафрокандидат Петрона, прибыв к василевсу после постройки крепости Саркел, сказал ему: «Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нём и не упуститъ их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевоинам и архонтам». Ведь до василевса Феофила не было стратига, посылаемого [туда] из этих мест, но управителем всего являлся так называемый протевоин с так называемыми отцами города. И так василевс Феофил, размышляя при сём, того или этого послать в качестве стратига, решил наконец послать вышеозначенного спафарокандидата Петрону, как приобретшего знание местности и понимания дел отнюдь не лишённого, которого он избрал стратигом, почтив чином протоспафария, и отправил в Херсон, повелев тогдашнему протевоину и всем [прочим] повиноваться ему. С той поры до сего дня стало правилом избирать для Херсона стратигов из здешних.
Но несмотря на постройку Сарксла, война всех против всех в степи продолжалась. Угры с печенегами воспылали друг к другу настолько нежной любовью, что хазары, собственно, уже ничего сделать с этим не могли, даже если и хотели. Как поётся в красивой песне великих А. Пахмутовой и Н. Добронравова, —
.. И дружбу мою с тобою
Одна только смерть прервёт…
Ну, не одна, а очень много смертей потребовались для прекращения войны между венграми и печенегами.
Но самое главное — все эти десятилетия анархии оказали самое серьёзное влияние на развитие здесь русского государства с центром в будущем Киеве.
Именно в эти годы — 807, 808, 811 годы — в районе Ладоги и Волхова оставляются клады: под Рюриковым городищем, второй клад (арабского серебра) в укреплённом поселении в Ладоге и третий — снова под Рюриковым, в Холопьем городке (последняя остановка перед городом со стороны Невы).
Эти арабские дирхемы могли быть взяты только у хазар — у византийцев была своя валюта. Значит, клады оставили те, кто только что вернулся из Хазарии. Нагрел руки в качестве бойца-наёмника.
С другой стороны, зарыть денежки в землю — это, повторимся, явно не от хорошей жизни делалось. Следовательно, кто-то разбогатевший в хазарах лёг здесь, на Волхове, из-за чего не смог вернуться за своим кладом. Не будет излишне большою смелостью предположить, что что-то серьёзно заварилось тогда и возле Ладоги. Не исключено, что эти клады связаны с набегами скандинавов, в ходе которых их дружины осваивали восточные территории и образовывали вики. В это время случались локальные нападения, в том числе и на Ладогу.
А в 813 году начинается замятня и в Византии. Болгарский хан Крум доходит до стен Константинополя. В том же году начинается правление императора Льва V Армянина. Он, в частности, способствовал возрождению иконоборчества.
А дальше начинается крайне загадочная и многозначащая эпоха.
В конце 830-х годов истончается и пропадает первая волна восточного серебра в Бирке. И до середины IX столетия, как свидетельствует в своей великолепной книге «Эпоха викингов в Северной Европе» Г. С. Лебедев, наступает спад в поступлении арабских монет.
В эти же годы — 836–839 — возникают серьёзные трения между Византией и Дунайской Болгарией. Болгарский хан Персиан, зная, что византийцев бьют в Малой Азии, в 837 году напал на имперские владения в Македонии и захватил несколько крепостей.
В эти же годы венгры, подталкиваемые новыми волнами степных кочевников, занимают Причерноморье. Впрочем, они признавали сюзеренитет хазар и, что называется, тогда ещё «ходили под их рукою».
И еще одно в эти годы происходит примечательное событие, о котором мы уже упоминали в предыдущей книге.
Осенью 838 года некие русские послы обнаруживаются у византийцев в весьма миролюбивом состоянии, говоря, что они посланы от хакана (кагана) русов. Что, впрочем, может быть и не должностью, а именем. Хакон, например.
Послы ведут себя необычно. Они после окончания посольства не возвращаются к своему повелителю, ссылаясь на то, что пути назад отрезаны дикими племенами, а вместе с византийцами прибывают в Ингсльхсйм, столицу Франкского королевства. Где их, идентифицированных «свеонами», задерживают как шпионов.
Надо полагать, послы тщательно подбирали слова в разговоре с императором франков. Слава о норманнах в Европе была уже вполне одиозная, обстоятельства появления при дворе в Ингельхейме достаточно подозрительные, рекомендательное письмо императора Константинополя нужного действия не оказало или даже насторожило франков… Настоящих верительных грамот тоже нет — иначе их не посчитали бы за разведчиков. В общем, раскалённые щипчики на интимные части тела — это была реальная перспектива.