кт своего наставника Панина, который тот уже представлял Екатерине II в 1762 г. об учреждении Императорского совета, который должен был стоять на стороне монарха, обладавшего властью при принятии решений. Высказывания об отдельных «сословиях» раскрывали намерение ужесточить обязательную службу дворян и отменить их некоторые привилегии. О духовенстве говорилось, что оно заслуживает уважения только за распространение истинной божественной идеи, но не за распространение суеверий. От городского среднего сословия, занимавшегося промыслами, торговлей и ремеслами, Павел ожидал заботы о том, чтобы общество не страдало от дефицита чего-либо. Четвертое «сословие», крепостное крестьянство, следовало стабилизировать, признав «классом правоспособных подданных». Во внешней политике великий князь показал себя сторонником политики равновесия. Хотя он и считал Россию достаточно сильной для самостоятельного существования, но выступал за компромисс между государствами. Его практическая рекомендация в значительной степени определялась симпатией к Пруссии: учитывая идею Панина, наследник престола высказывался за «коалицию с державами Севера», потому что ее преимущество, по его убеждению, состояло в том, что эти государства больше нуждались в партнерстве с Россией, чем она сама, и что споры с ними из-за первенства исключены.
Из-за условий, поставленных Екатериной своему сыну, Павел вынужден был терпеть свое приниженное положение при санкт-петербургском дворе. В конце ее жизни эти условия стали особенно жесткими. Она решила не допустить великого князя к престолу. Екатерина испытала все средства, чтобы связать будущее России с сыновьями Павла, прежде всего с внуком Александром, которого она называла «своим завещанием России». Екатерина умерла 6 ноября 1796 г., не приняв соответствующих решений. Таким образом, по лаконичному замечанию Теодора Шимана, «бразды правления государства лежали на земле», и законный правитель, теперь император Павел I, мог взять их в руки, «и никто даже не мог попытаться поставить препятствие на его пути». В церемонии принесения присяга на верность примечательным было то, что присяга распространялась и на назначенного наследника, великого князя Александра Таким образом ликвидировался порядок, установленный Петром I, который предоставлял правящему монарху свободу в выборе наследника, независимо от действовавшего до тех пор по обычаю права первородства, и было восстановлено право на престолонаследие старшего сына и его линии. Это положение было утверждено 5 апреля 1797 г., в день торжественной коронации в соборе Успения богородицы в Московском Кремле и стало основным законом государства.
Во внутренней политике десятилетиями сдерживавшееся нетерпение «с силой взрыва» (В. Зубов) выразилось в мероприятиях, которые были не лишены противоречий и непоследовательности. Иностранная карикатура на императора, появившаяся в то время, была снабжена соответствующими противоречивыми надписями: слева от его изображения слово «порядок», справа — «контрпорядок», а на лбу «беспорядок». Однако нельзя недооценивать рациональные черты деятельности Павла, даже если в основе их лежали романтические представления. Под влиянием мыслей Сюлли, о том, что соблюдение законов является главной заповедью монарха, новый император, например, заботился об их кодификации и для этой цели в год своего воцарения образовал специальную комиссию, которая должна была систематизировать все имеющиеся законы; ее работа продолжилась при его преемнике и была закончена только в 1835 г.
Сознавая, что неэффективное управление может угрожать международному положению государства, Павел придавал большое значение политической централизации и бюрократической рационализации. При этом он уделял особое внимание центральным органам, которые с Петровских времен находились под руководством коллегий. Организационная структура государства и общества была подвергнута проверке и реорганизации: были восстановлены пять старых отраслевых коллегий (Камер-, Коммерч-, Берг-, Мануфактур-коллегии, а также Главная солевая контора), созданы Департамент уделов и новые ведомства Государственное казначейство, Управление водных сообщений, а также «Экспедиция государственного хозяйства, обеспечения иностранцев и крестьянского хозяйства». Очевидно, действия Павла были нацелены на полное преобразование всего центрального управления, которое должно было состоять не из коллегий, а из семи отраслевых департаментов (юстиции, финансов, военного, морского, иностранных дел, коммерции и казначейства) во главе с министрами, несущими личную ответственность.
Масштаб консервативных тенденций во внутренней политике Павла отражают усилия, направленные на то, чтобы привить своим подданным прямо-таки рабскую покорность. Примером является изданный в 1789 г. «Регламент Санкт-Петербурга», делавший иллюзорным городское самоуправление. Регламент превращал столицу государства в «казарму» (Г. Принцева). В указе точно устанавливался служебный и домашний распорядок дня жителей. Распорядок дня и всей жизни населения столицы, в том числе и дворянства, регламентировался и целым рядом более мелких полицейских распоряжений, за нарушение которых полагалось строгое наказание. С этой необычной мерой Павел связывал явное намерение изолировать своих подданных от идей Французской революции. Чтобы уберечь их от любых «якобинских» веяний, было прервано сообщение с зарубежными странами. Все частные типографии были закрыты, ввоз иностранных книг, нот и картин запрещен. Было, например, официально запрещено носить круглые шляпы и одежду по французской моде; нельзя было употреблять такие слова, как «нация», «конституция», «республика» или «гражданские права». Кроме того, Павел так «заботился» обо всех русских подданных, учившихся за пределами государства, что велел отозвать их назад.
