Русские Украйны. Завоевания Великой Империи — страница 2 из 10

Объединение земель Руси начал великий князь Иван III (1462–1505). Этот данник татар, женившись на племяннице последнего императора Византии Константина (1449–1455), впоследствии именовался государем всея Руси, а остатки Золотой Орды теперь стремились к его двору. И даже ужасавший Европу султан Баязет с изумлением слушал однажды высокомерную речь посла Москвы. В то время это была большая географическая новость, о чем впоследствии не без юмора сообщал один из классиков марксизма К. Маркс. Укрепление монархии завершил Иван IV Грозный (1533–1584), который впервые практически занялся проблемой проливов. Император Австрии Максимилиан II (1564–1576) уже тогда заговаривал о разделе Польши, обещая военную помощь Москве в завоевании «всего царства греческого восточного», то есть бывшей Византии с её Царьградом.

Глава 1Завоевание Волги

После падения Орды Иван IV для охраны южных границ первым из царей Москвы заключил союз с казаками Дикого Поля. Нужно отметить, что зловещим словом «дикое» пользуются русские, а казаки свой Дон издавна называли Старым Полем.

Не имевшую четких границ казачью степь окружали: Московия, Польша, Османская империя, Крым, Ногайская Орда и многочисленные северокавказские племена.

В то время донцы еще являлись субъектом международного права, и Иван IV в 1570 г. заключил с ними соглашение через Посольский приказ. Казаки охраняли границы, отражали набеги кочевников, а Москва, признав их право на земли в низовьях Дона, регулярно поставляла зерно, боеприпасы и амуницию. Но это стало началом конца, и казаки постепенно стали частью русской армии и администрации, теряя самоуправление и древнюю историю, так как исследователи теперь ведут её со времен так почитаемого ими Ивана Грозного.

Царь московский в союзе с казаками достиг наибольшего триумфа в своем правлении.1 Ранее его предшественники пытались справиться с Казанью, наследницей Золотой Орды, перекрывшей путь вниз по Волге и Каспию. Москва вмешивались во внутренние дела татар, стремясь посадить своих кандидатов на ханский трон, но чаще ей оставалось только беспомощно смотреть.

В конце концов Иван IV прервал дипломатию и после восстания черемисов построил на западном берегу Волги крепость Свияжск, ставшую в октябре 1552 г. базой для взятия Казани. Станичники Дона и Яика брали Казань с войсками Ивана IV, что подтверждает так называемая отписка с Дона в Москву от 2 мая 1632 г.

Чтобы укрепить свою власть над Казанью, царь Иван выслал оттуда много мусульман, а на их место поселил русских купцов и ремесленников. Здесь не раз восставали татары, которых жестоко подавляли. В честь этой победы Иван IV построил в Казани огромный православный храм, а в Москве, на Красной площади, — знаменитый собор Василия Блаженного и положил начало новому стилю иконописи, наиболее полно выраженному в так называемой иконе Воинствующая Церковь, изображавшей победоносную православную армию, ведомую святыми воинами Руси и Матерью Божьей. Войска шли в сторону Москвы, а на заднем плане полыхала огнем неверная Казань. Это наполнение икон политическим смыслом лишало их духовного содержания, характерного для старой манеры иконописи, присущей Рублеву и другим. Иван Висковатый, один из выдающихся бояр тех лет, считал эти своеобразные лубки, изображавшие, например, распятого Христа в доспехах, откровенно еретическими. Однако церковный собор 1554 г. отверг его аргументы. Более того, стали использовать священные изображения и для пропаганды.

Нужно отметить, что позже Петр Великий, также по своему усмотрению, реформировал церковь Москвы. Побывав в Голландии и Англии, император оценил удобства иметь подчиненную государству церковь и для морального уничтожения патриарха Москвы провел культурную акцию — «всешутейский собор», но об этом речь пойдет в следующем разделе.

Захватив Казань, Москва двинулась на восток. В 1574 г. воевода Иван Нагой с казаками Прикамья поставил на реке Белой Уфимское укрепление, а затем построил острожки — Мензелинск, Бирск, Оса и городки на Волге. В 1586 г. основаны Самара и Царицын, в 1590–1592 гг. — Саратов, в 1627 г. — Черный Яр, Симбирск, Красный Яр и так далее.

ІІосле этого Москва надолго укрепила свою власть над Степью. Непрочный союз наследников Золотой Орды удалось разрушить. Ханы ногаев, сибиряков и астраханцев, князья Пятигорья и Кабарды признали себя вассалами царя, который начал подчеркивать свой статус православного победителя неверных. Москва, торгуя через Каспий и Кавказ со Средним Востоком, продолжила дальнейшие завоевания, теперь уже в Сибири.

Глава 2Выход на Каспий

Одним из правопреемников Большой Орды стало Астраханское царство, получившее независимость в 1481 г. С падением Казани враждовавшие ногайские князья степей Волги уже искали покровительства в могущественной Москве. Так, в 1553 г. сюда прибыли послы Измаила и других мурз с челобитной на царя Ямгурчея и предложением посадить на его место Дервиш-Али. Иван IV обрадовался возможности утвердиться в Астрахани и ослабить ногайцев, опасных их возможным союзом с мятежной Казанью, и решил отправить рекой свои войска с пушками, а ногайцев — двинуть к городу берегом.

При этом объявили, что он ищет древней вотчины Тмуторкани, отданной Владимиром Святым своему сыну Мстиславу, сроднику царя Москвы. Весной 1554 г. тридцатитысячная рать князя Ю. И. Пронского-Шемякина поплыла к Астрахани по Волге. На пути к ним присоединились стрельцы князя А. Вяземского.

В июне войска прибыли к Переволоке между Волгой и Доном и выслали на разведку отряды Вяземского и Данилы Чулкова. В первом же бою у Черного острова астраханцев разбили наголову. Пленные сказали, что войска Ямгурчея стоят в 5 км ниже Астрахани, а гарнизон крепости незначителен.

