1. Народа варягов не было. История его не знает, и археология его не показывает. Поскольку же само слово «варяг» — vœringi — идёт от várar — «обет» (а в исходнике древнегерманском будет veer— «договор», war, wœra — «правда, доверие, договор, союз, обет»), то это попросту люди, давшие клятву быть верным. В применении к воинам это означает — «наёмники». Соответственно, если поменять в тексте летописи «варягов» на «наёмников», будет понятнее, о ком идёт речь.
2. Народ руси не известен по объективным данным. Мы можем экстраполировать его из древнерусских дружинников — так называемый «древнерусский дружинный стиль» складывается из смешивания скандинавских по происхождению элементов со степными. Но для времени данного в отрывке события это непринципиально — и русь надо тоже вычёркивать вслед за варягами.
3. Имена братьев-вождей русов тоже придётся вычеркнуть. Включая, возможно, и легендарного Рюрика. Ибо если уж считать sinn hús и trú vári не именами, а калькой с эпической фразы, то и hróðr rekkr необходимо вернуть туда же — в сагу. Конечно, само имя Хрёрека-Рюрика нам из других источников известно, но вполне возможно, что к данному случаю оно отношения не имеет.
4. Точно так же ликвидируем информемы 8 и 9. Археология нам, конечно, показывает заметный скандинавский флёр на северо-западе России. Но следов перемещения целого скандинавского народа она не отмечает. Хотя вполне ясно видит сперва перемещение сюда из Южной Балтии кривичей, а затем — словен.
А вот, казалось бы, очевидную глупость с тем, что сначала выгоняют неких берущих дань, а затем их же приглашают править, передавая им свой суверенитет, необходимо оставить. Ибо из истории политики мы знаем кучу подобных примеров. Так происходит, когда без прежнего угнетателя становится хуже, чем с ним. Обычно по двум причинам. Либо появляется новый угнетатель — пострашнее первого. Либо нет никакого, и все увлечённо и с самозабвением режут друг друга. И тогда нужда пресечь эти безобразия диктует тягу хоть к какой-нибудь сильной, но относительно равномерной власти. Каковая тяга диктует и соответствующие коррективы к прежним взглядам на сущность угнетения и свободы.
Итак, после этих вычёркиваний глупостей и несоответствий мы данный текст можем перевести так:
Некие скандинавы приплывали из-за моря и брали дань с чуди, славян, мери и со всех кривичей.
В 862 году элиты этих племён давать дань скандинавам отказались, а при попытке тех применить силу победили и изгнали восвояси. Однако после этого освобождения среди победителей возник конфликт, который принял масштабы гражданской войны. Во время одного из перемирий элиты воюющих сторон решили ради пресечения междоусобицы передать власть внешней силе в лице тех же или других скандинавов. В обмен на поддержание порядка новым правителям предложили землю, часть ренты от неё и власть над собою.
В заключении договора приняли участие славянские, чудские и кривичские представители. Представители от мери отсутствовали.
После прибытия скандинавских наёмников начался процесс их постепенного срастания с местными элитами, в результате чего спустя двести лет жителей Новгородской земли называли потомками тех скандинавских наёмников.
Вот, собственно, и всё. Даже не вдаваясь в вопрос о правдивости и подлинности этого отрывка, мы видим, что вся сакральность с исторического момента зарождения Русского государства сдувается, как пыль. Стоило только махнуть тряпочкой критического анализа — и на месте битвы, где торчит уже лес из переломанных костей историков, оказывается вполне обыденная ситуация. Повторюсь: не ставя вопрос о подлинности этой истории, из одного её описания мы видим ординарный случай приглашения наёмников, предложения им платы за услуги по поддержанию мира и порядка. Можно признать оттенок фантастичности в том, что именно вчерашние враги объединяются, чтобы не просто пригласить рефери, но вручая ему власть над собою. Куда более естественным для Средневековья (да и для нынешней эпохи) было бы приглашение наёмников для усмирения противников. Но что мы знаем о конкретике той ситуации? Может быть, отсутствие мери в списке приглашающих означает как раз то, что наёмников для её усмирения и позвали. Ибо остальные три участника против мери и бились.
К сожалению, таких деталей уже не восстановить.
Но можно реконструировать.
И для начала есть смысл привязаться ко времени всех этих событий.
Сведём в табличку то, что встречается в источниках. Попробуем привязать легенды и свидетельства летописей к неким относительно твёрдым ориентирам. К датам природных явлений, к надёжно зафиксированным событиям, к базовым законам существования человеческого общества. То есть собрать всё, «нанизать» на ствол времени, отметить закономерности, отбросить невероятности…
Кроме того, в сложившуюся в итоге хронологическую сетку были включены и оригинальные исторические интерпретации учёных, чьи знания и логика показались мне достаточно адекватными для реконструкции событий и обстоятельств. При этом допускалось, что часть — может быть, даже и заметная — подобного рода интерпретаций, а также сведений из источников может оказаться не слишком-то доказанной. Или, сказать жёстче, — баснословной. Но и такое явление было как бы «запланировано». Ведь основной целью настоящего исследования является не установление «истинной» хронологии — едва ли это вообще возможно, — а выявление неких связанных с событиями исторических тенденций. Которые и могли бы помочь нам хотя бы вчерне разобраться в начальной русской истории.
Вот эта сетка.
Конец 830-х — 840
Ладога сгорает в результате чьего-то нападения — похоже, датчан или шведов.
840-е
Все десятилетие до 850 г. связано прежде всего с активизацией усилий скандинавов в поисках выхода и закрепления на Волжском пути. Через Ладогу все более стабильно поступает поток дирхемов в страны Балтии и Скандинавию. Трансбалтийские связи документированы в славянском мире кладом из Ральсвика на Рюгене (842 г.); в Ладоге нарастает концентрация скандинавских вещей; северные импорты на Сарском городище, а возможно, первые погребения в Тимирёвском могильнике свидетельствуют о распространении контроля Верхней Руси на северо-восточную часть Волго-Окского междуречья.
Таким образом, достаточно легко восстанавливается причинно-следственная связь событий. В 830–840 годах скандинавы, археологически связываемые со шведами, захватывают Ладогу и организуют на её базе ряд экспедиций на Волгу с целью дотянуться до источников арабского серебра. Эти экспедиции оказываются успешными.
При этом очевидны военно-стратегические трудности, которые необходимо было преодолеть скандинавам, чтобы пройти путь до, как минимум, прикаспийских арабов (или хазар, если дирхемы им приносили контакты с Хазарией). Это преодоление:
• запиравших вход в славянское пространство Ладоги и Любши;
• волховских порогов;
• волоков и поиск речных путей через финские и славянские земли;
• Волжской Булгарии;
• Хазарии и контролируемой ею волжской дельты.
Совершенно понятно, что без создания постоянных опорных пунктов такого пути не одолеешь. И они создаются — в Ладоге, у Ильменя, в Гнездове, в Тимирёве и др.
С этим связан, однако, и политико-экономический аспект. Оставлять на всем пути за собой выжженное пространство у норманнов не было ни сил, ни смысла. В то же время торговать с хазарами и арабами в обмен на серебро они могли, в основном, двумя экспортами — пушниной и рабами. Нетрудно заметить, что добывание этих товаров на славяно-финских пространствах требует прямо противоположных действий — мирного обмена против военного захвата. Совмещать два ремесла было явно непросто.
Из непримиримого противоречия был только один выход: вполне по-рэкетирски облагать население данью под угрозой беспредельного насилия. Но для этого было необходимо постоянное военно-политическое присутствие в этих землях. Каковое русы и организовывали в 830—850-х годах на базе собственных баз-факторий.
Начало 850-х
Какие-то датчане переплыли Балтийское море и в земле славян (in jinibus Slavorum). Это записано в житии св. Анскария и может быть связано с захватом Ладоги. Варяги из заморья захватывают Ладогу, подчиняют славян, кривичей, чудь, мерю и весь, облагая их тяжелой данью. В это же примерно время хазары подчиняют полян, северян, вятичей и берут с них дань по серебряной монете и беле с дыма. В Ладоге отмечается уничтожение пожаром строительного горизонта этих лет. Одновременно отмечается натиск шведского (Уппсала) конунга Эйрика Анундсона на Восток, в ходе которого «он покорил Финнланд и Кирьяллаанд, Эстланд и Курланд, и другие восточные земли».
Мы уже знаем, что закрепившиеся на славянском пространстве скандинавы чётко идентифицировались местным населением как скандинавские воины, находящиеся здесь с торгово-обменными («русскими») целями и потому тоже считавшиеся местными (хотя, конечно, контингент этих «факторий» был частично сменяем).
Это русы.
С другой стороны, существовали варяги «заморские», приходящие с набегами. Они, естественно, воспринимались чужаками. И именно потому мы чётко улавливаем в начальных летописях очевидное противопоставление: варягов — руси, руси — славянам и славян — вновь варягам. Особенно во времена Олега, когда русы и славяне ещё только начали сплавляться в русских.
Очевидно, что кто-то из этих «залётных» варягов сумел (в союзе ли с «местными», при их ли нейтралитете или при их сопротивлении) захватить власть в Ладоге и обложить местное метисное пра-«русское» население некой данью.
Это могло стать отголоском тогдашней датско-шведской войны, когда датчане захватили в 850 году Бирку. Это могло быть одним из эпизодов этой войны на её далеком северном фланге. Это, наконец, могло быть самостоятельным предприятием шведских ярлов, желавших отнять контроль над восточным серебряным путём у тех, кто его захватил раньше.