Как в моем давнем сне…
Странно. Здесь должна царить кромешная тьма. Но света более чем достаточно. Откуда? Может, от зеркальных шаров, похожих на огромные капли ртути, окруженные сияющими ореолами, они парят в воздухе высоко над крышами домов. Точно на середине расстояния между городом и его верхним двойником.
Трудно понять, что это такое. Есть лишь догадки, и абсолютно нет желания их проверять.
В одном можно не сомневаться: следующий знак – где-то рядом.
Я почти физически чувствую, как тает запас отпущенных мне минут. Без устали наматываю круги по лабиринтам пустых улиц. Отчаянно пытаюсь уловить хоть какую-то подсказку, хоть слабый намек…
Есть!
Красноватый отсвет мелькнул слева в зеркальной витрине магазина. И я бросаюсь к перекрестку. Выбегаю на проспект – там, в его конце, маячит озаренное багрянцем облако.
Третий, последний знак.
Теперь никто, ни одна тварь меня не остановит!
Я ускоряюсь, будто огромные крылья несут меня вперед. Я знаю, что по праву заслужил обещанную легендами силу и власть…
Что это?!
Каждый мой шаг начинает отдаваться вибрацией в таких незыблемых на вид бетонных высотках справа и слева. Штукатурка сыплется со стен, дребезжат стекла. Вихрем кружится осыпающаяся с деревьев листва.
Но я не сбавляю темп.
Ведь осталось совсем немного!
А земля под ногами – уже как палуба корабля в шторм. С каждым шагом встает дыбом! Идиллическая, аккуратная картина безлюдного города, словно мозаика, начинает распадаться на куски.
Смерч поднимает облака пыли.
Осколки зданий и улиц кренятся, перемешиваются в адском аттракционе. Отрезки улицы и внутренности домов образуют ступенчатые вершины и пропасти. И двигаются, непрерывно двигаются.
Будто части огромного механизма, который я невольно запустил.
Я падаю, поднимаюсь, опять бегу, прыгаю, снова падаю. И все-таки приближаюсь к своей цели.
Врешь! Так просто меня не остановить. Не запугать!
Даже теряя из виду багровое облако, я чувствую его нутром. Будто стрелка компаса где-то в сердце ведет меня сквозь нагромождение бетонных плит, сквозь хаос разлетающегося стекла и парящих в воздухе комьев земли.
Осколком чиркнуло по щеке.
Потекла кровь. А в плечо больно ударила сломанная ветка. Но я смеюсь.
Теперь, после того что пришлось одолеть, эта встряска – как дружеский привет.
Вот опять кусок асфальта провалился подо мной. Опять я повис на руках над многометровой пропастью. С хрипением карабкаюсь вверх…
Я живу!
Иду к цели. Боль и страх – ничто.
Куда хуже то, что открывается, когда взгляд случайно направляется в небо.
Там, будто в зеркале, – такое же кипение земли и бетона, бешеная лихорадка распадающегося мира. Но главное, что угадывается за тучами пыли, – одинокая фигура в синей куртке.
А чтоб ему!
Соперник…
Теперь понятно, что глупо было ждать его на детской площадке. Открытый мной невидимый проход впустил его прямиком в верхнюю часть изнанки.
Будто мой дублер, он точно так же пробирается через опрокинутый город. И идет туда, где два города, верхний и нижний, сливаются в бешеном танце бетонных глыб, – где в красноватых отсветах багрового облака ждет самый заветный приз.
Награда победителю в этой адской гонке…
Моя награда – не его!
Ярость придает силы.
Я не отдам то, что почти в руках у меня!
Теперь птицей перелетаю с одного уступа на другой, не сбавив темпа, одолеваю пропасти и уклоняюсь от проносящихся по воздуху обломков. Я не чувствую боли в ободранных руках и разбитых коленках. Не ведаю усталости. Легко проскальзываю между сдвигающимися, словно огромные челюсти, бетонными плитами. И успеваю проскочить через оконный проем за миг до того, как он рушится в пустоту.
Кажется, что еще минута, и туда же провалится весь этот безумный, рожденный изнанкой город.
Но это не важно.
Лишь одно сейчас имеет значение – сколько осталось до цели и как близко к ней мой соперник.
Иногда я бросаю короткие взгляды в фальшивое, каменное небо.
Там фигурка в синей куртке, точно как я, не ведает усталости, двигаясь через бетонно-асфальтовый водоворот. И точно так же не останавливают его вырастающие на глазах горы и пропасти.
Понятия не имею, кто это может быть. Ясно, что он не слабее.
Теперь мы идем почти вровень!
А верхний и нижний города все ближе друг к другу.
Значит, скоро нам придется сойтись в смертельной схватке. Если только я не вырвусь вперед, если первым не овладею невидимкой…
До багровой туманной завесы – теперь уже немного. Глаза слепнут от пота и пыли, в голове звенит от ударов камней, от грохота рушащихся зданий, и сердце бешено подпрыгивает в груди. Но я уворачиваюсь от куска стены, словно от огромной ладони. Запрыгиваю внутрь падающей набок высотки и по кренящемуся полу пробегаю ее насквозь – среди опрокидывающихся шкафов и сползающих диванов, среди хаоса, оставшегося от чужих загубленных жизней…
У меня лишь несколько секунд, чтоб выпрыгнуть с той стороны.