Направив князя Вяземского на Ямгурчея, князь Пронский двинулся на судах к городу. Высадившись 2 июля, русские заняли крепость. Гарнизон бежал.

То же было и у князя Вяземского, Ямгурчей бежал в Азов, бросив цариц и царевичей, которых захватили в плен накануне. Затем, 7 июля, донцы атамана Павлова настигли беспорядочную толпу астраханцев, перебили или взяли в плен, освободив много русских пленных.

В Астрахани воцарился Дервиш-Ал и, обязавшийся платить Москве 40 000 алтын и 3000 рыб ежегодно.

Русские же теперь стали свободно ловить рыбу по Волге от Казани до Астрахани.

Но положение Дервиша, посаженного на трон вопреки воле ногайцев, стало тяжелым, и он тайно перешел на сторону Крыма, приславшего 700 татар, 300 янычар, пушки и пищали. В 1555 г. орда Крыма почти разбила армию Ивана Шереметьева. Дервиш-Али, при поддержке турецких янычар и артиллерии, вытеснил русские войска с низовьев Волги и Дона.

Весной 1556 г. Иван IV отправил к Астрахани стрельцов головы Черемисинова и казаков атамана Колупаева. Но всех их опередил атаман Ляпун Фелимонов. Его казаки внезапным ударом заняли город и выступили в степь, где разгромленный Дервиш стоял в 20 км от берега моря. Писемский и Тетерин напали на него ночью и разбили. Но к утру Дервиш, сосредоточив ногайцев, крымцев и астраханцев, напал на русских, возвращавшихся в город после ночного рейда, но безуспешно.

К этому времени казаки разгромили все центры управления хана, которому пришлось бежать в Азов, откуда он более не возвращался. Крымские пушки ногаи прислали Черемисинову в покорившуюся Астрахань. Так устья Волги окончательно закрепились за Москвой.

Иван IV хотел развить успех и покорить Крым. На Дону и Днепре уже строили флот. Но из-за недостатка сил Москве пришлось отказаться от этого.

В 1557 г. Москве присягнул князь ногаев Исмаил, а с 1560 г. установились границы по Яику в Заволжье и по Тереку на Кавказе.

Несколько позже покорилась Сибирь. А скитавшегося по степям царя Кучума в 1598 г. окончательно разбили и позднее убили.

История эта имела интересное продолжение в XVII в. Атаман Разин считал Астраханское царство идеалом государственности и пытался восстановить его.

Глава 3 Война в Ливонии

Захватив Казань и Астрахань, Москва держала в своих руках восточную часть водного пути из Европы в Среднюю Азию. Укрепив рубежи по обе стороны дельты Волги рядом крепостей, Иван Грозный, начав войну с Ливонией, пытался овладеть побережьем Балтики.

Выше уже упоминалось о том, как Москва, разгромив Великий Новгород, буквально уничтожила мореходов Севера. Поэтому в Ливонской войне 1558–1583 гг. для организации каперской флотилии пришлось нанимать датчан.

Ливонский монашеский орден создали феодалы Германии в 1202 г. для крещения язычников Прибалтики. Владея удобными гаванями, рыцари, бойко торгуя с Европой и Востоком, так и не создали в Ливонии национального государства, так как финны и литовцы не имели со своими господами общего языка, нравов и даже религии. Обращенные насильно в католичество и принуждаемые затем к переходу в протестантство, они оставались индифферентными или враждебными к меченосцам.

В немецкой литературе тех лет нашествие расценивали как кару Божью. К этому времени Ливония разорилась, воинский дух рыцарей исчез, а безбрачие выродилось в разврат. Роскошь и разнузданные оргии элиты повергли подвластный ей народ в нищету и уныние. Боевая машина ордена давно потеряла значение, тратить собственные денежки на наемников рыцари не хотели, а бесправные подданные не могли и не хотели платить налоги.

В конце 1557 г. московская конница хана Шах-Али вторглась в пределы ордена. В страшной резне гибли женщины, изнасилованные до смерти, дети, вырванные из чрева матерей, и горели жилища. Войны везде были отвратительны, и дисциплинированные бойцы герцога Альбы не уступали черемисам Шах-Али, которые, насытив свою похоть с наиболее красивыми пленницами, привязывали их к дереву и упражнялись в стрельбе по живым мишеням.

На протяжении почти 200 км захватчики не встретили сопротивления, и черемисы легко разгоняли слабые отряды ливонцев. Шах-Али, собрав громадную добычу, в январе 1558 г. согласился на перемирие.

В мае 1558 г. войска Москвы взяли старый торговый город Нарву, и Грозный получил выход в Балтику. Так как опричники уже уничтожили мореходов Новгорода, то купцы Ливонии сохранили за собой право на беспошлинную торговлю по всей Руси и с Ганзой.

От первоначальных успехов в Ливонии у царя голова пошла кругом, и он, уже считая захваченные земли своими, союзному королю Дании, претендовавшему на Эстонию, ответил, что 500 лет тому назад Ярослав Мудрый приобрел более серьезные права, построив Юрьев (ныне Тарту). При этом следует напомнить, что Юрьев ранее был пригородом Пскова.

Пока союзники делили предполагаемый трофей, в 1561 г. орден пал, и Ливония отошла к Польше, а герцогство Курляндия стало её вассалом. Эстония вместе с Юрьевом перешла к Швеции, а остров Эзель — к Дании.

Так победа над меченосцами не обеспечила захват так нужных Москве земель, на которых успели закрепиться Швеция и Польша. И с этого времени Москве уже пришлось воевать со Швецией и Польшей.

После унизительного поражения царь занялся реформой управления и в 1565 г. разделил государство на две части — земщину и опричнину. Из них первая оставалась под властью бояр, а во второй же правил царь во главе опричников-дворян. Цель реформы заключалась в укреплении вертикали власти, как бы сейчас сказали.

