– Пять тысяч баксов.
– Зачем?
Я вздохнул:
– Илья… Эта девочка – моя сестра… И больше у неё – никого.
– Понимаю.
– А мне предстоит одно дело… Могу я оставить её у тебя?
– О чём речь, Тень! – встрепенулся он. – А деньги убери. Ты что!
Я качнул головой и мягко положил ладонь на его изломанные артритом пальцы:
– Возможно, я задержусь… Надолго. Очень надолго… Белка – хорошая девочка. Но о ней не должна знать полиция.
– Ясно, – моргнул он. – Не волнуйся. Буду заботиться, как о родной!
– Спасибо, дружище. – Мне захотелось его обнять. Он ведь и мне как родной… Но это смотрелось бы глупо. Я просто пожал ему руку и встал.
– Не поужинаете? – спросил Илья.
– Её накорми. Уложи спать. А мне пора. И вот ещё что… Пока ничего ей не говори.
Пару минут спустя я уже двигался по тропе. Над деревьями взошла луна – яркая, почти полная, так что фонарик можно не включать.
Абсолютное безмолвие царило кругом. Только где-то на дальнем конце Дивеево лаяла собака. Ночная прохлада гуще окутывала лес.
Я ускорил шаг.
Это не очень разумно – таскаться тут впотьмах. Хоть и не Зона, но даже опытные ловкачи предпочитают ждать до рассвета.
А у меня нет времени ждать.
Я знаю тропу наизусть. И надеюсь… Очень надеюсь – тут не слишком сильно всё изменилось с прошлого года.
Три тропы ведут в Глушь – эта, восточная, а есть ещё северо-западная и «московская» – с юга. В принципе «московская» даже безопаснее. Но так сложилось, что последнюю пару лет я ходил в Глушь именно с востока.
Сосновый бор – самый безопасный отрезок. Постепенно на смену ему пришёл ельник – тени сгущались, тьма смыкалась вокруг меня. И возникло нехорошее чувство – будто кто-то смотрит оттуда. Словно эта тьма живая…
Какие-то шорохи доносились справа и слева…
Нормально!
Я не сбавлял шаг. Только пару раз обогнул странные кочки. И один раз остановился – переждал, пока уплывёт в сторону непонятное белёсое пятно.
Достиг болота через полчаса.
Прошёл вдоль берега и в ярком лунном свете отыскал приметное кривое дерево. Двинулся к нему по осоке.
Под ногами влажно зачавкало. И что-то прошуршало в стороне – я кого-то спугнул?
Рядом с деревом было сухо. А дальше – сплошная вода до следующего островка – того, где растёт вон та ива.
Я осторожно ступил в воду. Есть!
Под поверхностью – гать из веток и досок. Так что я даже не очень замочил ноги.
Следующий остров был обширнее. Сотню метров я прошёл почти по сухому. И увидел вполне добротный мостик.
Тут уже можно не опасаться шпионов с неба. Из-за аномалий такие искажения, что ни с самолёта, ни со спутника ничего толком не разглядеть. А вертолёт сюда просто не долетит – вся электроника вырубится ещё над лесом.
Я проворно шагнул на доски. Кругом отражались в чистой воде луна и звёзды. Но как раз это место нравилось мне меньше всего.
Будем надеяться, для водяной глотки тут слишком скудная кормовая база. Не одними же трикстерами ей питаться!
Всё…
Под ногами – опять твёрдая, надёжная земля!
Чёрная стена леса смыкается вокруг. Но я почти дошёл!
Ветра нет, а ветки колышутся справа и слева. Сосны и ели – какие-то странные, изогнутые. Изменённые…
Я безошибочно придерживаюсь зазора между ними. И минут через двадцать выхожу к заросшим травой и кустарником деревенским огородам.
Тут, на опушке, – последняя черта, которую нельзя пересекать посторонним. Это ещё Доктор придумал – через каждые пять метров закопал вдоль деревенской околицы музыкальные камешки.
На всё живое – размером от собаки и крупнее, они реагируют истошным пиликаньем. Если у тебя в кармане нет такого же фиолетового камешка.
У меня – есть.
И потому дозорные заметили меня только у крайних домов Глуши.
– Стой, стрелять буду! – предупредили из темноты.
– Стою.
– Пароль!
– «Зона поражения»! – пароль этой Ярмарки прислали мне по е-мэйлу месяц назад. Тогда я и не думал, что он пригодится…
– Проходи, – ответил голос из кустов.
И кто-то второй удивлённо добавил:
– А ты – рисковый парень! Не побоялся ночью-то идти?
– Так вышло.
Эти были из новичков, эти меня не знали.
Оно и к лучшему!
Я миновал пустые дома. В этом конце деревни никто никогда не останавливается. А вот впереди, с центральной улицы, слышались голоса. И даже приглушённо звучала музыка…
От Дивеево километров десять я отмахал пешком, но в эту минуту не чувствовал усталости. Наоборот, радость захлестнула – будто прыщавого школьника перед встречей с компанией таких же оболтусов.
Повернул за угол полуобвалившегося сруба. И притаился в тени.
Ближайший двор был ярко освещён.
Группа мужиков сидела за столом под переносной лампой, висевшей у крыльца на крюке. Рядом жарился шашлык. На столе были ветчина, лук, помидоры. А ещё красовалась бутылка водки и ополовиненная двухлитровая банка с мутным содержимым – «сталкеровка», настойка на сером мху.
