начала не поверил, но, выслушав весь мой доклад, сказал:
– Нет, то, что пан теперь робит – не дело для пана. У пана замечательная память и способность замечать подробности. Пан довудца[53] как раз просил меня подобрать кандидатуру на должность в его штабе. Мыслю, что это место для пана.
Вскоре я начал работать лично с Людвиком Мерославским. Вначале мне было откровенно скучно. Да, мое пособие снова выросло, но мне поручали банальные задания – принеси это, отнеси то… Как, например, вчера, когда меня послали по какому-то адресу, поручив получить без всякой расписки двести гиней и принести их по адресу, в данный момент являвшемуся нашей штаб-квартирой и располагавшемуся над вполне респектабельной мастерской в девятнадцатом районе Парижа.
А когда я принес эти деньги, мне выдали несколько бумаг и поручили выучить их содержимое, после чего пан Людвик лично проэкзаменовал меня по их содержанию – ведь иметь такие бумаги на себе в случае, если я попаду в руки жандармов, будет весьма и весьма опасно.
– Пане Игнаций, завтра в семь часов вечера вы отправитесь к «Маме Катерине» и встретитесь там с неким милордом Каули. Он – посол Соединенного королевства в Париже. Ваши инструкции будут следующими…
– Господин посол? – спросил я у молодого, но уже обрюзгшего человека, сидевшего за столом. Я обратил внимание на то, что он даже не удосужился встать, как это принято в цивилизованном обществе. Росбифы, подумал я по-французски, а вслух продолжил:
– Меня зовут Ежи Ковальский. Мсье принц сказал мне, что у вас есть некое предложение для нашей… организации.
– Да, я ожидал вас, – ответил тот весьма высокомерным тоном и указал мне на стул. Я, конечно, не пришел сюда есть или пить, но на столе не было вообще ничего, кроме рюмки коньяка, из которой англичанин время от времени делал глоточки. Мне он ни коньяка, ни чего-нибудь другого даже не предложил – английское гостеприимство во всей красе… Росбиф еще раз взглянул на меня и процедил:
– Ваш принц пообещал мне определенную информацию.
– И сейчас вы ее получите.
Я достал несколько листов бумаги и карандаш и начал писать.
– Вы не могли подготовить это заранее? – желчно спросил милорд.
– Если бы меня остановили с этими бумагами, то для меня это могло бы кончиться плохо. Но что более важно для вас лично, вы не получили бы запрошенную вами информацию. Вас же никто задержать и тем более обыскать не посмеет, вы посол. Не беспокойтесь, информация будет исчерпывающей.
Тот посмотрел на меня еще более неприязненно, но я, не обращая внимания, писал дальше. Но когда я передал ему листки и он начал читать, его лицо разгладилось, хотя он и сказал что-то типа «вы, конечно, что-нибудь наверняка забыли».
– Нет, милорд, ничего не забыл. Так я могу идти, или у вас есть к нам еще дело?
– Подождите, мсье, – сказал тот. – Надеюсь, что мсье принц рассказал вам, что нам, возможно, нужны будут… действия определенного рода.
– Именно.
– У вашей организации есть… доказательства вашей эффективности?
– А какие доказательства вас устроят? – усмехнулся я. – Могу лишь сказать, что отель «Ламбер» нами вполне доволен.
Был ли он доволен или не был, я не знал – но этого не мог знать и Каули. Тот подумал и сказал:
– Резонно. А какие у вас расценки?
– Ну, во-первых, каждые три месяца нам потребуется базовая сумма. Сумма, соответствующая половине той, которую вы заплатили отелю «Ламбер». Стоимость самой же акции зависит от ее характера и от того, кто будет вашей… целью.
– Например, русский шпион.
– Если это рядовой шпион, то, как правило, в два раза больше базовой суммы. Конечно, если до него будет трудно добраться, то сумма возрастет.
– А если это, например, их дипломат? Либо французский чиновник?
– Зависит от ранга дипломата или чиновника, а также от некоторых других факторов. Но в любом случае намного больше. Точные расценки я вам смогу доставить через сутки после получения запроса.
– Нет, пока этого не понадобится. Но трехмесячную плату я смогу внести прямо сейчас.
И он достал из портфеля и протянул мне кошель с деньгами. Я удивился, что у него там содержалась именно эта сумма, но на всякий случай пересчитал ее. Каули смотрел на меня с иронией, но ничего не говорил, а потом сказал:
– Как я с вами свяжусь, если нам придется воспользоваться услугами вашей… организации?
– По следующему адресу, – и я написал ему адрес одной пожилой дамы, которая ни сном ни духом и не подозревала, кем мы являемся, но которая даст знать нашему человеку. – Запомните адрес и сожгите бумагу. Сообщите ей, что вы хотели бы видеть мсье Ковальского, она вам ответит, что он переехал, и назовет адрес, по которому вам ровно через сутки сообщат о требуемой сумме и возможных сроках исполнения.
– А если мне это понадобится… срочно?
– Тогда скажите ей, что вам надо связаться с мсье Ковальским к такой-то дате. В таком случае вы получите наш ответ через три часа, а акция произойдет не позднее названного вами дня. Вот только сумма возрастет вдвое или более, в зависимости от срока.
– Хорошо, мсье Ковальский, – сказал тот задумчиво. – Рад был познакомиться.
Я поклонился и покинул кабинет.
8 (20) октября 1854 года.
