. . .
После того, как русские суда прибыли к хазарским людям, поставленным при устье рукава, они (Русы) послали к хазарскому царю просить о том, чтоб они могли перейти в его страну, войти в его реку и вступить в Хазарское море — которое есть также море Джурджана, Табаристана и других персидских стран, как мы уже упомянули — под условием, что они дадут ему половину из всего, что награбят у народов, живущих по этому морю. Он же (царь) согласился на это.
. . .
После того, как они награбили и им надоела эта жизнь, отправились они к устью Хазарской реки и истечению её, послали к царю хазарскому и понесли ему деньги и добычу по их уговору… Ларсия же и другие мусульмане из страны Хазар узнали об этом деле и сказали хазарскому царю: «Позволь нам (отомстить), ибо этот народ нападал на страну наших братьев-мусульман, проливал их кровь и пленил их жён и детей». Не могши им препятствовать, царь послал к Русам и известил их, что мусульмане намереваются воевать с ними. Мусульмане же собрались и вышли искать их при входе в Итиль по воде. Когда же увидели они друг друга, Русы вышли из своих судов. Мусульман было около 15 000 с конями и вооружением, с ними были также многие из христиан, живших в И тиле. Три дня продолжалось между ними сражение; Бог помог мусульманам против Русов и меч истребил их, кто был убит, а кто утоплен. Около же 5000 из них спаслись и отправились на судах в страну, примыкающую к стране Буртас, где они оставили свои суда и стали на суше; но из них кто был убит жителями Буртаса, а кто попался к мусульманам в стране Бургар и те убили их. Сосчитанных мертвецов из убитых мусульманами на берегу Хазарской реки было около 30 000. С того года Русы не возобновили более того, что мы описали. /95/
Словом, с этими парнями надо было жить не только в мире, но и — делиться. Тем более, когда ты идёшь к ним не большим войском, а отдельной торгово-боевой экспедицией.
Вот и получилось, что вечно русы чем-то заняты оказались. У одних часть молодежи захватили, в Ссркланд продали, — а на следующий год волшебных стеклянных глазок привезли, оставили авансом за изготовление однодеревок, когда с родовичами об условиях прекращения беспредела договорились. У других меха купили, серебром хазарским за них позвенели. Может, там и звона всего от одной монетки, но для местных лесовиков она всё равно что задаром упала, — вон их, мехов-то за околицей прыгает, хоть шапкой собирай. Третьим за помощь в переволоке заплатили — не заплатишь, себе дороже будет. К четвёртым боевиками нанялись, дабы помочь тем с пятыми разобраться. С шестыми…
Да что угодно! Была нужда в таком элементе на этом тогдашнем «Диком Востоке». И формироваться он мог поначалу не из кого иного, как из свободных норманнских дружин. Ибо славяне период военной демократии с военною же экспансией пережили уже, теперь территориальные общины у них формируются. У хазар вообще раннефеодальное государство складывается. Фшшы пока родами неолитическими живут. Печенеги, венгерские орды вообще не в счёт — их дело степное, кочевничье.
А тут — всё в наличии: государства ещё нет, родовое общество уже исчезает, от ярлов-конунгов многочисленных земля стонет. Да и не прокормить ей столько удальцов, что уже не старейшинам родовым в рот заглядывают, а за удалыми вождями по славу и богатство тянутся. А богатство — вот оно: доберись до Сёркланда или Грикланда через громадное бесхозное пространство — и греби серебро лопатою.
Вот и ходят дружины-ватажки такие по рекам-руслам здешним. Вооружённые и очень опасные. Кто на юг русит, в Хазар, в Сёркланд— за серебром, за глазками стеклянными, за наволоками дивными шёлковыми. Кто в леса тёмные, страшные, дремучие забирается — по руслам узким, цветом зелёным — за шкурками, рухлядью мягкой. Великой отваги русилы те — от стрел охотничьих, хоть и с костяными наконечниками, не будет защиты в тех лесах, ежели плохо договоришься.
А кто к селеньицам убогим подруливает, местным старикам говорит веско: «Мы от Барда Сильного, сына Кари из Бердлы. Слыхали о таком? Как нет?! А все его очень уважают! Даже сам Хальвдан Чёрный! Так что несите дани-выходы, да девок давайте, да богам молитесь, чтобы мы с вас проценты не стребовали за пятьдесят лет, что вы не платили столь нагло…»
И получается так, что связывают всё это пространство эти ватажки-дружины, русины речные. Кровью и насилием, не без того, — но становятся они объективно теми нитями, что штопают его, соединяя разные края в общее экономическое естество. И всё больше норманнов оседает на реперных точках транзитных трасс. И как символ и живое воплощение этой экономической взаимосвязи продолжают развиваться торгово-ремесленные фактории, аналоги скандинавским викам.
И получается так, что связывают всё это пространство эти ватажки-дружины, русины речные. Кровью и насилием, не без того, — но становятся они объективно теми нитями, что штопают его, соединяя разные края в общее экономическое естество. И как символ и живое воплощение этой экономической взаимосвязи продолжают развиваться торгово-ремесленные фактории, аналоги скандинавским викам.