Хорошо сидят!
Поминают добрым словом какого-то Гая, месяц назад погибшего в Самарской Зоне. И, несмотря на количество выпитого, очень бодро обсуждают скупщиков, снизивших в этом году расценки на товар. За столом звучат остроумные, многоэтажные выражения, вполне достойные Ракетчика.
Но его самого там нет. Локки – тоже…
По тёмной стороне улицы я прошёл дальше.
Миновал ещё несколько домов. Главное веселье происходило где-то у деревенской площади, рядом с обшарпанным общественным зданием – то ли магазином, то ли сельсоветом.
Именно оттуда негромко, почти задушевно лилась музыка:
Облака в небо спрятались,
Звёзды пьяные смотрят вниз…[5]
Но я на звуки не пошёл. Повернул в переулок к бревенчатому дому с дощатой надстройкой второго этажа. Сруб потемнел от времени, зато выглядел крепким, основательным, как башня средневековой Руси. С обращённой к болоту стороны это монументальное сооружение сильно заросло мхом. А вот чёрная, крытая толем крыша выглядит совсем новенькой.
Ещё бы! Два года назад мы с Локки лично её крыли. А Ракетчик снизу помогал мудрыми советами…
Я шагнул во двор. Окно на первом этаже – то, в котором сохранились стёкла, было распахнуто, ставни аккуратно закреплены деревянными упорами.
Я замер, вслушиваясь, и различил внутри характерные, мелодичные аккорды. Ни с чем их не спутаешь!
Так храпеть может только человек с чистой совестью, с большим внутренним достоинством… И я даже знаю, как его зовут!
Пододвинул гнилой ящик к окну. Встал на него, подтянулся к подоконнику. И просунул голову в комнату:
– Эй, Ракетчик! Хорош дрыхнуть!
Никакого ответа.
Я позвал чуть громче.
Ноль реакции. Разве что храп стал ещё музыкальнее!
Ну надо же! Умаялся, бедняга, за день… И наверное, принял успокоительное – не меньше литра.
Я взгромоздился на подоконник, перелез через него… И в тот же миг что-то с грохотом полетело на пол!
Я чертыхнулся.
А голос, долетевший из тёмного угла комнаты, хладнокровно посоветовал:
– Не двигаться! Ты у меня на мушке!
– Да ну? Спилил бы ты её, от греха подальше…
Вспыхнул свет.
Ракетчик, одетым лежавший на кровати, изумлённо на меня уставился. В одной руке у него был пульт от переносной лампы, а в другой – та самая заслуженная «Гюрза» с исцарапанной рукояткой.
– Пистолет-то опусти, – улыбнулся я.
– А ты не обманка?
– Я даже не белая горячка!
Аккуратно поднял с пола кастрюлю и несколько эмалированных мисок. От ручки кастрюли тянулась нитка, привязанная к гвоздю у окна. Именно её я зацепил, когда перемахнул через подоконник.
– Сигнализация! – похвалил, возвращая посуду на стол.
– Нормальные люди ходят в дверь, – проворчал Ракетчик.
– Нормальные люди не дрыхнут без задних ног.
Он спрятал пистолет под матрац и широко зевнул. Несмотря на бурно проведенный день, выглядел он довольно свежо – армейская выучка. Поправил седоватые усы, глянул на меня со знакомым лукавым прищуром:
– Где ж тебя, оболтуса, носило?
– Где носило, там уже нет.
– «Сталкеровку» будешь?
Я снял рюкзачок и с усмешкой покачал головой:
– Весёлая Ярмарка в этом году!
– Да какое там веселье… – отмахнулся он, сунул ноги в тапочки и вышел в соседнюю комнату.
Распахнул там выгоревший от времени деревянный шкаф. Вернулся с его содержимым.
Стол с драной клеёнкой немедленно эстетически преобразился – его украсили маринованные огурцы, сало и литровая банка с мутноватой жидкостью.
– Какое там веселье, – продолжил он, разливая по гранёным стаканам. – Нижегородская до сих пор в осаде, честных трикстеров туда на пушечный выстрел… А расценки падают. Представляешь?! Казалось бы, должно быть наоборот… Товара меньше, его труднее достать…
– Кризис, – пожал я плечами.
– Вот же подлость, – кивнул Ракетчик.
И мы выпили за подъём экономики.
«Сталкеровка» была что надо – на хорошей водке и свежем мхе!
Но пришёл я сюда не за этим. Достал из кармана блокнот, карандаш и начал писать.
– Ты чего? – удивился Ракетчик.
– Составляю список.
– Какой ещё…
– Того, что ты мне сейчас притащишь. – Я достал из кармана деньги – одиннадцать тысяч баксов. Должно хватить.
– Ну ты даёшь! – округлил он глаза. – Что, прямо среди ночи бежать? А до утра подождать нельзя?
– Было бы можно – я бы подождал.
Ракетчик смерил меня внимательным взглядом:
– А сам ты – не хочешь светиться на людях?
– Не хочу.
– Значит, это правда…
– Что именно?
– Что ты «кинул» Большого Аслана. А некоторые говорят… у тебя с ОКАМом реальные проблемы.
Я засмеялся:
– По-моему, с этим у нас у всех проблемы.
Ракетчик вздохнул: