рить глаза на текучесть? Про опасность заблудиться в этом однообразном разнообразии я уж молчу.
А ежели надо пройти не пару, а пару сотен километров? И при этом у вас не корзинка для грибов, а настоящий вес путешественника — оружие, вода, пища, мешок с необходимым грузом? Не погулять же, в самом деле, пошли? А протащите телегу с товаром! При этом на грейдер «Комацу» и бульдозер «Катерпиллер» рассчитывать не стоит…
Поэтому когда описывают, будто кто-то в те былинные времена ехал по лесной дороге, — не верьте. Не было таковых. Лишь при князе Владимире, что Красно Солнышко, что-то подобное дорогам наметилось. И когда сын его Ярослав мятеж поднял, —
— рече Володимиръ: «Теребите путь и мосты мостите» — хотяше бо ити на Ярослава, на сына своего…
Но, как видно, даже и в этом упоминании о событиях 1015 года показано повседневное состояние этих самых путей, которые ещё надо «теребить». А во-вторых, княжество Владимира Равноапостольного — это уже достаточно могучее для своего времени, единое государство, которое волевым указанием лидера направляло силы и средства на строительство городов, оборонительных валов, укреплений. Могло себе позволить и дороги проложить.
Которые, правда, при нужде снова «теребить» надобно…
А пока дорог нет. Даже по чисто экономическим причинам: трудозатраты при их прокладке и за сто лет не окупятся ценою перевозимого товара.
Да и нет ста лет на их эксплуатацию. Ибо портятся они. Через 3–5 лет снова лесом зарастают. Сначала кустарником, а затем и деревьями. И приказ «о проведении комплекса мероприятий на дорогах федерального значения по обеспечению бесперебойного и безопасного движения транспорта по дорогам в неблагоприятных погодных условиях» отдать некому — нет тут ещё «Росавтодора»…
Значит, только те «шоссе» сохраниться могли, по которым телеги сновали, как машины с «амр»-номерами по Рублёвке. Но кто ж в здравом уме представить может, что из Ростова, скажем, до Новгорода будет что возить с необходимой регулярностью. Хозяйство практически у всех натуральное ещё, товарной экономики пока не существует. Позже-то всё будет, и дороги торные между городами — но до того пара-тройка веков пройти должны…
Потому в реальности сухопутные пути здесь и тогда представляли собою максимум несколько натоптанных-наезженных колей вокруг больших населённых пунктов и городов. Пути от деревенек-весей, жмущихся к центру округи и его, по сути, обслуживающих. А в ответ землепашцы получали не производимые в деревне товары. Иноземный платок жене, бусы стеклянные — дочке. Ну, и себе рубаху какую — городскую, конечно, ибо такую та же супруга дражайшая сама никогда не выткет… Был смысл в город дорожку протаптывать.
Словом, во времена, о которых сейчас идёт речь, когда до могучей державы Владимира ещё лет двести, покрытые лесом водоразделы представляли собою настолько серьёзное препятствие, что даже разделяли единые этносы.
Вот, скажем, днепровско-бужско-припятские славяне представляют археологически одну культуру — лука-райковецкую. А из истории нам по меньшей мере три племени известны — волыняне, древляне, дреговичи. И границами между ними как раз леса и стали. И в другую сторону условной границы Руси — то же: польские племена генетически один народ с указанными славянскими. Но от «наших» тоже лесами отделены. И, как следствие, — очень скоро стали разделены ментально, а затем и этнически.
Как же перемещались тогдашние люди в тогдашнем пространстве?
Да по рекам и перемещались. Про Степь не говорю, где как раз по незарастающим лесам постоянным шляхам перемещаться было вполне удобно… если бы не молодцы, регулярно наведывающиеся сюда с востока всё новыми и новыми ордами. Не говорю и про Европу по ту сторону лимеса, с проложенными римлянами каменными via, — тоже. Но здесь, в этих огромных лесах, в качестве «шоссе» тогда работали реки.
И тут нужно забыть о географии, так сказать, географической. А держать в мозгу только географию направлений, о которых в самом начале главы речь шла. Ибо как бы ни вились речки физически, на реальной местности, — в сознании тех, кто по ним плавал, они были прямыми дорогами. Кратчайшее расстояние между пунктом А и пунктом Б.
Это можно сравнить с горами. Петляешь по серпантину десятки вёрст, когда напрямую между двумя участками одной дороги — несколько сотен метров. Но преодолеть их ты не можешь, не переквалифицировавшись в альпиниста.
Потому, например, какие-нибудь параллельные — по карте — Днепру реки Уж или Горынь для наших предков были последовательной с ним системой пути. И по отношению к нему были «верхом». Подчеркну ещё раз: именно «верхом» в одной системе. Предки этот путь таки ощущали — как мы ощущаем спуск в метро на эскалаторе. В метро ведь тоже можно спускаться и подниматься на разных эскалаторах разных станций — когда делаешь пересадку. У наших праотцов тоже были подобные пересадки. Они назывались волоками. Но от волока до волока они двигались именно по эскалатору — живому, текучему, то темно-зеленому, то серо-прозрачному, с закатными отблесками, играющими в пятнашки по утрам и вечерам, — но прямому.
