В общем, различий между Русью и Скандинавией в этом аспекте не наблюдается:
Характерные для больших курганов Руси и Скандинавии черты погребального обряда — «языческое» трупоположение или трупосожжение (на Руси), часто в ладье, использование оружия и пиршественной посуды, иногда размещённых на кострище особым образом (оружие — в виде «трофея»), жертвоприношения. Жертвенный котёл со шкурой и костями съеденного во время погребального пира козла (или барана) располагался в центре кострища курганов Гнёздова и Чернигова; в кургане Скопинтул на королевской усадьбе Хофгарден возле Бирки котёл содержал человеческие волосы (принадлежавшие жертве?), как и в самом большом кургане могильника Кварнбакен на Аландских островах. /339/
И ещё одно важно. Конструкция могилы:
…в яму была впущена срубная конструкция, сложенная из брёвен, диаметром 10–15 см «в обло» с остатком, причём концы нижних венцов на несколько сантиметров вошли в стены погребальной ямы и отпечатались в них.
Отметим: срубная — она же камерная — конструкция могилы также считается у археологов несомненным признаком захоронения по скандинавскому обряду:
Ныне очевидно, что «ансамбль некрополя»… Гнёздова — трупосожжения, трупоположения в ямах и камерах — действительно идентичен «ансамблю» Бирки. Более того, тот же «ансамбль» характеризует и некрополь Киева X в., точнее — то, что от него осталось в процессе развития города (около 150 погребальных комплексов). /246/
К что по этому поводу говорят былины?
Вот Михаила Потык женится.
При этом подписывается свадебное соглашение:
Как клали оны заповедь великую:
Который-то у их да наперёд умрет,
Тому идти во матушку сыру землю на три году
С тыим со телом со мёртвыим.
Столь строгий подход к гендерному равноправию и правам женщин сыграл с героем дурную шутку, ибо жена преставилась первой. И пришлось ему в могилку идти. И вот что это за могилка:
…Стройте вы колоду белодубову:
Идти-то мне во матушку во сыру землю
А со тыим со телом со мёртвыим,
Как заходил в колоду белодубову
А со тыим со телом со мёртвыим…
В некоторых вариантах ещё и —
— с конём и сбруею ратною.
А друзья… А друзья в это время сруб делают:
Как тут это старый казак и да Илья Муромец
Молодой Добрынюшка Никитинич,
А братья что крестовые, названые,
Копали погреб тут оны глубокий,
Спустили их во матушку во сыру землю,
Зарыли-то их в жёлты пески…
И такой вид погребений отмечен археологией: в корабле или в лодке. Или в символизирующей их колоде.
Надо ли добавлять, что обычай этот — тоже скандинавский?
И одновременно он — русский! Мы видим в былинах всё то, что когда-то описал для нас в качестве непосредственного свидетеля церемонии ибн-Фадлан. Или ибн-Русте — помните? —
Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут в ту же могилу его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении.
И то же мы находим в могиле знатного русского хёвдинга в Шестовицах. А именно: камеру-сруб, запасы еды, коня. И женщину, разделившую со своим мужем или повелителем дорогу к богам…
При этом любопытно совпадение того, как готовят колоду для Потыка, с тем, как Илья Муромец «хоронит» Святогора. В первом случае:
Как этыи тут братьица крестовые
Скорым-скоро, скоро да скорёшенько
Как строили колоду белодубову.
Как тот-этот Михайло сын Иванов был,
Как скоро сам бежал он во кузницу,
Сковал там он трои-ты клеща-ты,
А трои прутья ещё да железные,
А трои ещё прутья оловянные,
А третьи напослед ещё медные.
Как заходил в колоду белодубову
А со тыим со телом со мёртвыим.
Как братьица крестовы тут названые,
Да набили они обручи железные
На тую колоду белодубову.
А во втором эти же прутья возникают в результате попыток Ильи освободить побратанца из гроба-колоды:
Берёт он саблю вострую,
Ударяет по гробу дубовому.
А куда ударит Илья Муромец,
Тут становятся обручи железные.
Начал бить Илья да вдоль и поперек,
Всё железные обручи становятся.
Осталось уточнить лишь одно. Хотя подобные погребальные комплексы — в виде курганов со срубной конструкцией внутри — изначально принадлежали большим племенным вождям, конунгам, правителям Скандинавии, в X веке эти элитные захоронения появляются в Восточной Европе, на территории будущей Руси.
