Не исключено, что именно Эйрик нападал и на Ладогу в это время, который —
— ходил с боевым щитом повсюду в Гардарике.
Во всяком случае, следующим Эйриком был только Эйрик Победоносный (умер в 994 году).
Про Эйрика первого мы знаем мало. Но считается, что он умер в 882 (или в 871) году в преклонном возрасте. То есть по времени — подходит. Хотя и не будем отрицать всей гадатель-пости этой конструкции. Тем более, что замечательный историк valdemarus также замечает:
840-й — это все же не Эйрик, его правление начинается позже — в 867-м. Это как раз те датчане, которых его отец Анунд/Эймунд с помощью прорицателей умело перенаправил на Ладогу. Сделали своё дело и ушли, а в технологии застройки Ладоги ничего нового не появилось, большие дома построены абсолютно так же, как и до нападения.
Вот оно, это свидетельство. В «Житии святого Ансгария», составленном Римбертом (гамбургский и бременский архиепископ 865–888 гг. и ученик Ансгария) записано:
И выпал жребий, что им следует идти к какому-то городу, находящемуся далеко оттуда, в пределах славов. Они, то есть даны, веря, что это приказано им как бы по определению богов, ушли из упомянутого места и прямым путём поспешили к указанному городу. Напав на ничего не подозревавших и безмятежных жителей, они с помощью оружия внезапно захватили этот город и, взяв в нём добычу и много богатств, возвратились к себе.
Судя по замечаниям из «Жития», речь идёт о периоде между 845 и 852 годами. К безмятежным жителям датчане кинулись от шведской Бирки, что находилась примерно в 30 км западнее нынешнего Стокгольма. Какой город стал их жертвой — непонятно. Ведь «в пределах славов» — это и к южному побережью Балтики относится, к землям ободритов. А можно ли говорить о пределах славян именно в отношении полиэтнической и лежащей, в общем, среди финских земель Ладоге? Сомнительно. Не подходит она под образец чистой славянскости.
С другой стороны, —
— в отношении привязки сообщения Римберта к определённому географическому пункту немаловажно и следующее археологическое наблюдение, к тому же дополняющее и уточняющее один из сюжетов «Сказания о призвании варягов». Во время раскопок на Земляном городище в Старой Ладоге выделен горизонт Еу датированный 842–855 гг. Постройки горизонта погибли в тотальном пожаре, который можно приурочить не к расписанным в «Сказании о призвании варягов» междоусобиям среди славян и финнов, а к датскому нападению 852 г. Таким образом, «Житие св. Ансгария» и свидетельство варяжской легенды определённым образом дополнили друг друга. Если в нашем сопоставлении есть доля истины, то можно предположить, что именно в 852 г. после разграбления Ладоги славяно-финская племенная конфедерация была, может быть, впервые обложена варяжской данью и возникла коллизия, которая в дальнейшем привела к призванию заморских правителей. /179/
Впрочем, оно и неважно. В смысле — неважны имена нападавших. Важно, что появляются у нас —
— варязи, приходяще изъ заморья.
Надо полагать, жившие здесь уже век местные скандинавы тоже не были в восторге от поступившего предложения. Потому как, повторимся, в симбиозе жили не шведы и славяне, а конкретные Gude, Добрынѧ, Нуvärі. И стояли за ними их роды, а не народы. И если надо, защищали от норманнских агрессоров свой город вместе Ulfr, Волъчии Хвостъ и Hukku. И вполне могли —
— изгпаша варягы за море, ине даша имъ дани, иночаша сами в собѣ володѣти…
А последовавшее затем —
—.. и въста родъ на род, и бьппа усобицѣ в них, и воевати сами на ся ночаша —
— тоже вполне логично. Ибо, конечно же, лично из тех людей никто и не думал ни о каком симбиозе и создании нового народа. До XX века с его открытием либеральных ценностей и толерантности было еще далеко. И тогдашнее согласие было продуктом не взаимного непротивления сторон, а вовсе даже наоборот. Чтобы кто-то кому-то начал рубить корабли, заказчик в те времена первым делом не кошель открывал, а занимался тем, что в летописи сформулировано блестящим понятием «примучить». И чтобы отучить этого «купца» от подобной нерыночной практики, — так же как от того, чтобы дальше он, высадившись у дальнего селища в лесу, не отнимал шкурки попросту, да вместе с дочерью («.. а девок заодно в Булгаре продадим»), — должно было состояться немало кровавых схваток. Покуда не вырабатывался подписанный кровью симби… э-э, договор: я тебе столько-то шкурок, а ты мне столько-то денег. Идочку — ни-ни!
Не мир, но меч несли тогда друг другу люди. И уж затем мечами выковывались компромиссы, приводившие к симбиозам, а затем — и к новым, объединённым этносам…
Так что иллюзий питать мы не будем: тогдашние соглашения строились на крови и силе. И лишь затем, ради сокращения количества этой крови, возникали некие межплеменные тинги, вече, советы. А уж на этом базисе и складывались народы.
