Экономику, правда, быстро не переделаешь — обогащается элита частично и на том, что вывозит в Империю челядь-рабов, явно в подконтрольных землях отлавливаемых, — ну, так русские и не славяне, им тех не жалко. Они — другие. С самых первых лет, когда собирались в русских факториях и постепенно сплавлялись там в одну общность, становились «русские» славяне отличны от местных славян. А вот как закончатся «ничьи» люди, разойдутся земли по вотчинам да владениям княжеским, станут все славяне «русскими» — тут и работорговле конец придёт.
И на международной арене русы себя уверенно чувствуют. Пока на севере их коллеги меха в Булгар возят, здесь Киев аж с самим Константинополем межгосударственные договоры о дружбе и торговле подписывает. И какие договоры! — целый квартал русам в Царьграде выделяют, без пошлины торговать позволяют. Уважают и опасаются. Так вы тоже вырежьте столько греков, столь гвоздей им в головы позабивайте — и к вам будут предупредительно относиться! А пока будьте добры — без грамотки да печати, подтверждающих, что вы под субъектом договора, под Киевом то есть, ходите, нет вам в Царьград пути. И не просите, не пустят. Щит там наш висит, на печати тот же геральдический рисунок должен быть — с ним пройдёте. Но заплатить за это нужно. Здесь, в Киеве.
И византийцы согласились с признанием некоего нового государства. Правда, чуть позже — когда официально признали княгиню Ольгу во время её визита в Константинополь около 950 года.
Конечно, и до того были договоры Олега и Игоря с императорами ромейскими. Но те всё же подписывались не от имени государства, но от имени «рода русского». А вот в ходе визита Ольги произошёл именно первый акт международного признания Руси.
Но ещё до этого — если не ошибается летопись в том, что Ольгу Игорю из Пскова привели — значит, вняли тамошние русы новому экономическому и политическому императиву. Союз некий с киевлянами заключили.
А в городище Рюриковом конунг местный не внял, видимо, — нет тут пока вещей киевских. Попозже появятся, когда — судя по археологии, лишь в 930-х годах — Новгород ообразуется, а в 960-х Ольга там окончательно киевскую администрацию посадит. С печатями, на коих косой трезубец изображён. Русов городищенских не тронут, кажется, — но и власти им не оставят.
Кстати, это важный момент. Ключевой. Поэтому остановимся на нём поподробнее.
С точки зрения истории и археологии вышеописанное выглядело так.
Возьмём, к примеру, Сарское городище. Которое и можно считать первоначальным Ростовом. Ибо, несмотря на упоминание города в самых первых статьях «Повести временных лет», на месте современного Ростова не было тогда ничего похожего на город, а стоял мерянский посёлок.
То есть летописцу надо было обладать изрядными мотивами, чтобы назвать городом десяток домиков, «не заметив» по соседству значительного торгово-ремесленного поселения, каким было Сарское. С другой стороны, летописца понять можно. Ростов-город в его время уже стоял. А вот того русско-мерянского посёлка, что нам известно как Сарское городище, — уже не было. Летописец действительно мог ничего не знать о нём.
Куда же он делся? Ростов его поглотил? Вырос на его фундаменте? Может быть — на развалинах?
Да нет. В стороне он вырос, Ростов, как уже отмечено.
А как вырос, показывает его археология:
… «вдруг» мерянский поселок у берега озера Неро превращается в нечто совсем другое. Прямо поверх мерянского слоя, без перерыва, встаёт типичный древнерусский город.
Когда это происходит?
Несмотря на то, что раскопками в Митрополъичем саду кремля затронута лишь окраинная часть города (его основная территория жалась ещё ближе к озеру), ответ есть. Самая древняя мостовая (яркий признак древнерусской урбанистической культуры) срублена, судя по дендрохронологической дате, в 963 году. То есть Ростов упоминается в летописях уже 100 лет, Сарское городище существует 150, а город на месте нынешнего Ростова ещё только появляется!
Это из уже упоминавшейся интересной работы Е. Арсюхина. И вывод исследователь делает однозначный:
Конечно, это свидетельствует о том, что «Ростов» 9-го — первой половины 10-го века располагался на Сарском городище — других-то кандидатов нет.
И — главное:
Очень важно, что вскоре после 960-х годов Сарское городище приходит в упадок: предметов позднее самого начала 11-го века там нет. То есть люди продолжали по инерции жить на Сарском всего 50 лет, а с учетом размытости датировок древних предметов вообще можно говоритъ об одномоментном покидании Сарского городища. Что это, как не перенос города?
Причины? О них — несколькими абзацами позже, а сейчас привнесём в повествование дополнительную интригу.
Кроме Сарского, у нас есть административно-торгово-ремесленное поселение IX века на острове Рюрикова Городища. Летописи его не знают, но знают Новгород. Который возник по соседству в качестве города в середине X века.
