сы. Роковым образом сказывалось то, что внешней картине уделяли больше внимания, чем модернизации военной техники. По меньшей мере применительно к морским проливам русский перевес по Ункяр-Искелесийскому договору от 13 июля (по н. с.) 1841 г. в договоре о Дарданеллах, подписанном в Лондоне, сменился интернационализацией (Россия, Австрия, Великобритания, Франция, Пруссия, Османская империя).
Поскольку русский император чувствовал себя призванным совершить в европейском масштабе то, что он совершил в России, то 26 апреля 1849 г. он уступил просьбе молодого австрийского императора Франца Иосифа и осуществил военное вмешательство в венгерское восстание, что стало последней антиреволюционной демонстрацией силы. Если бы Николай при этом ближе принимал к сердцу спокойствие своего государства, нежели габсбургской империи, на помощь которой он так самоотверженно поспешил, то он мог бы рассчитывать на большую благодарность. Однако, как показывает пример Франца Иосифа, обстоятельства в борьбе за выгодное решение восточного вопроса тем временем очень быстро менялись. Бывший друг, Россия, сделался для него «естественным врагом», о чем он сообщал в октябре 1854 г. в письме к своей матери. Он думал, что теперь сможет самостоятельно справиться с революцией. В конце своей жизни Николаю пришлось принять к сведению окончательный крах «Священного союза».
Хотя Россия и была в значительной степени предоставлена сама себе, но в 1853 г. она вступила в войну с Османской империей, грозившую за короткое время стать мировой войной, поскольку к Турции присоединились Великобритания и Франция, а также Сардиния, Пьемонт, а позднее Австрия. Причиной готовности России к войне были внутритурецкие реформы, угрожавшие потерей права на русский протекторат над османскими христианами. В войне безжалостно вскрылись фасад официальной России и прятавшаяся за ним отсталость. Несмотря на ряд значительных побед на Дальнем Востоке и в Закавказье, смелая русская армия не могла долгое время компенсировать существенные недостатки в системе снабжения, транспорте, военной технике, а также общую дезорганизацию, коррупцию и промышленную неразвитость. Продолжавшаяся почти год осада и, наконец, взятие 27 августа 1855 г. союзными войсками морской крепости Севастополь на Черном море знаменовали собой не только поражение русских, но и вписали одну из самых мрачных глав в современную военную историю.
Николай не стал свидетелем тягостного конца Крымской войны, и поэтому ему не пришлось делать соответствующие выводы. 18 февраля 1855 г. за полгода до заключения мира он внезапно умер. По сравнению с масштабами поражения и ответственности России условия Парижского мира, заключенного 3 (по н. с.) марта 1856 г., были, с одной стороны, унизительными, зато с другой — более мягкими, чем можно было ожидать. Они в основном касались черноморского вопроса и предписывали нейтрализацию, запрет на строительство укреплений, свободное судоходство и запрет на заход военных кораблей в проливы. Не обремененная дополнительными репарациями Россия тем не менее была отброшена в исходное состояние.
Блеск и нищета три десятилетия правления Николая I шли рука об руку, и не удивительно, что во мнениях о его личности и деятельности преобладают крайности. Но одновременно удивляет то, как мало было расстояние между положительным и отрицательным полюсами. Такой представитель радикального направления, как В. Г. Белинский во время одного из своих многочисленных перепадов настроения оценил значимость картофеля для России выше, чем конституции, от которой ждали чего-либо только неспособные к действиям «образованные городе кие классы». Много лет друживший с императором барон М. А. Корф, которому после 1848 г. был вменен в обязанности надзор за ужесточившейся цензурой, другим путем пришел к тому же выводу: в России не было питательной среды для революции, поскольку требования народного представительства, свободы печати или национальной гвардии девять десятых русского населения посчитали бы полной бессмыслицей. Очевидное пренебрежение оставшейся одной десятой составило дилемму правления Николая.
В зависимости от точки зрения наблюдателя, эпохой Николая восхищались как временем последнего расцвета русской монархии под впечатлением внешней стабильности царской империи, или, рассматривая частью консервативную, частью реакционную внутреннюю политику, говорили о рождении «полицейского государства» на классических принципах 18 в. В действительности Николай, несомненно, отметил эпоху печатью своей личности. Он присутствовал во всем, но ни в чем не открыл новых путей, и был лишен эпитетов крупной исторической фигуры. Его усердие и творческие силы были в значительной степени истощены пустым сохранением полученного наследия и заботой о своем сновидении о прекрасном самодержавии. Уже Погодин заметил, что желание Николая подражать своему блистательному предшественнику Петру I в совершенстве власти, в изменившихся условиях должно было закончиться «оптической иллюзией». Правда, Николай сожалел о том, что не мог оставить своему сыну мирное, благоустроенное и счастливое государство. Однако принципиальное сомнение в деле всей его жизни он не унес с собой в могилу. Хотя события последних десятилетий его жизни существенно повредили его чувству собственного достоинства, слова завещания 1835 г., очевидно, оставались для него в силе и двадцать лет спустя. В случае, если Александр заметит в государстве какое-либо движение или беспорядок, отец рекомендовал ему: «Немедленно садись на коня, прояви мужество там, где это необходимо… и ты спасешь Россию».