Санкт-Петербург
Бирюкова Елизавета Тарасовна,
будущая леди либо гранд-дама
– Здравствуйте, Елизавета. Вы, как всегда, очаровательны. Не представите ли меня своему спутнику?
– Джон, познакомьтесь, это Федор Филонов, мой коллега, о ком я вам так много рассказывала. Федя, это Джон. Именно он нам поможет выбраться из этой страны.
Когда Джон пожимал руку Федору, мне не очень понравился его взгляд. Мой второй муж, оставшийся, к счастью, в будущем, разделял «европейские ценности»; другими словами, у него среди партнеров были представители обоих полов. Так что я хорошо знакома с тем, как такие «голубцы» смотрят на потенциальных партнеров. Взгляд Джона был из той же оперы. Я вспомнила, что мне порой казалось, что и у них с Шендзеляжем отношения не только как у начальника и подчиненного.
Но Федя, к счастью, даже не заметил его масленый взгляд, и у меня отлегло от сердца. Я предполагала, что Федя не будет хранить верность только мне, но надеялась, что он не из «этих». Мне стало легче на душе, когда я увидела, что это действительно так. Джон, поняв, что его призыв не нашел отклика, чуть посмурнел и спросил у меня:
– Господа, прежде чем принять положительное решение о вашей отправке в Англию, мой начальник захотел встретиться с вами лично. Он находится на загородной даче, куда мы сейчас с вами и поедем.
– А когда мы вернемся обратно? А то мы приглашены еще и на помолвку.
– Думаю, час туда, часа два в гостях, час обратно. Потом мы вас доставим туда, куда вам нужно.
«Да, – подумала я мстительно, – ну, заяц, погоди. Точнее, не заяц, а пиндос и баба евонная. Я вам такое устрою на вашей помолвке, что закачаетесь. И если мы немного опоздаем, то не все ли равно?»
А Джон продолжал:
– Ну, если все в порядке, тогда давайте в карету. Мне придется сесть рядом с кучером, чтобы показать ему, куда ехать. А вам составят компанию пан Шендзеляж и пан Ковальский.
Шендзеляж с извинениями задернул окна шторками – мол, «простите, мадемуазель, и вы, мсье, но местонахождение дома, куда мы едем, тайна даже для меня», – и мы поехали. Сначала я пыталась следить за тем, куда именно мы направлялись, но карета сделала столько поворотов, что я бросила это бесполезное занятие. Тем более что Шендзеляж развлекал нас, как мог – он рассказывал нам одну историю за другой, и мы делали вид, что нам смешно, хотя на самом деле ничего интересного в его историях не было. Я увидела, как Федя начал клевать носом, да и мне отчаянно зевалось и хотелось спать.
Вдруг, в середине рассказа о том, как сослуживец Шендзеляжа по фамилии Дуда выпил аж пятнадцать кружек пива в сельском трактире, оба поляка синхронно выхватили из карманов какие-то тряпки и резко наклонились к нам. Сильно запахло эфиром. Прежде неизвестный мне спутник Жендзеляжа, пан Ковальский, прижал тряпку к моему рту и носу, одновременно придавив меня другой рукой к спинке сиденья. Я вдыхала через тряпку пропитанный эфиром воздух и чувствовала, что все вокруг плывет перед глазами. А через пару секунд я почувствовала, как проваливаюсь в пустоту, и потеряла сознание…
8 (20) октября 1854 года.
Окраины Санкт-Петербурга
Филонов Павел Ефремович, пленник
Как и предупреждал меня Женя Васильев, нас похитили быстро и нежно, без особого насилия. Правда, я не ожидал, что поляки применят эфир или хлороформ для того, чтобы на какое-то время погрузить нас в нирвану. А в общем все логично – мы засыпаем, карета с похищенными и похитителями выезжает за городскую черту, границы которой, в отличие от Петербурга XXI века, находятся от центра не так уж и далеко. Далее, как предположил наш особист, нас, скорее всего, переправят в Великое княжество Финляндское. Оттуда по тропам контрабандистов, инглизы, которые главные на всей этой кухне, могут без особого труда перебросить нас в Норвегию, откуда рукой подать до Британии.
Перед тем как отправить меня на встречу с английским резидентом, Женя Васильев вместо моего крестика вручил мне другой, нехилого размера, который выполнял роль радиомаячка. Для его активации нужно было нажать на три его конца в определенном порядке. Наши орлы определят место, где я нахожусь, и проведут операцию по моему освобождению. Только это будет означать полный провал попытки внедрить меня в английскую разведку и установить канал по дезинформации противника.
Так что я не делал резких движений, тем более что это было практически невозможно. Пока я был в отключке, поляки связали меня по рукам и ногам, забили в рот кляп и завязали глаза. Так что из всех чувств у меня более-менее действовали лишь слух и обоняние. По звуку колес и топоту копыт я смог сделать вывод, что карета давно уже двигалась по обычной грунтовке, и что мы, судя по всему, находимся за чертой города. А обоняние говорило, что от кого-то сидящего рядом пованивает мочой. Похоже, что Лизонька от избытка впечатлений «подтекла». Ну, что ж, для женщины такое вполне простительно. На войне иные мужики порой тоже не удерживаются и «дают сок». Вот только эти долбаные пшеки, когда нас привезут на место, пусть дадут ей возможность переодеться и сполоснуться. Ведь женщины, в отличие от нас, мужиков, более чувствительны к телесной чистоте и запахам, исходящим от них.