Но распахнув новую дверь ударом ноги, я вдруг цепенею. Потому что узнаю комнату.
А еще узнаю людей, сидящих за столом, – папу и маму, совсем молодых, лишь ненамного старше меня сегодняшнего. Двадцать лет назад, в новогодний вечер.
Гостиная в моей квартире, в моем родном городе…
«Где же ты ходишь, Глеб?» – хмурится отец.
А мама улыбается: «Руки помыл?»
На столе меня ждет любимый «Киевский» торт. Там – мандарины и жареная утка. Все как тогда, рельефно отпечатанное в детской памяти.
Я знаю, что это не может быть настоящим, я помню о каменном водовороте за пределами комнаты. Но тут, внутри, теплая реальность кажется почти незыблемой – и старый стол с резными ножками, и ровное пламя свечи на столе, и взгляды родителей.
«Скорее садись!»
«Извини, мама… Я не могу».
Ее глаза становятся грустными. А отец кусает губы и молча теребит бахрому дешевой китайской скатерти.
«Ты устал, Глеб, – вздыхает мама, – может, передохнешь с нами – хоть чуток?»
«Не теперь…»
Мне так хочется задержаться в этой комнате – хоть на минуту.
Или навсегда.
Я чувствую… Нет, знаю, что тут меня не достанут все проклятые чудеса Зоны. И пусть рушится к дьяволу в пасть весь призрачный город изнанки, доля секунды снаружи – здесь, внутри, легко растянется в целую вечность.
Просто сидеть за столом, чувствовать тепло маминых ладоней и слышать голос отца…
Разве не об этом я мечтал еще подростком – голодными и холодными ночами кутаясь в тряпье возле самодельной буржуйки?
Всего доля секунды – на то, чтобы вернуться домой.
Но у меня ее нет – даже этой доли…
И я делаю шаг вперед – к балконным дверям за фиолетовыми занавесками.
«Мы очень за тебя переживаем, Глеб», – говорит мама.
«Я знаю», – не оглядываюсь и все равно, будто наяву, вижу ее печальные глаза, родинку на ее правой щеке…
«Ты уверен, что не сбился с пути?» – долетает встревоженный голос отца.
Мне так хочется что-то ему сказать, но вдруг я понимаю – у меня нет ответа. Единственное, что остается, – отдернуть занавеску, распахнуть балконную дверь и прыгнуть вперед – в хаотичное мелькание каменного ада…
Бетонные блоки летят в пыльную бездну, но я перескакиваю по ним через пустоту. Уворачиваюсь от искрящего кабеля, протискиваюсь через узкий, сдвигающийся на глазах лабиринт рухнувших многоэтажек.
Верхний и нижний города перемалываются тут в одну смертельную кашу. А верх и низ несколько раз меняются местами – будто две змеи, свившиеся в одну спираль.
Я падаю, вскакиваю и опять бегу, карабкаюсь, прыгаю.
Каждый миг, каждую секунду иду у края гибели и теряю чувство времени. Лишь одно имеет значение – я должен быть первым!
И вырвавшись из облака стеклянных осколков, изрезанный, залитый кровью, я вдруг понимаю, что успел. Подхожу к обрыву над клубящейся бездной. Там, впереди, красноватая завеса, к которой я шел, – безмятежная среди хаоса, манящая…
Лишь узенький мостик из рухнувшего бетонного столба отделяет меня от нее. И на этой пыльной дорожке, перекинутой через пропасть, не видно следов.
Я оказался перед ней раньше соперника!
Осторожно пробую опору ногой – массивный столб даже не шелохнется. Значит, вперед! Я проскочу его за пару секунд…
Но цепенею у самого края.
Острая боль пронзает кожу на груди. Проклятая «татуировка»! Я почти забыл о ней. Казалось, она давно зажила, и тут, в Саратовской Зоне, я еще ни разу ее не ощутил – даже когда впереди были смертельные ловушки-аномалии. Даже когда я шагнул в изнанку…
Что же не так сейчас?
Крест Богородицы, въевшийся в мою кожу, о чем ты пытаешься меня предупредить? Какого лешего тебе неймется, жестокий и почти бесполезный дар таинственной знахарки?
Ты не помог мне спасти друзей. И от предательства не уберег…
Баба Валя говорила о «силе родной земли». Но разве я могу верить в нее теперь? Разве может указывать мне путь какой-то бестолковый узор на коже?
Я заглядываю вниз, в бездну. Там, среди пыли и темных смерчей, проскакивают голубоватые искры. Всего метров пять идти над ними – такое даже ребенку под силу…
Но я отступаю от «мостика». Иду вдоль края. И останавливаюсь там, где чуть заметная туманная полоска тянется от багрового облака.
Смерчи проходят через нее насквозь. Она чуть колеблется над пустотой. Но все-таки никуда не исчезает. Как марево, как легкая дымка… Я швыряю на нее пригоршню песка и, не задержавшись, он падает в никуда.
А потом я заношу подошву над этой туманной полосой. И делаю шаг вперед.
Глава 8
Нет ни Зоны, ни изнанки, ни постылых развалин с аномалиями…
Окраина Колядинска, поселка из моего детства. Где-то в стороне, за промзоной и лесом, – бывший родной город, огороженный ржавой колючкой периметра. А здесь, за покосившимся штакетником, несколько серых приземистых зданий – поселковый рынок.