Сыну оставалось нести все последствия понимаемого таким образом личного владения огромным государством и конкретно ощутить всю глубину катастрофы после Крымской войны. От его умения зависело, удастся ли обновить отягощенное наследие без серьезных общественных потрясений.
Хайнц-Дитрих Леве
АЛЕКСАНДР II1855–1881
Александр II, род. 17.4.1818 г., император с 19.2.1855 г., коронован 26.8.1856 г., умер 1.3.1881 г., похоронен в Петропавловской крепости. Отец — Николай 1 (25.6.1796—18.2.1855), мать — Александра Федоровна (Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская) (12.7. [по н. с.] 1798—19.10.1860). 1-й брак 16.4.1841 г. с Максимилианой Вильгельминой Августой Софией Марией Гессен-Дармштадтской (в России Марией Александровной) (8.8. [по н. с.] 1824 22.5.1880). Дети: Александра (18.8.1842—16.6.1849), Николай (8.9.1843 12.4.1865), Александр (III) (26.2.1845 — 20.10.1894, император в 1881–1894 гг.), Владимир (10.4.1847 — 4.2.1909), Алексей (2.1.1850-1.11.1908), Мария (5.10.1853-24.10.1920), Сергей (29.4.1857-4.2.1905), Павел (21.9.1860 30.1.1919). 2-й (морганатический) брак 19.7.1880 г. с Екатериной Михайловной Долгорукой (княгиней Юрьевской) (2.2.1849–1922); трое детей.
Царь Александр II начал, пожалуй, самое драматичное изменение системы, которое Россия пережила перед Октябрьской революцией. Эту фазу русской истории можно сравнить с Штайн-Харденбергскими реформами, освободившими Пруссию от оков королевского режима. Как один из величайших реформаторов в русской истории он, с некоторыми оговорками, может быть поставлен на одну ступень с Петром Великим. Притом, когда Александр 19.2.1855 г. взошел на престол, речь в России шла не только о частичной либерализации, но о коренном изменении системы. В центре реформ стояла отмена крепостного права, за что Александр был назван «царем-освободителем». Отмена крепостного права привела к полному разрыву с прошлым — с традиционной системой полиции, управления, судебной практики, с отношениями общественных групп друг к другу и к государству. Каковы бы ни были намерения царя и реформаторов, но последствиями их мероприятий стали долгосрочная индустриализация и коммерциализация страны, возникновение классов и новых общественных групп, уменьшение роли государства, ограничение привилегий и оспаривание принципа неограниченной монархии.
То, что реформы были начаты сверху, было не ошибкой монарха, а условием их осуществления. При общей отсталости империи это означало, что реформы должны разрабатываться для такого социального порядка или общества, какое в лучшем случае существовало в представлениях реформаторов. Поэтому реформы постоянно оказывались неполными и одновременно обусловливали необходимость дальнейших изменений. Недовольства, одной из форм выражения которого было революционное движение (воздействие его на самые широкие слои населения чаще всего очень преувеличивают), не могло не быть. То, что Россия в своем развитии постоянно догоняла Европу, по опыту 1789 и 1848 гг. убеждало всех в существовании опасностей, угрожавших реформирующейся системе. Поскольку Александр считал, что нужно обуздывать социальную динамику, возникающую в результате реформ, он всегда придерживался принципа неограниченной монархии, а также пытался сохранить определенные сословно-государственные элементы. Следствием этого была парадоксальная политика, которая соединяла уступки с твердостью или даже репрессиями и, тем самым, часто только усиливала общее недовольство. На субъективном уровне эта объективно неизбежная ситуация вызывала разочарования и временные депрессии, которые нельзя интерпретировать только как личный недостаток, хотя бы потому, что они захватывали не только монарха. Время «больших реформ», которое по политическим соображениям впоследствии было возвышено предреволюционной либеральной русской историографией до героической эпохи, было по крайней мере в такой же степени периодом глубокой неуверенности, растущей дезориентации и «социального страха».
Александр II рос в благоприятных условиях. Его воспитатель, полковник Карл Карлович Мердер, заботился о том, чтобы он был окружен своими ровесниками. С шестилетнего возраста воспитателем Александра стал поэт В. А. Жуковский, на кандидатуре которого против воли мужа настояла императрица, дочь Фридриха Вильгельма III Прусского. Выбор Жуковского был неожиданным в той атмосфере, которая царила при Николае I. Этот, по мнению современников, морально неуязвимый, свободный от предрассудков, но набожный и абсолютно преданный монарху человек освободил своих кре