Есть археологические остатки от финнов. Но и среди них мы не находим никого подходящего на роль оккупанта. Финны ко времени появления Древнерусского государства практически все находились на родовой стадии общественного развития. А роду Лисы или Росомахи затруднительно было бы покорить и объединить племена из следующего, например, списка:
Исе суть инии языцѣ, иже дань дают Руси: чудь, весь, меря, мурома, черемись, мордва, пѣрмь, печера, ямъ, литва, зимѣгола, корсь, нерома, либь.
Не говоря уже о племенах славянских. Да вряд ли у финских таёжных охотников получилось бы собрать и вооружить флот и армию, потребные для выполнения боевой задачи по захвату первой столицы тогдашнего мира — Константинополя. А ведь некие русы в 860 году именно что едва не захватили главный город Византии…
Таким образом, на единственный оставшийся вариант — оккупацию — не находится исполнителя.
Оккупанта нет!
Справедливости ради надо отметить, что всё же существуют археологические следы, соответствующие описанной властной роли. Найдены военно-торговые центры, способные обслуживать режим оккупации. Найдено оружие, с которым можно претендовать на успех набега на Ромейскую империю. Найдены следы создания кораблей, способных доставить войско всё под тот же Константинополь. Наконец, найдены богатые захоронения очевидных представителей элиты, способной управлять и покорением племён, и войском, и флотом.
Так, может быть, это искомые русы и есть?
Да, это русы. Но! Найденные места компактного проживания этих людей не годятся для выполнения функций оккупационных центров.
Это по большей части открытые торгово-ремесленные поселения, причём с большой долей местного, автохтонного народа. А в другой части это относительно небольшие укреплённые пункты, больше предназначенные для транзитного, а не постоянного проживания. Без всяких там дворцов гебитскомиссаров, казарм оккупационных войск и тюрем для смелых подпольщиков. Больше похоже на военные лагеря на время летних сборов.
Так что надо вновь развести руками: и на роль оккупантов русы не годятся.
Тогда как же?..
Часть 1
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗНИКНОВЕНИЯ РУСИ
Когда мы не можем разобраться в сущности того или иного явления, полезно изучить обстоятельства его возникновения. Таков один из принципов исторического материализма — учения, в последние годы изрядно осмеянного, но вне зависимости от текущего отношения к нему дающего полезную и оправдывающую себя методику.
Так каковы же были обстоятельства возникновения Руси?
Давайте смотреть.
Глава 1.1. Обстоятельства места
Самое сложное для нас сегодняшних — совмещение нашей и древней географии.
Ибо люди тогда мыслили куда менее формализованно, нежели мы. Например, под горами могли подразумеваться и настоящие горы, и какие-нибудь всхолмления в ровной степи — по контрасту. Остатки этого мышления в нашем языке мы видим, например, в сохранении понятий Воробьёвы или, скажем, Жигулёвские горы. Под пустыней понимались не только Кара-Кум с самумом и такыром, а и девственные леса, где не встретишь человека. Тоже примеры сохранились — Оптина пустынь и много подобных. Под морем люди подчас подразумевали озеро, а под островом — и кусок суши, образованный двумя рукавами реки, и настоящий большой морской остров. И даже полуостров, дальнего конца которого не знают просвещённые мореплаватели — как Скандинавия, например, которая долго звалась «островом Скандза»…
И ещё одно обстоятельство мешает нам правильно понимать своих предшественников на этой планете.
Мы — люди карты. Причём карты — ориентированной по сторонам света. Север для нас — там, где белые медведи трутся о земную ось. Запад — там, где высятся Кёльна давно уже не дымные громады, и прочая просвещённая Европа. Восток — это Сибирь, под которой загадочно, но грозно размножаются китайцы. Юг — это… юг.
Но и в географии мы часто оперируем понятиями, унаследованными от предков. Вот, например, «Восток — дело тонкое». Это про Восток мусульманский. Хотя объективно этот Восток для нас — на юге и даже на Западе. Например, в Алжире или Тунисе. А уж когда Франция окончательно омусульманится — так и вообще… И в это понятие востока Китай не входит, хотя лежит куда восточнее Туркестана, природу которого столь исчерпывающе охарактеризовал товарищ Сухов.
А Чукотка для нас — всё равно Север. Хотя является крайним восточным регионом страны. А Африка — Юг. И Индия — Юг.
Это сохранилось с тех пор, когда Восток, Север, Запад и Юг означали не стороны, а — СТРАНЫ света. Когда каждому направлению соответствовала не точка на компасе, а определённый набор стран, которые только там и находились. Даже если следовать к ним надо было в противоположном относительно наименования стороны света направлении. Как и сегодня, вылетая из Шереметьева на запад, попадаешь в восточный мир Марокко.
Словом, чтобы понимать контекст действий тогдашних людей, необходимо немножко подзабыть уроки географии в школе. Нужно всё время вспоминать эту вот относительность направлений, сохраняющуюся и в нашем мировосприятии, чтобы понимать представления наших предков.