Иван IV создал для своей охраны опричное войско, призванное искоренять коррупцию, предательство и ересь. Опричники, которых некоторые современники двусмысленно называли кромешниками, получали особое право расследовать и арестовывать любого по упрощенной юридической форме, а то и вовсе без нее. Царь выселил многих бояр на окраины, а отнятые вотчины с. крестьянами давал опричниками, исповедовавшим своеобразный аскетизм, прерываемый оргиями и садизмом. Одетые в длинные черные плащи, они скакали на черных лошадях, почти как монахи, которых проверяли на честность и порядочность. Для этого во дворе стоял ящик для доносов.

В Александровской слободе деспот устроил подобие монастыря, где молитвы сменяли кровавые оргии, а опричники поверх цветного платья носили черную рясу. Это живописал А. К. Толстой, познакомив читателей с приключениями князя Серебряного. Возвращаясь в Россию из заграницы, герой романа встретил шайку разбойников, грабящих деревню, насилующих и убивающих людей. Князь вмешался в побоище, но с изумлением узнал, что мешает отправлению правосудия, так как эти оборотни оказались слугами царя, а их бесчинства — следствия политических реформ. Холуи привели князя в Александровскую слободу, где его ждали новые открытия. На царском дворе медведями травили пришлый люд. Наконец, избежав пытки, Серебряный попал на пир. В столовой зале заседали клевреты, переодетые чернецами, сам царь, зловеще усмехаясь, наделял гостей кубками с отравой. Ноги скользили в крови. Воздух насыщал опьяняющий запах бойни. Гул веселых голосов охмелевших гостей смешивался с душераздирающими воплями жертв, пытаемых тут же в подвалах. Этот дворец напоминал ад.

Опричники быстро деградировали, став привилегированным войском алчных и жестоких разбойников, вредящих интересам Москвы не менее тех бояр, которых их призвали усмирять. Наоборот, они, сея разрушение и распри, усложнили обременительное управление страной.

Кровавая бойня шла по воле царя. Исполняя его приказы тупо, без чести и совести, со своими страшными эмблемами — собачьей головой и метлой у луки седла, — опричники грабили и убивали людей. Привезя свою добычу, обрызганные кровью кромешники надевали черные рясы и, под предводительством игумена-царя, предавались оргиям. Столь же мрачные картины имеются в трудах русских историков XIX в. Карамзина, Соловьева, Костомарова, Ключевского и Михайловского.

Сейчас уже забыта судьба Великого Новгорода, окончательно добитого Москвой холодной зимой 1570 г. Возглавив огромное войско, Иван IV начал свой последний и решительный бой с остатками крамольной республики. Пред этой Божьей карой поблекли все ужасы похода в Ливонию. От Клина до Новгорода войска оставили за собой испепеленную пустыню, и 2 января передовые отряды появились у стен города, разграбили монастыри и 500 братьев поставили на правеж. Их били с утра до вечера, вымогая по 20 рублей с каждого. Не много нашлось счастливцев, уплативших эту огромную по тем временам сумму и избежавших пыток. Других ждала страшная участь. В пятницу 6 января прибыл царь и приказал бить палками до смерти всех.

Затем настал черед белого духовенства. Воскресным утром перед обедней архиепископ Пимен вышел с крестным ходом встретить и благословить царя. Иван обозвал владыку волком хищным, но милостиво согласился отобедать у него. Среди трапезы царь громко вскрикнул, по его знаку опричники стали громить дом хлебосольного владыки, сорвали с него одежду и вместе с челядью бросили в подвал.

На главной площади города москвичи соорудили орудия пыток, и царь начал быстрый суд. Приставы рыскали по домам, сгоняя всех к обнесенному оградой трибуналу. Новгородцев приводили сотнями, пытали, жгли на малом огне, затем почти всех приговаривали к смерти и везли топить. Окровавленные жертвы привязывали к саням, которые по крутому откосу пускали к быстрине, где Волхов никогда не замерзал. Это своеобразное катание с гор создавало ощущение праздника, и государева шпана, видя, как несчастные погружались в пучину, веселилась, будто дети на Рождество. Младенцев топили, привязав их к матерям. Опричники с пиками стояли в лодках и бдительно следили, чтобы никто не спасся.

По свидетельству III Новгородской летописи, казни шли 5 недель, и каждый день опричники отправляли к праотцам 500–600 человек, но иногда их число возрастало до 1500,1 Псковская летопись говорит о погибших 60 000 человек. У современного читателя это число может вызвать улыбку, но в те сентиментальные времена казалось ужасным. Многие исследователи сомневаются в количестве жертв. Но при оценке масштаба казней можно пользоваться документами самого Грозного, это так называемые синодики, рассылавшиеся по монастырям для молитв по убиенным. Подобно французскому корою Людовику XI, свою необычную свирепость Иван IV сопровождал педантичным соблюдением обрядовых догм, и в списке Кирилло-Белозерского монастыря числится 1500 имен. Другой синодик Спасского монастыря в Прилуках содержит 2780 убитых знатных новгородцев. Понятно, что простолюдинов никто не считал.

Но, уничтожив крамолу демократии в Новгороде, Москва лишилась древних славяно-финских мореходов и корабелов. А так как опричники не могли ими стать, то царь, с целеустремленностью маньяка, начал создавать морские силы. Однако все эти волевые попытки устроить в Нарве базу флота закончились печально, так как на Руси практически не было моряков. Поэтому пришлось нанимать каперов.

Это оказалось легко, так как Балтика кишела корсарами. Польские и литовские флибустьеры захватывали суда, идущие в Нарву, а Швеция, воевавшая с Данией и Любеком, преследовала их морскую торговлю. В свою очередь, Дания и Любек нанимали каперов против шведов.