Ибо всё больше норманнов оседает на реперных точках транзитных трасс. Не одного рода-племени эти люди, не одного этноса. Но так уж сложилось, что прибиваются они к тем, кто на этой территории большие подвиги совершает, на большие дела идёт. Ну и большие деньги зашибает.
И тем самым они сначала в новое профессиональное сообщество превращаются, а затем, постепенно, — ив новое этническое образование. О чём говорят результаты раскопок:
О том, что какая-то часть дружинной знати была местной, говорят особенности погребального обряда: в нём явно ослаблены норманнские черты, что произошло, видимо, под длительным ассимилирующим влиянием славян (возможно, в Гнездове жили скандинавы не первого поколения). Кроме того, по материалам больших курганов известен специфически русский («варяжский») обряд тризны вокруг ритуального котла. Этот обряд, описанный в скандинавских источниках, тем не менее не встречен в погребениях самой Скандинавии, равно как и на Руси, за исключением больших курганов Чернигова. Видимо, он возник в среде варягов, оказавшихся на Руси, и свидетельствует о местном, русском происхождении гнёздовских варягов. /343/
А дальше и сами освоившие восточные пространства норманны в необходимом, хотя, может быть, и не добровольном союзе с местными «авторитетами» просто принуждены были образовать какую-то форму страхования безопасности своих походов за серебром. Для этого вдоль рек и на волоках им необходимо было завести не просто вики, а вики, соединенные определённой единою властью.
Это, конечно же, не исключает острой — даже не заметишь, как в тело входит! — конкуренции между ватажками. Как писал про данов Адам Бременский,
Они до того не доверяют друг другу, что, поймав, сразу же продают один другого без жалости в рабство — неважно своим сотоварищам или варварам.
И арабы подтверждают:
Все они постоянно носят мечи, так как мало доверяют друг другу, и коварство между ними дело обыкновенное. Если кому из них удастся приобрести хоть немного имущества, то родной брат или товарищ его тотчас начнёт ему завидовать и пытаться его убить или ограбить.
Кто-то, возможно, и местным конунгом себя объявляет. Но в целом вся эта большая неуправляемая вольница всё больше выстраивается в структуру, которая неизбежно должна была начать эксплуатировать эту вот самую «штопку». То есть возникает явление, когда буйные атомарные Хрольвы и Торстейны «сидят» на одной транзитно-бандитской ренте. Точнее говоря, они пока, сами того не ощущая, создают, выращивают эту ренту. Чтобы однажды она стала настолько велика, что ради её присвоения заведётся энергичный парень, готовый и способный собрать других энергичных парней» чтобы подмять под себя власть.
А это, по сути, последний шаг к образованию государства.
Как же он был сделан?
Возможно — так?
Глава 2.7. Начало династии
Хрёрекр лежал на юте, не надев доспехов и наслаждаясь солнцем. Как всегда, он испытывал пронзительное чувство успокоения, как только море взяло на свои серые плечи его драккары. Всё-таки война — крайне умиротворяющая штука!
Позади он не оставил почти никого. Ну, бондов, конечно, в расчёт и не брали, но, как говорится, из своего рода и дома он взял, почитай, почти всех воинов. Верных воинов. Клятвенников. Напасть на землю походного ярла-русинга никто не посмеет. А уж о нападении на ярла-викинга с дружиной и подавно речи нет. Так что дома он оставил лишь пару десятков ветеранов, чтобы следили за хозяйством и смогли отбиться от случайной банды хулиганов.
Забавно, кстати. Воины, что дают клятву на дело у них, у свеев, называются очень похоже у словен. Вэринги и — верные. Правда, у тех это идёт не от «клятвы», а от «веры». Видно, оттого, что у славян изначально клятвам веры не дают — ещё с тех пор, когда словене с другими славянами на южной Балтике люто резались. Как и сейчас, впрочем. Разве что словен там уж нет — вырезали, а уцелевших выгнали. Так, что те добежали аж до Ладоги. Но летичи с поодричами, да величи с маличами по-прежнему лютуют. Хрёрекр в курсе был — его дела с данами заставляли отслеживать и славянские взаимоотношения. Оно, конечно, и здесь, в Свитъоде, конунги и ярлы друг друга тоже не поцелуями осыпали. Но всё ж какое-то право действовало. Тут хоть не было необходимости громадные крепости выстраивать — против людей своего же языка. А у славян балтийских без этого и не выживешь…
Ладно, это теперь уже не его дела. Пока. Пока — Альдейгьюборг. Если дела в Аустрвеге сложатся удачно, то свои верные люди Хрёрекру там ещё очень понадобятся. Если же нет — он точно так же и вернётся, как ушёл.
Словом, всё сложное позади. Главное, у тебя за спиной — армия. Которая не приучена рассуждать, а знает одно: всё, что колышется там, впереди острия твоего копья, — враг. А армия обязана врага уничтожать. И если ты достаточно удачлив, то эта армия на остриях своих копий и секир и принесёт тебе всё — и славу, и серебро, и власть.