И тут… они довольно скоро приобретают массу дополнительных этнических признаков. В могилах появляется оружие не скандинавского или не только скандинавского образца, здесь появляются бытовые предметы явно местных производств, здесь появляются останки женщин, которые перед смертью были обряжены в местные одежды. А потому исследователи этих древностей делают вывод:
Вероятно, в Восточной Европе погребённые в камерах являлись той частью древнерусского истеблишмента, который наиболее активно формировал культуру верхушки древнерусского общества в начале — середине X в. Это — преимущественно скандинавская, военизированная, лично свободная (княжеский дружинник мог быть и рабом), связанная с международной торговлей, частично христианизированная группа со значительным, судя по обряду, личным окружением. Существующая хронология подобных захоронений позволяет сузить время активного формирования этой социальной группы до второй — третьей четверти X в. Судя по расположению в могильниках Киева, Гнёздова (Смоленска), Чернигова и позднему проникновению на северо-восток (во второй половине — конце X в. в Тимерёво), эта группа населения должна была быть тесно связана с княжеским домом «Рюриковичей» и, вполне вероятно, эти люди скрываются под термином договоров Олега и Игоря — «русь». /191/
Есть даже специальное обозначение для таких вот смешанных восточноевропейских комплексов — дружинная культура. Да, та самая, о которой шла речь выше и материалам которой полностью соответствуют былинные богатыри! А эта культура совершенно прозрачный и чёткий символ развития того, о чем я тут постоянно говорю: пришлых скандинавов в местных русов и русов при участии прочих местных — в русских.
Ещё на одно очень важное былинное свидетельство синтеза русов со славянами и прочими нативными элементами в ходе развития от догосударственных факторий к государству указывает всё тот же замечательный автор Л. Прозоров. Он обратил внимашіе на то, что —
— Нередко былинный герой, одолевший очередного супостата, обходится с его останками сколь нерационально, столь и не по-христиански, Тело обезглавленного врага рассекается на части и разбрасывается по полю. Голова же насаживается на копьё и победоносно привозится на княжеский двор или на заставу богатырскую. Иногда, впрочем, её «просто» увозят в качестве трофея.
Ну, к примеру, так поступает Илья с беднягой Жидовином:
По плеч отсек буйну голову,
Воткнул на копье на булатное,
Повез на заставу богатырскую.
Таких эпизодов не один и не два, что немедленно дало исследователю повод провести параллель между повадками богатырей и исторических русов. В частности, он вспоминает эпизод, изложенный Львом Диаконом в повествовании о войне Святослава Игоревича с ромеями. Вот что тот поведал:
Что же касается росов, то они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев… Эти машины охранял родственник государя, магистр Иоанн Куркуас. Заметив дерзкую вылазку врагов, [Куркуас], несмотря на то что у него сильно болела голова и что его клонило ко сну от вина (дело было после завтрака), вскочил на коня и в сопровождении избранных воинов бросился к ним навстречу. [На бегу] конь оступился в яму и сбросил магистра. Скифы увидели великолепное вооружение, прекрасно отделанные бляхи на конской сбруе и другие украшения — они были покрыты немалым слоем золота — и подумали, что это сам император. Тесно окружив [магистра], они зверским образом изрубили его вместе с доспехами своими мечами и секирами, насадили голову на копьё, водрузили её на башне и стали потешаться над ромеями [крича], что они закололи их императора, как жертвенное животное.
«Как жертвенное животное» — это важно. Это напоминает также о похожем ритуале, описанном ибн-Фадланом:
Иногда же продажа пойдёт для него легко и он продаст. Тогда он говорит: «Господь мой удовлетворил мою потребность, и мне следует вознаградить его». И вот он берёт некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздаёт часть мяса, а оставшееся несёт и оставляет между тем большим бревном и стоящими вокруг него маленькими и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое [сзади] в землю дерево.
Череп на ограде капища — типичная славянская традиция. Следовательно, очевидна связь ритуальных воззрений русов со славянскими традициями.
Но не менее очевидна и связь русов со скандинавами. А те, после того, как бог Один —
— висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзенный копьем, посвященный Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых, —
Codex Regius, 2365, строка 138
— жертвы, ему посвящённые, преимущественно вешали. В Уппсале вон священный дуб был весь подобными «подарками» богу увешан. Но скандинавы были ребята в этом смысле изобретательные, и жертвы делали подчас с огоньком и истинной любовью к делу. Чего стоит, например, прибивание вынутой из живота обречённого кишки к дереву и затем принуждение того ходить вокруг него, в буквальном смысле выматывая себе внутренности! Тоже, между прочим, обычай, посвящённый богу Одину, богу воинов…