Желающие поступить на службу к царю Москвы нашлись быстро. Выбрали некого Карстена Роде, получившего в начале 1570 г. жалованную грамоту с огромной печатью на шнуре.

Так корсар Карстен Роде, за которым гонялись корабли многих стран, стал морским «отаманом» царя. Роде привлек на службу своих соотечественников головорезов.

Каперы устроили большой переполох на Балтике. Помимо польских корсары грабили и купцов других стран, требовавших очистить торговые пути от московитов. Больше всего страдал от них Данциг, организовавший в июле 1570 г. специальный отряд кораблей. Но Роде укрылся в Датских проливах. И когда корабли Данцига явились сюда, то Дания дала убежище эскадре Москвы.

Пока Иван IV занимался чуждой ему Прибалтикой, дела в Руси пошли совсем плохо. В 1570 г. Москва напрасно пыталась предотвратить организованное Польшей нашествие хана Крыма Девлет-Гирея. Напрасно послы Нагой и Ржевский униженно стояли перед грозными очами хана с льстивыми речами и подарками. А тут еще султан Турции, разгневанный потерей Казани и Астрахани, встал на сторону короля Польши Сигизмунда-Августа.

Царю пришлось срыть крепость на Тереке. Но султан, помимо желания видеть Москву одним из своих пашалыков, потребовал вернуть Казань и Астрахань. Этого Иван IV уже вынести не мог и прервал переговоры. В мае 1571 г. татары перешли Оку и появились у стен Кремля. Царь Иван, следуя по стопам своих предков, скрылся в Серпухове, потом в Александровской слободе и, наконец, — в Ростове. Брошенный мегаполис татары предали огню и мечу. Дым заволок улицы, на которых толпились испуганные жители, из всех церквей и монастырей плыл тревожный звон колоколов. Затем они стали падать на землю и умолкали один за другим, по мере того как пламя настигало церкви. Верхушка православного клира, ожидая смерти, заперлась в Успенском соборе. А оборонявший Москву князь И. Д. Вельский прятался в погребе, там и задохся. По своему варварскому обычаю, татары не стали штурмовать Кремль, а ушли, уведя с собой 150 000 пленных. Число это, вероятно, преувеличено, хотя нужно понимать, что в таких случаях все окрестное население сбегалось в Москву.

Но страшнее разорения для деспота казалось унижение. Уходя, хан писал: «Я разграбил твою землю и сжег столицу за Казань и Астрахань. Ты не пришел защищать ее, а еще хвалишься, что ты московский государь! Была бы в тебе храбрость и стыд, ты бы не прятался. Я не хочу твоих богатств, я хочу вернуть Казань и Астрахань. Я видел дороги твоего государства».

Царь сглотил обиду. Склонный к лицедейству и мимикрии, он униженно и смиренно встретил послов хана в рваном тулупе и, моля о мире, предлагал Астрахань. Но в письмах к своему послу в Крыму — Нагому — придал этому двойной смысл, тем более что русский язык это позволяет и постоянно требует особых толкований. Оказывается, Иван хотел, чтобы хан посадил в Астрахани одного из своих сыновей, а при нем был бы боярин царя, как в Касимове — небольшом ханстве татар под Москвой. Это подкреплялось обещанием денег и даже готовностью уплаты унизительной ежегодной дани.

Начались переговоры. Хан Крыма ничего не хотел слышать, пока султан не получит Казань и Астрахань. И так как переговоры затянулись, то просил у Ивана 2000 рублей в счет дани. Эта скромная сумма ему требовалась для покупки некоторых вещей по случаю семейных торжеств. Однако царь уже спешно собирал войска. Ссылаясь на истощение казны из-за набега татар, он послал хану «все, что оказалось», — 200 рублей! И понял Девлет-Гирей, что гяур неверный лишь время тянет. В 1572 г. татары опять двинулись через Оку, но на берегу Лопасни, в 50 км от Москвы, столкнулись с войском князя Воротынского. Хан отступил. После этого спесивый помазанник Божий сразу изменил тон, отказался от всех уступок и стал издеваться над Девлет-Гиреем.

Между тем в 1572 г. умер Сигизмунд-Август и на престол Речи Посполитой шляхта избрала дворянина Венгрии Стефана Батория, известного полководца и дипломата Австрии. Новый король не знал польского языка и общался со своими подданными на латыни или молчал, что ценилось еще выше в стране, где все говорили слишком много.

В то время Войско Польское, включая и силы Литвы, не превышало 20 000 человек. Наполовину белорусская, православная знать Литвы единодушно стояла на стороне Батория и первоначально выставила 2000 всадников, мужественно воевавших в суровом климате. Эта горсть людей по моральным качествам и стойкости считалась лучшей частью немногочисленной армии вторжения (всего лишь 15 347 человек). Из них 6517 всадников (1338 — немцы и венгры) и 4830 пехотинцев (3451 — немцы и венгры), литовский отряд 4000 всадников. Артиллерии практически не было. Несмотря на старания Батория набрать в Германии и даже Италии хороших литейщиков, в 1580 г. он имел лишь 73 пушки.

Прежде чем заговорить языком пороха, Польша извела немало чернил и типографской краски, то есть успешно применяла информационные технологии. Баторий для оповещения Европы и русских широко тиражировал манифесты, декларировавшие уважение права личности и собственность мирных жителей. Никогда ранее полководец не использовал столь благородные и романтические идеи, впоследствии ставшие банальными, но Польша XVI в. могла гордиться этим.

И лишь целомудренная матушка Москва, следуя по стопам Стамбула, вела только тайную дипломатию, о которой знали немногие в Кремле. Так разительно отличались два славянских народа, и латинский Запад, помимо солдат многих стран, представляли писаки и типографщики. А великолепный полководец Баторий, изгоняя беспорядок и ненужную роскошь, показывал лучший пример для воинов. Он спал часто на куче сена, ел на скамье без скатерти и был безжалостен к мародерам.

