произвело сенсацию, но, впрочем, привело и к ссоре с Натальей. Поскольку Софья фактически определяла политику следующих семи лет, можно считать ее предшественницей, проложившей путь императрицам 18 в. Что касается заговора весной 1682 г., то на этот счет существует мнение, что за ниточки скорее дергал глава рода, прикованный к постели И. М. Милославский.
Можно сомневаться в том, смогли бы Милославские в нормальной ситуации помешать возвращению к власти Матвеевых и Нарышкиных, как и в том, что она с самого начала планировала заговор, как утверждается в жизнеописании. Вначале она хотела только сохранить свое влияние путем возведения на трон Ивана. Для этой цели она сначала настаивала перед патриархом на праве старшего Ивана и распространяла слух о том, что Федор был отравлен. Но то, что она, наконец, добилась успеха, нужно приписать благоприятному обстоятельству: одновременно вспыхнул стрелецкий мятеж, которым она и воспользовалась.
Стрельцы — элитные войска для охраны двора и границ, созданные некогда Иваном Грозным, уже в течение длительного времени социально деградировали и были недовольны своим положением. Формирование «полков нового строя», то есть регулярного войска с иностранными офицерами, организованного по западным критериям, они восприняли как дискриминацию, так что, например, в 1680 г. сопротивлялись даже приведению своих званий в соответствие со званиями новых офицеров (см. главу «Федор Алексеевич») Хуже было то, что новые войсковые под разделения обходились дорого и из-за этого жалованья стрельцов урезались (с десяти рублей в 60-е годы до тести рублей в 1681 г.), и в то же время их лишили возможности заниматься промыслами в Москве (что соблюдалось не очень строго). Наконец, их не любило правительство за ненадежность и за то, что многие стрельцы были староверами, крайне не любил народ и даже дворяне за то, что они хватали беглых, и налогоплательщики из-за нового налога на содержание служилых людей, названного «стрелецкими деньгами». К этим причинам добавилось ставшее поводом для волнений плохое обращение с ними командиров, которые, например, заставляли стрельцов работать на себя. В феврале они уже жаловались на двоих полковников, но безрезультатно, а в апреле 1682 г. с большим успехом, но обещанному Федором строгому наказанию (во втором случае) помешала смерть царя. Поэтому новое правительство Натальи Нарышкиной сделало ошибку, выпустив из тюрьмы ненавистного стрельцам арестованного полковника Грибоедова.
Неудивительно, что в таких обстоятельствах и на фоне общего беспокойства по поводу смены монарха, прежде всего, стрелецкий полк временно отказался присягать Петру, хотя население присягнуло еще 27 апреля. Через два дня делегация от шестнадцати (из девятнадцати постоянно размещенных в Москве) стрелецких полков и одного пехотного полка (из двух) потребовала выплаты стрельцам жалованья, задержанного девятью полковниками, и оплаты их работы на этих офицеров. Наталья, желая предотвратить несчастье, согласилась на все: она приказала сначала арестовать виновных офицеров, а затем выдать их стрельцам, которые отобрали у каждого из них до 2000 рублей. Тех, кто не хотел платить, били кнутом. При этом страсти так накалились, что и другие слои населения, даже нижние чипы служилых людей и солдаты, присоединились к мятежу, который теперь был направлен против правительства. Когда 12 мая Матвеев, несмотря на предостережения, вернулся из ссылки, то застал опасную обстановку, ответственность за которую он сразу же возложил на Софью. На деле же Милославские теперь использовали мятеж для своего заговора в пользу Ивана.
На 15 мая, день гибели Дмитрия Ивановича (см. главу «Федор Иванович»), была назначена резня. На гибель были обречены 46 человек. Список был составлен заранее, и заговорщики должны были в этот день только распустить слух о том, что Иван убит Нарышкиными. Во время штурма Кремля стрельцами (за исключением одного полка) не помогло и то, что им показали живого Ивана. Им нужны были козлы отпущения, которые ответили бы за их ужасное положение. Они бушевали три дня и зарубили среди прочих А. С. Матвеева, Г. Г. Ромодановского, М. Ю. Долгорукого и Ю. А. Долгорукого, возглавлявшего до этого Стрелецкий приказ, Ф. П. Салтыкова, А. К и И. К. Нарышкиных, И. М. Языкова. Юный Петр, тоже видевший эту резню, пережил нервный шок, который сказывался на протяжении всей его жизни.