Испытывая «маниакальную страсть» (X. фон Бехтольсхайм) к военному делу, Павел интенсивно занимался армией. Бросалось в глаза его стремление заниматься военными делами вплоть до мелочей, например, установлением норм для артиллерийских лошадей. В остальном он считал, что надежное преобразование армии гарантировала бы организация всех войск по образцу его гвардии в Гатчине. Генералы, например Суворов, которые противились проводимой «пруссификации», попали в опалу, в то время как преданные гатчинские друзья, такие, как Аракчеев, теперь делали карьеру. Первые реформаторские мероприятия касались преобразования гвардии и переустройства всей армии, в частности пехоты и кавалерии, для которых — с учетом опыта Семилетней войны — были изданы новые уставы. Ядро армии — пехота, кавалерия и гарнизонные части — состояло из почти 369 000 человек, на содержание которых государство должно было затрачивать 24,1 млн рублей, и было организовано «по типу будущих военных округов» (Е. Амбургер), разделено на двенадцать дивизий, названных по месту их дислокации в мирное время. В целом военные реформы Павла сводились к более четкой организации, быстрой мобилизации и большей маневренности армии, но имели целью также унификацию обучения и ликвидацию коррупции.
Изменения в церковной сфере, предпринятые в короткий период правления Павла, были нацелены, прежде всего, на более четкую и эффективную организацию. Так, в 1797 г. был учрежден юридический отдел с приведенным к присяге казначеем, а два года спустя определено, что границы епархий должны соответствовать границам соответствующих губерний. Кроме того, была проведена проверка соответствия церковного штата количеству, установленному уставом, с целью отправки «лишних» людей на военную службу. Павел также обращал внимание на то, чтобы Священный синод следил за «благонравностью» духовенства и посредством соответствующих указов заботился, например, о том, чтобы священники не принимали участия в крестьянских мятежах. В целом великодушное и щедрое поведение Павла, стремившегося к поддержке авторитета церкви, не только не привело к хорошим отношениям между государством и духовенством, но и еще больше способствовало низведению церкви до уровня «учреждения, обслуживающего государство» (М. В. Клочков).
Немецкий историк Карл Штелин причислял международные отношения Российской империи в конце 18 в. «к самым необычайным эпизодам политической истории России». Если Штелин хотел выразить этим, что ни в чем так не ощущалась неуравновешенность Павла, как в сфере внешней политики, то при этом он упустил из виду два момента: во-первых, император имел твердое намерение выступать на мировой политической сцене не только в роли зрителя, а во-вторых, с борьбой против «моральной чумы», распространявшейся с Запада, связана славная глава новой русской военной истории.
Объявленная первоначально политика невмешательства не воспрепятствовала энергичной борьбе Павла с Французской Республикой, угрожавшей, по его мнению, уничтожением всей Европе. Важную роль в этом сыграло его вступление в орден госпиталя святого Иоаннна (иначе орден иоаннитов, или Мальтийский орден). Решающее значение для этой авантюры имело, по-видимому, то, что после Французской революции Павел стал проявлять повышенный интерес к католической церкви и видел в ней плотину, которая «только и могла защитить Западную Европу от затопления революцией, и о которую могли разбиться волны революции». Кроме того, своим вступлением в орден он продолжал внешнеполитическую традицию Екатерины, которая уже во время первой турецкой войны поняла значение прочной позиции на Средиземном море и побуждала тогдашнего магистра ордена к союзу с Россией. Уже в 1797 г. Павел по случаю папской миссии ввиду угрожающей опасности со стороны Франции предложил ордену свое покровительство, и его предложение было с радостью принято. Через год, 10 сентября, с согласия папы он взял на себя руководство делами ордена, а 27 октября капитул русского Великого приорства избрал его Великим магистром ордена.
Папа Пий VI, по-видимому, надеялся на то, что с помощью такой необычной связи между рыцарским орденом и самодержавием расширит свое влияние на территории православной церкви, тогда как Павел, принимая новое звание, руководствовался в первую очередь идейными мотивами: положение Великого магистра позволяло ему проявить свое «рыцарство» западноевропейского средневекового толка и показать себя защитником чести всех европейских институтов и хранителем вековых традиций рыцарских союзов (Г. Принцева). Он хотел сделать Мальту своего рода школой контрревол