Узнав о вторжении Батория, царь, оставив гарнизоны в 80 городах по Оке, Волге, Дону и Днепру, стянул войска в Новгород и Псков. Сведения об их численности противоречивы. Несомненно, что при эффективном и ответственном правлении Москва могла утопить армию Польши в волнах своего войска и направить его течение на Вильну и Варшаву. Историк XIX в. Павлов-Сильванский, оценив численность вооруженных сил Ивана IV в 110 000 человек, считал, что за вычетом гарнизонов царь мог выставить против Батория 57 689 человек.

При таком соотношении сил попытка Батория казалась безрассудной. Но на ходе и результатах войны сказались следствия крупного политического, социального и экономического кризиса, пережитого Москвой. Хотя в истерзанной опричниной стране еще оставались силы для начала кампании, однако, за исключением артиллерии и нескольких тысяч иностранных наемников, против европейской армии Речи Посполитой стояли морально устаревшие войска. Героическая выносливость и самоотверженность русских военных не могли искупить недостатки восточной деспотии. Опричнина создала армию, обреченную на поражение при встрече с поляками и венграми в открытом поле.

Сейчас уже не секрет, что до сих пор почитаемый русскими Иван Грозный храбростью не отличался, и ему не могла прийти в голову кощунственная мысль впереди своих бояр броситься навстречу Баторию. В Москве так не поступали со времен легендарного Дмитрия Донского.

И пока деспот следовал этой древней традиции, король Дании Фредерик II пытался снять с себя обвинения в поддержке разбоя Москвы и убрать подальше беспокойного Карстена Роде, в свое время служившего ему же капером. В 1573 г. Фредерик II перевел Роде в Копенгаген, где держал пирата под домашним арестом за его же счет.

Неизвестно, удалось ли освободиться адмиралу Москвы или его повесили, но в 1576 г., через 6 лет после ареста, Грозный неотвратимо вспомнил о своем «немчине», направив ноту в Копенгаген, в которой король Дании упоминался в третьем лице, как пустое место: «И тот Карстен Роде, надеясь на наше с Фредериком королем соглашение, с остаточными воинскими людьми от свейских людей убежал в Копногов (Копенгаген) к Фредерику королю. И Фредерик король велел его, поймав, посадить в тюрьму, а мы тому весьма поудивились».

Но война в Ливонии продолжалась, и в июле 1579 г. царь направил татар громить шляхту. Не найдя противника, эта орда возобновила подвиги Шах-Али. На фоне дисциплинированных войск Батория и прокламаций Польши об уважении человеческого достоинства и имущества мирных жителей это выглядело дико. А Войско Польское в начале августа осадило город Полоцк. Гарнизон держался храбро, 107 орудий отражали поляков. Но в конце третьей недели, так и не дождавшись помощи, город сдался. Затем поляки взяли Сокол, опустошили Северскую и Смоленскую земли. Иван Грозный не препятствовал этому. Царь бежал из Новгорода в Псков, откуда, как азиатский дипломат, не выдавая своего положения, начал переписку с Баторием, надеясь на мир.

Огромное посольство привезло королю внушительную грамоту на кёльнском полотне, скрепленную двумя печатями. Значительную часть послания занимал витиеватый титул царя. Баторий смеялся, смотря на чудовищные печати: «Прежде никто не посылал такой большой грамоты, должно быть, начнет с Адама».

Захватив Полоцк, поляки двинулись на Великие Луки, где русские хранили военные запасы. Подкрепленная пехотой, возросшая до 17 500 бойцов, армия Батория в октябре 1580 г. захватила города Невель, Озерище и Заволочье.

Здесь поляки прекратили бои. Литовцы же продолжали: заняли Холм, сожгли Старую Руссу, даже вошли в Ливонию, где овладели замком Шмильтен и разорили Дерптскую волость.

Царь не предвидел этого. Поляки, разорвав пояс его крепостей, медленно, но верно продвигались вперед. Заняв по пути Остров, Баторий 25 августа 1581 г. вышел к Пскову, стоявшему за каменными стенами и поражавшему своими размерами и величием. «Можно подумать, что это второй Париж», — писал секретарь канцелярии короля аббат Пиотровский. Оборонявшие город князья Василий Федорович и Иван Петрович Шуйские командовали, по русским источникам, 30 000 человек, по польским — 40 000. Польское войско насчитывало 21 102 человека, из них около половины конницы.

Этого явно не хватало для осады города, подобного Парижу, и можно усомниться, что Баторий предполагал вести продолжительную осаду. Артиллерия Польши не превышала 20 орудий с запасом пороха на 2 недели.

В конце октября, из-за голода и стужи, поляки потеряли свою десятую часть. Литовцы грозили уйти.

Начали ждать мира. Поляки не стреляли, но держали город в блокаде. Запасы, собранные в нем, истощались.

Между тем в Ливонии шведы победоносно шли вперед. Теперь уже Польша стала опасаться этих удачливых союзников, наносивших чувствительные удары общему врагу. Летом 1583 г. шведские войска взяли Лодзь, Фикель, Гапсаль, а в сентябре — Нарву.

В конце войны Ивану IV пришлось отдать все захваченные земли, и геральдику Москвы тех лет сейчас можно изучать по богатой коллекции знамен стрелецких полков, хранящейся в Стокгольме. Так лопнула попытка Ивана IV создать флот на Балтике и закончилась карьера Карстена Роде.

В делах царя Ивана многое говорит о безумии, и этого параноика часто недолюбливали. Поэтому Грозного едва не предали забвению, но в советское время он объективно воскрес, и влияние его чувствуется в современной России, придавая политическому и социальному строю страны особый национальный колорит.

