— Шёлковы неводы замётывали,
Да тетивки были семи шелков,
Да плутивца у ссток-то серебряные,
Камешки позолоченные.
А рыбу сарогу повыловили.
Результат:
Нам, государь-свет, улову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Да нам от тебя нету жалованья.
В переводе на современные понятия это означает, что на бизнес, с которого Владимир получает свой откат, напали чужие рейдеры. И отняли бизнес вместе с откатом.
Что должен делать Владимир?
Ничего он сделать не успевает. На дворе у него уже новая депутация. С посланием на ту же тему. Только на сей раз неведомые люди —
— Гуся да лебедя да повыстреляли,
Серу пернату малу утицу.
С аналогичной вестью уже и третья толпа трудящихся подходит. Только у них неведомы люди —
— Шёлковы тенета заметывали,
Кунок да лисок повыловили,
Чёрного сибирского соболя.
При этом, что характерно, неведомые захватчики нагло представляются:
Скажутся, да называются
Всё они дружиною Чуриловою.
Выводы трудящиеся делают самые нерадостные:
Нам, государь-свет, улову нет,
Да тебе, государь-свет, корысти нет,
Нам от тебя да нету жалованья.
И опять Владимир не успевает даже распорядиться. К Киеву подваливают те самые наглецы. При этом сведения, доставленные делегатами с мест, подтверждаются: агрессоры и без того богаты, чтобы последнюю рыбку у парода не отнимать. А раз делают это, то, скорее всего, из хулиганских побуждений:
Кони под нима да однокарие были,
Жеребцы всё латынские,
Узды, повода у них а сорочинские,
Седелышка были на золоте,
Сапожки на ножках зелен сафьян,
Зелена сафьяну-то турецкого,
Славного покрою-то немецкого,
Да крепкого шитья-де ярославского.
Скобы, гвоздьё-де были на золоте.
Да кожаны на молодых лосиные,
Да кафтаны на молодцах голуб скурлат,
Да источниками подпоясанося,
Колпачки — золотые верхи.
А ведь нет! Не хулиганские это побуждения у таких-то ладных да богатых! Это наезд. И наезд на самого князя.
Что пришельцы и показывают делом:
Доехали-приехали во Киев-град,
Да стали по Киеву уродствовати,
Да лук, чеснок весь повырвали,
Белую капусту повыломали,
Да старых-то старух обезвичили,
Молодых молодиц в соромы-де довели,
Красных девиц да опозорили.
Тут уже и столица поднялась:
Да бьют челом князю всем Киевом,
Да князи те просят со княгинями,
Да бояра те просят со боярынями,
Да все мужики-огородники:
«Да дай, государь, свой праведные суд,
Да дай-ка на Чурила сына Плёнковича…»
И вновь повторимся: что делать князю великому Владимиру?
Собирать армию: богатырей ушатом воды протрезвлять, от князей да бояр холопов их боевых требовать, от киевлян ополчение призывать. Да показать наглецам кузькину м-мать!
Что делает Владимир?
Владимир отнекивается:
Да глупые вы князи да бояра,
Неразумные гости торговые!
Да я не знаю Чуриловой поселичи,
Да я не знаю, Чурило где двором стоит.
Народ настаивает: зато мы-де знаем —
— Двор у Чурила на Почай на реки.
А далее едва ли не волоком тащит Владимира суд вершить:
Да поднялся князь на Почай на реку,
Да со князьями-то поехал, со боярами,
Со купцами, со гостями со торговыми.
Тут князь увидел двор Чурилин, и тот, надо сказать, произвёл на подвергнутого наезду властителя большое впечатление:
Да около двора все булатный тын,
Да вереи те были всё точеные,
Воротика те всё были все стекольчатые,
Подворотенки да дорог рыбий зуб.
Да на том дворе-де на Чуриловом
Да стояло теремов до семи до десяти.
Да во которых теремах Чурил сам живет, —
Да трои сени у Чурила-де косивчатые,
Трои сени у Чурила-де решетчатые,
Да трои сени у Чурила-де стекольчатые.
Покои хозяина тоже впечатлили стольного князя:
Да хорошо-де теремы да изукрашены были:
Пол-середа одного серебра,
Печки не были всё муравленые,
Да потики те были всё серебряные,
Да потолок у Чурила из черных соболей,
На стены сукна навиваны,
На сукна не стекла набиваны.
Да всё в терему-де по-небесному,
Да вся небесная луна-де принаведена была,
Ино всякие утехи несказанные.
И — по-былинному — во третей раз да спросим-то: что должен делать князь Владимир?
А вновь он ничего не успевает. Ибо окружен уже дом:
Да из далеча-далеча из чиста поля
Да толпа молодцов появилася.