У нас есть значительное торгово-ремесленное поселение IX века в Гнёздово. Летописи его не знают, но знают Смоленск. Который возник по соседству в качестве города не ранее XI века.
У нас есть военно-торгово-ремесленное поселение IX века у Коровеля-Шестовиц около Чернигова. Летописи его не знают, но знают Чернигов. Который возник по соседству в качестве города после середины X века.
У нас есть торгово-ремесленное поселение IX века у Тимирёво около Ярославля. Летописи его не знают, но знают Ярославль. Который возник по соседству в качестве города в 1024 году.
Что характерно: везде поселения — скандинавские. В смысле — скандинаво-русские. В основе. У Шестовиц вон вообще захоронение хёвдинга норманно-русского обнаружили — с конём и женщиной. То есть статус поселения — ого-го!
Обстоятельства везде, впрочем, разные. Рюриково Городище затухло, но через некоторое время вновь стало функционировать в качестве княжеской резиденции. Сарское — быстро ликвидировалось или самоликвидировалось с переездом на место нынешнего Ростова. Тимирёво затухает синхронно с Сарским. Гнёздово как-то само собой захирело. Шестовицкое превратилось во что-то вроде военного городка, пока его не ликвидировал князь Мстислав Владимирович, брат Ярослава Мудрого.
Но, как мы видим, при всей разности обстоятельств есть одна объединяющая эти явления тенденция. В середине X века на этих поселениях появляются новые укрепления. Возникает вал на Гнёздово, воздвигается вторая линия укреплений на Сарском городище, укрепляется Ладога, Изборск, Полоцк. Этакая bellum contra omnes… Только холодная и неизвестно кем ведущаяся.
Что же это за война такая тихая?
А вот не подходит ли к этим явлениям описание тех действий, что в ПВА связаны с именем княгини Ольги?
Иде Вольга Иовугороду. и оустави по Мьстѣ повосты и дани. и по Лузѣ оброки и дали [и] ловища, єæ суть по всей земли, знамдньзе и мѣста и повосты.
Шла себе княгиня и дани народу устанавливала. А также места её подвоза. А также заповедные места княжеские. Так сказать, личные домены правящего дома. Очевидно, что творила она это от имени большой государственной администрации, сопровождаемой соответствующим аппаратом принуждения. Ибо власть — это прежде всего налоги. И значит, если раньше руси для собственного экономического обеспечения нужны были открытые торгово-ремесленные поселения, то теперь той части руси, что выросла во власть над территорией, — в данном случае киевской — для той же цели требуются базы для налогообложения.
Ибо какая уже может быть власть, кроме государственной? Си-речь — великокняжеской. А таковая нуждается уже не в опорных пунктах и факториях, фактически ничьих (разве что с небольшими княжескими представительствами), а в настоящих областных центрах. Наместничествах. Из которых могла бы осуществляться уже государственная эксплуатация подвластных территорий. Таможня, налоги, постоянный суд, постоянный гарнизон и т. д.
А как это называется на языке современной политики? На языке современной политики это называется укреплением властной вертикали. И в первую очередь — среди всех этих Сечей Заволховских, Засарских, Закоторосльских, Заднепровских…
А кому это понравится? Когда вертикаль на твоей шкуре укрепляют? Особснно, если учесть, что все эти сарские-гнёздовские русы — явная, последовательная и весьма боеспособная вольница. И когда некая группировка таких же, как они, только укрепившихся в Киеве и несколько поднявшихся на походах против окрестных племён и Византии, начинает расточать управленческие импульсы…
Надо полагать, не ласковым словом одним лишь великая княгиня собственность местную распределяла да Киеву куски отрезала.
Вот вам и напряженьице среди общественности…
Думаю, многие озлились — как запорожские казаки на Екатерину II. И как запорожские казаки же, явили самую разнообразную радугу реакций. Кто насупился и за кордон ушёл. Кто насупился, но покорился, чин дворянский принял, в город переехал, на государеву службу поступил. Кто плечами пожал — де, как угодно! — ив состав государственных казачьих формирований влился, на Кубань отправился новую линию против диких горцев выстраивать.
Но только тогда киевской руси, которая уже вкус и кровь настоящего государства попробовала, в разы труднее было, нежели великой императрице будущего. Сил и средств в распоряжении гораздо меньше, из инструментария принуждения — только меч, такой же, как у принуждаемого. И материальных стимулов относительно немного. А на той стороне — лабильный, очень подвижный контингент, вечно сменяющийся и крайне скользкий. Ухвати его, когда он сегодня здесь, завтра там! И всё, за что его можно ухватить — его кошель, — он носит с собой. Это всё равно как грузинского барсеточника подоходным налогом обкладывать.
Как вооружённая личным табельным оружием и никому не подчиняющаяся вольнорусская общественность должна была на проблему реагировать? Ведь идеалистов тогда было мало — обычно они не доживали до возраста принятия политических решений.