В подсознании русских этот истребитель крамолы и бояр и поныне остался защитником убогих и немощных. Легенда требует объяснений, так как многие не допускают мысли, что на стороне Грозного стоят русские. Что же сделал Иван для крестьян? Эти полурабы вскоре окончательно утратили свободу. Прикованные к жалкому клочку земли, крестьяне стали нести более тяжелое бремя, чем раньше.

Объясняя необычную жестокость Ивана и его странные выходки, русские полагали, что царь, «играя Божьими людьми», разделил Русь на две части, одной из которых (опричникам) заповедовал грабить и убивать другую. При этом подданные не считали Грозного умалишенным, напротив, о царе говорили как о «муже чудного рассуждения» и славили его в песнях.

С тех пор много воды утекло. Но Париж так и остался в памяти народной, а вот о Пскове или о Beликом Новгороде сейчас мало кто помнит, как и о легендарном Урюпинске или вражеском уже теперь Конотопе. География Руси такова, что теперь некоторые московские авторы гадают о местоположении Новгорода. Впрочем, оно им и не надо.

В народном эпосе разгром Новгорода никак не отмечен. Взятие Казани, завоевание Сибири — все это действовало на воображение русских. Склонные к мистицизму и реализму одновременно, они видели религиозные и экономические, выгоды, связанные с этим. О резне в Ливонии, так позорно закончившейся, русские ничего не хотели знать. Поэтому можно считать, что и судьба Великого Новгорода так же чужда подсознанию русских.

Есть основание полагать, что знаменитый атаман и завоеватель Сибири Ермак участвовал в Ливонской войне, но ничем себя так и не проявил.

Кромешники укрепили власть царя, Иван IV распустил их, запретив упоминать их сакральное имя. И это политическое завещание неукоснительно выполняется до сих пор.

Иван Грозный — натура противоречивая, и не только из-за своеобразного склада психики. Иногда царь, страшась врагов внутренних, искал своеобразное «прибежище» в идее объединения с Польшей, или даже замышлял побег в Англию. К концу правления Ивана IV большая часть центра страны опустела. Крестьяне бежали от барщины и разорительных поборов на монастырские земли и открытые границы.

Царь Иван заложил традицию, по которой мобилизация и собирание земли русской требовали от правителя не только решительности и жестокости, но и нарушения закона Божия, что вело к разобщению, деморализации и подрыву идеалов империи. А власть на местах оборачивалась самодурством правящей там элиты.

Видимо, поэтому официальный Петербург старался не упоминать всуе об этом выдающемся деспоте.

Так, при императоре Александре II, в 1862 г., среди многочисленных персонажей русской истории, увековеченных в бронзе на установленном в Новгороде памятнике 1000-летию России, не нашлось места Иоанну Грозному как тирану, обагрившему кровью колыбель русской цивилизации.

Удивительно, но еще остались люди, хранящие память о Великом Новгороде. Так, в селе Дединово Московской области, где в 1669 г. построили первый русский корабль «Орел», еще живут потомки древних новгородцев.

Дединово впервые упоминается в 1497 г. По исследованиям директора местной школы С. А. Кочеткова, сельчане еще хранят оригинальное предание о высланных сюда в XV–XVI вв. новгородцах.

Эта трагическая история села лишь подтверждает тот факт, что корабелы и мореходы не могут нарождаться произвольно и сразу. И в XVII столетии выжившие потомки древних новгородцев строили струги в Воронеже для доставки хлебных запасов Донскому казачьему войску, а также для обеспечения I и II походов Петра I на Азов.

Затем часть из них Петр I выслал из Дединова в пригород Петербурга — Рыбачью слободу, на земли, которые еще в XI в. составляли владения Новгорода под названием Во декой пятины.

Петербургский краевед А. Ф. Векслер считает, что начиналась слобода с указа Петра I от 1715 г. На Царскую мызу «перевели» 30 семей из сел Дединово, Ловцово, Бель-Смута и Любицы.

Глава 4Край на Яике

Судя по письменным источникам, казаки Яика издревле слыли опытными моряками и рыбаками. На небольших судах часто спускались в Каспий и нападали на караваны купцов. С Русью станичники столкнулись после краха Золотой Орды. Борясь с общим врагом, они не отказывали в поддержке Москве. Где-то, по их мнению, затерялась грамота «Вольному Яицкому войску казачьему», присланная из Москвы князем Василием III.

Захватив Казань, Москва стала продвигаться на восток. Мало-помалу воеводы прогнали с низовьев Волги всяких людей, в основном казаков. После этого одни из них поднялись на Север и прошли в Сибирь по Каме и её притокам. Другие отправились на своих стругах в Каспийское море и там пристали в устьях Яика. В 1580 г. эти станичники разрушили город ногаев Сарайчик, в котором издавна хранились товары генуэзцев.

С 1591 г. казаки Яика стали участвовать в военных походах Москвы. Это позднее и определило старшинство войска. Не признавая над собой посторонней власти, станичники, однако, вели войны именем царя Москвы, в 1601 г. даже захватили Хиву, удерживая город несколько дней, опередив, таким образом, более поздних русских завоевателей.

Не участвуя в Смуте 1605–1613 гг., казаки были лояльны к царю Михаилу Федоровичу. В 1613 г. они стали подданными Руси, а в 1615 г. царь пожаловал им грамоту на владение рекой Яик. В 1622 г. станичники, после опустошительного набега ногаев, покинули разоренные места и в 50 км ниже их основали укрепленный Яицкий городок.

В середине XVII в. Москва, для обуздания беспокойных казаков, построила близ главного устья Яика город Усть-Яицк, вскоре переименованный в Гурьев, по фамилии купца-рыбопромышленника.

В 1677–1678 гг. станичники добровольно участвовали в так называемых Чигиринских походах Москвы против турок, а в 1683 г. выступили против башкир.

Казаки всегда противились попыткам установить контроль над собой. По старинным обычаям, все дела решались на кругах. Все имели равные права.