А молодцы… молодец к молодцу! Одеты богато, да воинскую выучку свою этак ненавязчиво демонстрируют:
Да еде молодец, да и сам тешится,
Да с коня-де на коня перескакивает,
Из седла в седло перемахивает,
Через третьего да на четвертого,
Да вверх копье побрасывает,
Из ручки в ручку подхватывает.
Не будем в чевёртый раз задавать сакраментального вопроса. А скажем в итоге, что смирился Владимир со своею участью:
Да говорит-де Владимир таково слово:
«Да хоша много было на Чурила жалобщиков
Да побольше того-де челобитчиков, —
Да я теперь на Чурила да суда-де не дам».
Самого же Чурилу пригласил —
— Да во стольники к нему, во чашники.
Переводим. Стольник — одно из высших лиц княжеской администрации, в ведении которого само пропитание государя. Чашник, согласно «Большой советской энциклопедии», ведал —
— хозяйственным, административным и судебным управлением дворцовыми сёлами и деревнями, населёнными добывавшими мёд бортниками, и дворцовыми бортными лесами.
Иными словами, не только мужички-жалобщики попадали в руки того, на кого они жаловались. На деле сам государь вверял захватчику и свою жизнь и всё своё хозяйство.
От какового предложения Чурила отказываться не только не стал, но и завёл ещё в благодарность интрижку с женою Владимира — «прекрасной княгинею Апраксией».
Дело дошло до общественности, общественность начала шептаться, шёпот дошёл до князя, а сама Апраксия допита до безумия, предложив мужу сделать Чурилу ещё и постельничим. Причём в данном случае не в административном, а в прямом качестве. Ибо сам Владимир вынужден был пригрозить отрубить ей голову за то, —
— что при всех ты господах обесчестила.
Ну а Чуриле от дома было отказано, в чём, согласимся, былина явно пытается выдать желаемое за действительное.
Действительное же довольно стройно восстанавливается по вот какому эпизоду реальной истории:
В лѣто 6526. Поиде Болеславъ сь Святополкомъ на Ярослава с ляхы, Ярославъ же множество совокупируси, варягы, словсны, поиде противу Болеславу и Святополку. И приде Волыню, и сташа оба полъ рѣкы Буга. И бѣ у Ярослава корьмилець и воевода Буды, и на ча Буды укаряти Болеслава, глаголя: «Да что ти пропоремъ трескою чрево твое толъстое». Бѣ бо великъ и тяжекъ Болеславъ, яко пина конине моги сѣдѣти, но бяше смысловъ. И рече Болеславъ: «Аще вы сего укора не жаль, азъ единъ погибну!» И, вьсѣдъ на конь, вьбреде в рѣку, а по немъ вой его. Ярослав же не утягну исполчитися, и побѣди Болеславъ Ярослава. Ярославъ же убѣжавь с чстырми человѣкы к Новугороду. Болеслав же вниде в Кыевъ сь Святополкомъ. Ирече Болеславъ: «Разведете дружину мою по городомъ на кормъ». И бысть тако.
В переводе: польский король Болеслав, во исполнение как родственных обязательств (Святополк приходился ему зятем), так и чисто коммерческих планов (ограбить Киев, а по заключении мира отхватить победоносно липших территорий на Червенской Руси), пошёл наказывать Ярослава. Который к тому же, с точки зрения польского лидера, был узурпатором, отнявшим законный киевский трон у зятя.
Это предприятие вполне удалось из-за крайней безалаберности Ярослава — может, он тоже, как по былине, пировал до вечера «со бояры да дружило»? Похоже, что так, ибо как ещё, кроме как с пьяного куражу, можно было выскакивать на берег речки и орать угрозы вражескому королю, не будучи готовыми к битве?
Но, как бы то ни было, Киев был оккупирован, а киевская земля была разделена между поляками им на прокорм. Судя же по эпизоду, в котором —
— Болеслав же бѣжа ис Кыева, възма имѣние и бояры Ярославлѣ и сестрѣ его… —
— при захвате города в руки Болеслава попала сама Предслава Владимировна. А та сыграла в развитии данной гражданской войны и иностранной интервенции роль настолько заметную, что удостоилась даже рассказа об этом в летописи. В общем, вполне сопоставимо с образом Апраксы-королевичны.
Но меня тут больше занимает не историческая подоплека былины о Чуриле, а тот пласт взаимоотношений между властью и населением, который она вскрывает. Ибо пласт этот более древний, нежели описываемые события. И видно в нём дальнейшее развитие Русского государства как института реализации договора между русами и местным населением — по сравнению с тем состоянием, которое мы видим в былине о Вольге и Микуле.
А именно. Мужички теперешние — вполне лояльные данники. Недоимок они теперь сами боятся. Ибо не данники они в полном смысле, которых раз в год посещает князь или его доверенные лица и ведут строгий учёт да суровый суд. Они теперь скорее договорники. Поставщики двора, можно было бы сказать, если бы данная система наверняка не была представлена и на более низких уровнях общественной иерархии.