Вот, например, как перемещается по миру норвежский король Эйрик Кровавая Секира:
И когда Эйрику было двенадцать лет, дал ему конунг Харальд пять боевых кораблей, и отправился он в военный поход, сначала в Аустрвег, а затем на юг в Данмарк и во Фрисланд и Саксланд, и пробыл в этом походе четыре года. После этого отправился он на запад за море и воевал в Скотланде и Бретланде, Ирланде и Валланде, и провел там другие четыре года. После этого отправился он на север в Финнмарк и вплоть до Бьярмаланда, и была у него там большая битва, и он победил. /126, 157/
Переведём. Аустрвег — это восток. От него, оказывается, на юг лежат западные Дания и Саксония. Британские острова, как и положено, на западе. А вот восточная Финляндия и тем более область вокруг Белого моря оказываются на севере.
Наш выдающийся историк-скандинавист Татьяна Джаксон приводит ещё более яркий пример таких представлений. В «Саге о Хаконе Хаконарсоне», написанной в 1264–1265 годах, описывается следующая география:
Этим летом отправились они в военный поход в Бьярмаланд, Андрес Скьяльдарбанд и Ивар Утвик… И отправились они назад осенью, Андрес и Свейн; а они остались с другим кораблем, Хельги Богранссон и его корабельщики. Эгмунд из Спангхейма тоже остался; и отправился он осенью на восток в Судрдаларики со своими слугами и товаром. А у халогаландцев случилось несогласие с конунгом бьярмов. И зимой напали на них бьярмы и убили всю команду. И когда Эгмунд узнал об этом, отправился он на восток в Холъмгардар и оттуда восточным путём к морю; и не останавливался он, пока не прибыл в Йорсалир.
То есть от Белого моря парни отправились на восток к Суздалю, а оттуда на восток в Новгород, откуда опять-таки на восток в Иерусалим.
Как подытоживает Т. Джаксон, географические представления раннесредневековых норвежцев выглядели так:
«Западная область» — это вся Атлантика (Англия, Исландия, Оркнейские и Шетландские острова, Франция, Испания и даже Африка); «Восточная» — прибалтийские и более восточные земли; «Южная» — Дания, Саксония, Фландрия и Рим. «Северная область» — это по преимуществу сама Норвегия, но также Финнмарк, а иногда и Бьярмаланд (Беломорье). Бьярмаланд оказывается как бы на пограничье восточной и северной четвертей — он принадлежит к восточным землям, но добраться до него можно только по северному пути. /117/
Кстати, о пути в Иерусалим. Эгмунд идёт туда от Новгорода восточным путём, но к морю. Это как? Да просто: море-то, в представлениях скандинавов, — круглое. Вокруг населённой суши разливается. Следовательно, к нему попадёшь любым путём. Ну, разве что выйдешь к разным местам: на одном пути — к Британии или Испании, на другом — к Иерусалиму. Но в данном случае герой саги отправился восточным путём. Который, как становится очевидно, означает тот самый легендарный путь «из варяг в греки».
Соответственно, для древнего скандинава не был путь от Бирки до Каспия или до Константинополя ни длинным, ни запутанным, как это представляется нам при взгляде на географическую карту. Для него это были практически прямые коридоры, для движения по которым необходимо лишь предусматривать разумные предосторожности от таких же путешественников. Да необходимое количество продуктов питания прихватить, чтобы не платить за них лишнего по пути или не драться за них в каждой встреченной деревеньке.
А это приводит нас к следующему пункту в понимании обстоятельств места для наших предков времён начала Руси. А именно: сам путь, его характер, извилистость, сложность — были неважны. Как и для нынешних авиалайнеров, тогда также существовали сквозные рейсы. Только за отсутствием авиации осуществлялись они на кораблях. По морям и — что крайне важно для понимания условии формирования начальной Руси — по рекам.
Мысль, что в России дорог нет, а есть направления, должна была родиться ещё тогда. И дело не в качестве дорожного покрытия. А в том, что тогдашними дорогами служили реки.
Это объясняется очень просто. Люди зависели от рельефа куда сильнее, чем сейчас. Достаточно классического примера: почему, скажем, скандинавы стали отличными мореходами? Не потому, что им очень нравилось ходить по ненадёжной жидкой поверхности под студёными ветрами и тонуть в свинцовой воде. А потому, что чаще всего добраться от одного места до другого было проще на лодке или корабле, нежели пешком через горы и фьорды.
А перед степняком ложился под копыта его коня практически ничем не ограниченный простор. Но в лесу он терялся, ибо не было здесь ни простора, ни даже просто привычного обзора вокруг.
Вот леса-то и заполняли территорию будущей Руси. И именно эта особенность природного ландшафта во многом определила её историю.
Что это были за леса? Не нынешние, ох, далеко не нынешние. Таёжные, можно сказать, были леса. Жуткие. Совершенно непролазные. Попробуйте, пройдитесь по вековечному лесу пару километров! Взмокнете, проклиная эту прозрачную и призрачную зелень, расчерченную вертикалями мощных стволов, горизонталями ветвей, диагоналями лежащих на ветвях товарищей умерших деревьев. А какими словами вы будете говорить про зелень, вцепляющуюся в одежду корявыми пальцами сучков и кидающую под ноги варикозные шишки корней? А про ветки, норовящие розгами пройтись по телу и прове