Старшинам (атаманам, есаулам и др.) даже в позднее время не удалось добиться многих привилегий, которыми пользовалась казачья верхушка в других войсках. На Яике находили приют и поддержку многие староверы, бежавшие от гонений на Руси.

В 1670 г. станичники помогали мятежному атаману Разину. Но за это не понесли наказания — их простили. В 1677 г. Яик восстал против попытки Москвы вмешаться в традиционный уклад жизни. Атаман Василий Касимов начал воевать с посланными на усмирение войсками царя. Потерпев поражение, казаки ушли в море, пытались с боем прорваться в Персию, но были разбиты и захвачены в плен.

Глава 5Конкистадоры Москвы

Огромные просторы Сибири поражали воображение и вошли в эпос народа. Еще совсем недавно сибиряки за столом самозабвенно пели о бродяге, море Байкале и гремящем громе на диком бреге Иртыша. И эта ревущая буря напоминала горловое пение бурятов. Особое место среди героев занимал атаман Ермак, завоеватель одного из улусов Золотой Орды — Тюменского царства, в котором также служили казаки.

Тюмень опиралась на ногайцев, кочевавших на просторах от Каспия до рек Суры и Самары в Среднем Поволжье, от одной Тюмени на Тереке до другой Тюмени в Прииртышье и за Яиком до Аральского моря. Большая часть нынешней Башкирии была их улусом.

Еще в XIX в. русские, не мудрствуя лукаво, практически всех лиц неславянской национальности называли татарами, и многие к этому уже привыкли, так что сейчас потомки доблестных ногаев осознают себя как татары Сибири. Поэтому здесь они так и именуются.

В XIV в. потомки обрусевших хазар, сменив славянское имя бродники на тюркское казаки, стали в XV–XVI вв. грозой степных ногаев и, перенеся войну в Сибирь, добили их последнего хана Кучума.

Этимологи XIX в. Сибирь трактовали как Страна Севера, или Северье. В старину это название применялось к лежащим на Севере землям Новгорода.

Еще до захвата казаками царства Кучума арабские купцы и миссионеры писали о Сибири (Искер) как о «Земле мрака». На этих бескрайних просторах господствовали тогда исповедовавшие ислам ногайцы. Город Искер поставлял пушнину. Новгородцы свои земли в Сибири называли странами Заволоцкими. Ушкуйники и купцы спускались по течению притоков Оби.

В XV в. Москва захватила земли Новгорода, и к титулу великих князей добавили «Обдорския и Кондинския земли». Под этим понималась часть бассейна Оби между слиянием рек Канды и Иртыша и селом Обдорск, у полярного круга. Значит, земли Новгорода окаймляли великую реку Сибири на протяжении 1000 км.

Но так велико благоговение, которое традиционно питают к силе, что на эти мирные походы не обращали внимания. Принято считать, что мощь славян за Уралом утвердилась лишь завоеванием атамана Ермака. И сейчас многие видят в этом казаке нечто вроде чудака Паганеля, то есть своеобразного исследователя Сибири. На самом деле, Ермак только утвердился господином там, где гораздо ранее появлялись купцы Новгорода. Об этом убедительно свидетельствуют карты Оби и края остяков, составленные в Европе Себастьяном Монстером и Герберштейном на поколение раньше тех лет, когда казаки вступили в город Сибир, имя которого обозначено на карте Мюнстера.

Среди выходцев из Новгорода известен род графов Строгановых. В конце 1579 г. на службу к ним нанялись казаки Ермака и атаманов (Иван Кольцо, Никита Пан, Матвей Мещеряк и Яков Михайлов). Строгановы вооружили 840 станичников легкими пушками, 7-ствольными пищалями, дробовыми ружьями и испанскими аркебузами. Ватага отправилась в Сибирь на казачьих лодках, вмещавших до 20 человек.

Лодка казаков Сибири.

Основные размерения 17,0 х 4,45 х 0,73 м. Грузоподъемность до 25 человек с необходимыми запасами, холодным и легким стрелковым оружием. Реконструкция И. И. Черникова

Казаки захватили богатые земли. Успех казался тем более неожиданным, что перед этим царь Иван IV вел длительную и безуспешную войну в Ливонии, поглотившую огромные силы и средства. Полагают, что в этих боях участвовал и атаман Ермак, но ничем себя не проявил. Но, во главе небольшой ватаги, в короткий срок этот отважный казак разгромил хана Сибири.

Станичники Ермака пересекли границу Европы и Азии в конце царствования Ивана Грозного. Перед ними лежал огромный край, а за ним — Великий океан. В 1581 г. Ермак начал вторую экспедицию, и через 2 года завоевал царство татар. Казакам, с их ружьями и пушками, противостоял неприятель, действовавший стрелами. Однако станичники много натерпелись от беспрестанных его атак. Когда герои вступили в Сибирь, или Аскер, их было не более 400 человек, так что в живых не осталось даже половины перешедших Урал. Но эта маленькая ватага, олицетворявшая могущество Москвы, считалась шайкой разбойников, так как Ермак числился в розыске и мог просить себе помилования у царя, ударив ему челом Сибирью. Вскоре казаки, потеряв своего атамана, погибшего в волнах Иртыша, ушли обратно за Урал.

Но города Сибир, Тобольск, Тюмень стали опорой государства более могущественного и грозного, чем власть хана татар, низвергнутая Ермаком. Нет более столицы этого хана, стоявшей на крутом яру Иртыша. Река, постепенно подмывая берег, разрушила город. Но в 17 км ниже по течению, тоже на правом берегу Иртыша, встал Тобольск. Отсюда господство Москвы распространялось далее, и зверобои, более чем казаки, стали истинными покорителями огромной страны, освоение которой стало продолжительной звероловной экспедицией, охотой на соболя и куницу.