Только 18 мая стрелки без оружия вошли в Кремль. Софья не предвидела масштаба убийств и теперь старалась уменьшить его, добившись, чтобы некоторых бояр только сослали. Между тем вождем восстания и руководителем Стрелецкого приказа стал И. А. Хованский, известный военачальник. 23 мая он передал правительству требование, чтобы царствовали оба брата — Иван V и Петр I. Требование было одобрено через три дня фиктивным Земским собором вопреки возражениям патриарха, который допускал мысль только об одном царе, имея в виду Петра. Население присягнуло снова. И для этого компромисса формально требовалось «общее согласие групп населения Московского государства». Внешним проявлением этого беспрецедентного в московской истории возведения на трон двух братьев было изготовление двойного трона. Наряду с прецедентами, взятыми из всемирной истории, государственно-правовым обоснованием стала ссылка на практическое преимущество: один царь мог оставаться в Кремле, когда другой должен был отправляться на войну. Все-таки уже издавна наследнику престола присваивался титул «Великого государя», так что существовала определенная множественность понятия царствования. «Поскольку наше царское величество, так объясняли иностранцам, — означает в лице обоих Великих государей единое величество, воплощающее в себе трон, власть и царствование».
Софья пошла навстречу такому урегулированию, тем более что стрельцы потребовали, чтобы она стала регентшей. Это произошло только фактически, так как никаких документов об этом нет. Причина, вероятно, лежит в области государственного права, поскольку Иван был уже совершеннолетним, а за Петра впредь должна была бы в качестве регентши править его мать Наталья. Во всяком случае Софья сразу же подтвердила свои таланты тем, что приказала распределить среди стрельцов денежные подарки на общую сумму в 240 000 рублей. Последующие события могут стать показательным примером психологической войны, которую Софья вела против стрельцов. Теперь ее целью было отделаться от них, поскольку стрельцы дискредитировали себя кровавой бойней и были оторваны от остального населения. Это проявлялось, например, в том, что Софье удалось столкнуть лбами стрельцов и группу боярских холопов, требовавших освобождения от крепостной зависимости. Стрельцы в период террора, названного «хованщиной» по имени предводителя, разгромили Холопий приказ и уничтожили все крепостные записи. Однако большинству холопов это вовсе пе было кстати, так как они часто воспринимали зависимость как преимущество. Софья велела выпороть холопов, вручавших челобитную, именно стрельцам. Показательно, что ощутившие неуверенность стрельцы 6 июня, наконец, потребовали признания благородности целей своего восстания в письменной форме и установки на Красной площади «столпа». Действительно, был установлен такой обелиск, на котором народу объясняли, почему должно было умереть такое количество известных людей, а в жалованной грамоте цари перечисляли «злодеяния» убитых и запрещали населению называть стрельцов предателями, но одновременно призывали стрельцов к верной службе. Стрельцы потребовали заменить пользовавшееся дурной славой название своих отрядов выражением «надворная пехота».
Требования 6 июня содержали в себе своего рода политическую программу и тем самым сделали указанные события последним политическим восстанием такого неспокойного 17 в. Стрельцы требовали улучшения условий жизни, свободы от выборной службы (что усилило недоброжелательное отношение к ним населения, несшего большее бремя), устранения недостатков в административной деятельности и военном деле и снятия с должностей «плохих», то есть коррумпированных, чиновников. Кроме того, они требовали создания «кругов», органов самоуправления, несомненно, заимствованных у казаков. Круги должны были избирать уполномоченных, к которым должен был прислушиваться царь. Такой широкой программой, которая гарантировала бы стрельцам политическую власть, они пытались закрепить результаты восстания. Однако она не имела последствий, хотя правительство в тот же день согласилось на все требования. Теперь стрельцы могли найти поддержку только у староверов, для которых Хованский стал ведущей фигурой после сожжения Аввакума, которое по стечению обстоятельств произошло вечером накануне восстания. Поэтому Хованский добивался дебатов об истинной вере, что стало началом его конца. Он допустил ошибку, выступив против официальной церкви. Первоначально Хованский хотел провести дебаты до дня коронации обоих царей (25 июня), чтобы ее не устроили по новым обрядам. Но это требование не было удовлетворено, как и желание провести публичную дискуссию на Красной площади. Софья распорядилась провести дебаты в Грановитой палате, аргументируя это тем, что женщине неприлично обсуждать что-либо под открытым небом, и к тому же назначила их только на 5 июля. Когда это время пришло, Хованский потребовал от Софьи покинуть помещение, но она отказалась и стала — вместе со своей теткой Татьяной Михайловной первой женщиной в московской истории, председательствовавшей на публичном собрании. Обе женщины сидели на царских тронах, кроме них присутствовали и другие женщины, которые до тех пор никогда не появлялись на публике. Начинавшаяся революция в понимании политической роли женщины проявилась и в другом: Софья неожиданно и темпераментно вмешалась в дискуссию между патриархом, появившимся в сопровождении восьми митрополитов и множества других иерархов, и представителем стрельцов, проповедником-старовером Никитой Пустосвятом, аргументируя это тем, что Алексея Михайловича и Федора Алексеевича тоже нужно было считать еретиками, если таковым был реформатор-патриарх Никон. К этому она ловко присовокупила политический шантаж, заявив, что двор, который кормил два полка и был для многих стрельцов единственным источником пропитания, уедет из Москвы. Хованский потерпел поражение, стоившее ему еще и симпатий староверов. А право