И потому расстояния здесь неважны. Точнее, они относительны. Ибо самое главное делает сама река-дорога — несёт твои корабли и тебя. И тебе надо только сообразовываться с вековой скоростью течения и от предков унаследованным «графиком движения»: от сего и до сего — столько-то дней плавания.
Например, древлянский Искоростень лежит близко от Киева. Если по прямой. По карте — полторы сотни километров. На коняжке если выносливой — часов десять полевой рысью, в удовольствие и коню, и всаднику. Или в два раза быстрее при необходимости.
Дорога там, скорее всего, была: судя по косвенным признакам, Искоростень входил в число пунктов большого сухопутного пути с Востока в Европу. Из степи до Киева, а там — лесами до Кракова и далее. Опа там и до сих пор идёт, дорога: Искоростень — Ковель — Люблин. В старину было чуть по-другому — приоритетным являлось направление через Владимир-Волынский и далее на Краков и Прагу, — по главное, что путь, в общем, пролегал где-то в этом направлении.
Но предположим, что его не было, — как не было, скажем, сухопутного пути от Ростова до Киева. И тогда тот же Искоростень лежал от Киева за лесами, за горами, по которым не десять часов, а десять дней топать будешь. В лучшем случае. А это, между прочим, равно расстоянию уже не в 150, а в 600 километров — если взять среднюю дневную скорость перехода торгового каравана, скажем, по степи.
А вот по реке, считая все её прихотливые повороты, — от Искоро-стеня до Киева всего километров 300. И именно — всего. Ибо при средней скорости течения в 2 км/час (разные данные дают скорость течения в Днепре от 0,5 до 1 м/сек) и при 16-часовом дневном плавании это те же 10 дней. При условии, что ты решил совершенно облениться, не грести, а валяться на дне лодки и попивать медовушку, загорая на солнышке. А ежели потрудиться на гребле, то при той скорости, что выдавали тогдашние однодеревки — до 4-х узлов, — от Искоростеня до Киева мы добираемся всего за 5 дней. Быстро и весело. При этом не надо ни плутать, ни дорогу искать, ни проводников нанимать. Ни разбойников опасаться, которые, как показывает история, в этих лесах даже епископов убивали.
Напомню: епископ тогда — не сирый босой монашек, а глава большой округи, способный выставить внушительную дружину для своей охраны.
Таким образом, река в тех географических условиях — это вполне быстрый, вполне прямой и вполне надёжный путь. К тому же, что, может быть, ещё более важно — эта мокрая дорожная сеть очень густа. Добраться по ней можно до самой глухой деревеньки, ежели только она на реке стоит. А в другом месте она стоять и не может — ибо и в самом глухом месте людям нужно пить, стирать и возить грузы.
А потому не только Искоростснь очень близко лежит от Киева, если плыть к нему по Днепру — Припяти — Ужу. И из Овруча по Норини и тому же Ужу до Киева — прямая дорога. И из Смоленска — тот вообще на столбовом пути, на Днепре лежит. И даже Новгород на той же дороге расположен, хотя и с «переходом на Замоскворецкую линию»: чтобы до него добраться, надо в другую речную систему переволочься.
Но это — небольшая проблема. Не сложнее, чем нам на машине поворот на другую дорогу совершить. Конечно, лодку тащить потяжелее, нежели рулевое колесо повернуть, но это различие чисто эргономическое. Тем более что на порогах люди сидят, которые тем и на жизнь зарабатывают, что берут твою лодку и перетаскивают куда надо.
Потому передвигаться по рекам было такой же нормальной работой, как для нас сегодня — безаварийно передвинуться из Питера в Москву.
И здесь надо обратить внимание на ещё одно важное обстоятельство. Точно так же, как и мы сегодня, проезжая по трассе Е95 в Петербург, воспринимаем в качестве сущих лишь придорожные пейзажи, придорожных дэпээсников и придорожные пищевые заведения, а уже, скажем, оказавшийся вне данной трассы Великий Новгород для нас так же далёк, как Париж, —
— так и в давние времена всё, что было вне рек, не было пространством как таковым. Пространством были реки и то, что возле них.
Отсюда: пространство для наших предков — хотя, впрочем, и для нас тоже — не плоско. Я бы сказал — не Евклидово. Пространство — это ты. И то, что ты видишь и ощущаешь.
А всё остальное — это географическая карта с сеткою параллелей и меридианов.
Всё остальное — это рассказы учителя географии и рекламные проспекты туркомпаний.
А теперь представьте, что географической карты нет. Нет учителя. Телевизора пет. Интернета нет.
Поэтому для тебя нет того окружающего мира, к которому мы привыкли в наше время. Ты не видишь репортажа из Германии — и её нет. Ты не имеешь понятия об острове Кипр — его тоже нет. Ты никогда не видел Индии — нет оной. А есть только то, что видел сам. Или твой друг рассказал. Или его знакомый. Или проезжий.
И, значит, нет ничего, о чём они не рассказали.
И с другой стороны: зато есть то, о чём кто-то рассказал.