А дальше наступают времена и совсем лютые.
В 860 году какие-то русы на 200 судах нападают на Византию. Они неожиданно — не на кораблях ли, поставленных «на колёса»? — входят в бухту Золотой Рог и осаждают Константинополь, опустошая его окрестности. Русы грабят монастыри на Принцевых островах. Однако скоро они внезапно для византийцев уходят от Константинополя и «с несметным богатством» возвращаются домой.
Далее есть сообщение не столь достоверное. Но примечательное тем, что очень хорошо совмещается с другими свидетельствами о постигшем всю Восточную Европу несчастье — голоде. Вроде бы после 860 года киевский князь Аскольд ведёт не очень удачную войну с печенегами. В результате в Киеве —
— голод и плач великий, /306/
И как раз к этому примыкают свидетельства 864 года о начавшемся по востоку Европы страшном голоде. А он, как известно, обостряет противоречия, имеющиеся в обществе.
И в 865 году на Руси продолжается голодный мор. И вот тут в Ладоге, судя по материалам раскопок, начинается то ли война, то ли та усобица, к которой наша летопись и привязывает призвание Рюрика и рождение Руси.
Происходит пожар (около 865 года), соотносимый с той гражданской войной, которая, повторюсь, совершенно естественна в условиях голода. Или же это было просто военной интервенцией в условиях, когда можно воспользоваться беспомощным состоянием соседа. Потому что история подсказывает: какое-либо призвание внешней военной силы может случиться лишь только и лишь в результате того, что местный аппарат государственного насилия и принуждения отказал. Или его вовсе не было.
По этой причине только как довольно низкую можно оценить вероятность указанных в летописях межнациональных столкновений. Потому как в таких столкновениях подобный аппарат только организуется, укрепляется и оттачивается. Что, например, прекрасно иллюстрирует вообще история распада СССР. Если бы кривичи, чудь, славяне и прочие действительно дрались друг с другом — то не было бы нужды во внешней силе: каждое племя с удовольствием отвоевало бы себе собственную землю, вырезав иноплеменных, и не нуждалось бы ни в какой форме нового с ними объединения. Но войска Рюрика сыграли роль 20-й Красной армии в Закавказье в 1920–1921 годах, когда после армяно-азербайджанских войн и резни снова внешняя сила навязала им жизнь в рамках единого государства.
Об этом, скорее всего, свидетельствует ещё и такой факт.
По карте могильников судя, племена, упомянутые в сказании о призвании, — не смешиваются! Каждое живёт на своей земле. Между массивами захоронений словен и кривичей проходит довольно внятная граница. Тем более внятная, что только но ней и встречается некоторая чересполосица. Точно так же нет мерянских памятников в землях словен. В IX веке археологические следы, отличные от словенских и кривичских и относимые к мерянским, присутствуют довольно далеко от Ладоги. Даже если считать позднедьяковские захоронения мерянскими — все равно от них до Ладоги как от Москвы до… до Ладош. Представляете эти пространства, где якобы люто резались род на род? Примерно как из-под Мюнхена до Парижа добираться, чтобы там правду свою устанавливать…
Таким образом, сказание о призвании варягов при всех разноречиях отражало, скорее всего, реальные события, связанные с появлением в Ладоге норманнского конунга с его окружением. Тем самым скандинавы гарантировали себе устойчивость транзита, благодаря которому именно через Русь в Скандинавию поступало более половины бывших в обращении материальных ценностей.
Но самое поразительное знаете что?
Что, судя по следам жесточайшей двадцатилетней войны, Рюрик столкнулся здесь в борьбе за это право с… —
— русами!
К этому выводу приходишь, изучая вопрос о том, как чисто скандинавское мероприятие по захвату контроля над транзитом привело к возникновению государства Русь…
ИТАК:
Главный экономический ресурс будущей Руси состоял в наличии транзитных путей на богатый серебром и золотом Восток. Вторым по значимости — но таким, без которого первый теряет 90 процентов смысла — было наличие здесь крупных меховых богатств. Объединение этих двух составляющих и привело к тому, чем и известны стали русы в исторических источниках. А известны они стали в качестве людей, собирающих меха и обменивающих их на серебро.
И вот здесь мы приходим к главному. Эксплуатация как местных богатств, так и местных рек, игравших роль дорог, не была возможна без взаимодействия с местными элитами. Конечно, команда среднего норманнского корабля была в состоянии захватить любую местную деревеньку, а то и городище. Перебить мужчин, захватить женщин, повязать молодёжь и продать в рабы. Разжиться тем, что можно было захватить из материальных ценностей.
Да, это она могла. Но на перспективу такая практика не срабатывала.
Захватить меха можно было один раз. Ради постоянного бизнеса с ними необходимо было налаживать постоянное и взаимовыгодное сотрудничество с местными охотниками. Либо самому таковым становиться — но тогда прощай, суперприбыльная торговая деятельность на Востоке.