С открытием Америки и охватившей Европу страсти к географии моряки Англии пытались обойти на севере Азию, чтобы найти прямой морской путь к Китаю и Индии. Но корабли Уиллоуби, Ченслера и Борро не добрались даже до морей, омывающих берега Сибири. Уиллоуби замерз со всем экипажем у Мурмана, близ острова Некуев. Ченслеру пришлось возвратиться домой по суше, а экспедиция его ограничилась тем, что он начал торговлю между Англией и Москвой. Борро в 1556 г. тщетно старался проложить дорогу чрез льды Карского моря. В 1580 г. 2 корабля Англии (Артура Пета и Чарльза Джекмана) направились к северу Руси, но не прошли дальше Карского моря. Ни одно из трех путешествий знаменитого голландца Баренца не привело далее морей, окружающих Шпицберген и Новую Землю. В 1608 г. состоявший на службе Англии голландец Гендрик Гудсон пошел в полярные моря, но тоже не смог проникнуть далее тех вод, где остановились его предшественники. Это была последняя попытка, сделанная моряками Европы, изыскания которых прекратились затем более чем на два века.

И в то же время поморы хорошо знали дорогу в губы Оби и Енисея. Это доказывает одна грамота Бориса Годунова от 1600 г. Правда, 16 лет спустя Москва, опасаясь, что купцы могут показать чужеземцам дорогу к берегам Сибири, запретила под угрозой смерти плавание в Карское море и легендарную Мангазею.

Огромные просторы, суровый климат, дремучие леса, тундры и болота — все это пришлось преодолеть, чтобы пройти Сибирь. Но многочисленные реки не только не останавливали отважных станичников, но даже, напротив, помогали им. По этим естественным дорогам, то поднимаясь, то спускаясь по течению, казаки прошли до берегов Великого океана. Из-за незначительного возвышения почвы большие реки Сибири текут в бассейнах не везде резко ограниченных. Во многих местах раздельный порог между притоками главных рек составляют болота, луга с неопределенным скатом, и можно легко перебраться от одной реки к другой через волоки.

Идя по следам людей или зверей казаки старались отыскать реку, течение которой могло вести к желаемой цели. При спуске они отдавались на волю волн. При подъеме — гребли до глубин, уже не позволявших плавания лодок. Затем станичники взбирались на берег и с топором в руках прокладывали дорогу к другой реке, текущей в обратную сторону. Свои ладьи они перетаскивали через пороги бассейнов волоком или бросали их, чтобы построить себе новые там, откуда опять шли водой. Дороги для переселенцев указывали судоходные реки Сибири, поэтому поселки, деревни, остроги строились по берегам.

От Урала до Якутска, на протяжении почти 10 500 км, путникам приходилось перебираться только через два волока: между Обью и Енисеем и — между Енисеем и Леной.

Главный судоходный путь Сибири захватывает по выходе из долин Урала течение Туры, затем Тобола, Иртыша, Оби, Кети, Енисея, Верхней Тунгузки, или Ангары, Лены и Алдана. На севере от этого водного пути героям открывались другие реки, тоже соединенные волоками.

Предания и артефакты, найденные в древних могилах, говорят о культуре племен, некогда населявших Сибирь. Всех их, не мудрствуя лукаво, обозначали, как и некоторые народы Прибалтики, общим названием чудь. На восточных скатах Урала, в долинах Алтая, на берегах Енисея, и особенно в районе Минусинска, этих курганов много. Древние копи в горах сибиряки также называли рудниками чуди. На западных отрогах Алтая стоят каменные межевые столбы высотой в рост человека, испещренные надписями, и изваяния всадников, грубо высеченные из гранита.

Древние ремесленники с большим вкусом и мастерством делали оружие и доспехи из бронзы. Остатки каналов, шлюзы и жернова мельниц свидетельствуют о высокой цивилизации чуди, культивировавшей фруктовые деревья, которые после неё исчезли из края из-за невежества новых хозяев. Наконец, превосходную породу свиней до конца XIX в. сибиряки называли чудской. Центр государства туземцев находился в горах, недалеко от Енисея. Здесь археологи собрали самые богатые и сделанные с наибольшим вкусом древности. Курганы Алтая и берегов Иртыша хранили оружие и домашнюю утварь более грубой работы и рисунка. Цивилизацию истребили во время войн, предшествовавших Великому переселению народов Азии.

Чудь долго защищала Запад от монголов. Неизвестная Риму, она, видимо, охраняла его многие века. Монголы, истребившие чудь, хорошо знали о своём чужеземном происхождении. Когда у них спрашивали о первоначальной родине, они показывали пальцем на юго-восток.

В XIII в. монголы повелевали Русью. Но уже в XVI в. славяне заняли край, откуда орды монголов ринулись на завоевание Запада. По обширности владений и величине армий русского «Белого царя» считали преемником Чингисхана.

Казаки Сибири

О казаках Сибири нужно сказать особо, так как здесь войска создавались специально для охраны границ.

После завоевания Сибири ватагой атамана Ермака казаки по собственной воле шли всё дальше на восток. Спустя 60 лет эти герои, преодолев все опасности, вышли к берегам Охотского моря.

Как правило, эти станичники — потомки донцов, которым в конце XIV в. пришлось покинуть родину и скрыться в лесах Новгорода, в Югре, на реках Каме и Северной Двине. По казачьим преданиям, их там проживало немало.[13]

Пока остатки казаков Ермака из «старой сотни», служили в городе Тобольске, в Сибирь шли толпы промышленников и стрельцов с воеводами. В степи и горах появились границы с воинственными теленгутами, киргизами, монголами. На новых границах, от крепости Звериноголовской у восточного подножия Уральских гор и дальше вдоль Иртыша, стали укрепленные городки, посёлки и пикеты, заселенные казаками.

Так появились городовые казаки Сибири: тюменские, тобольские, сургутские, березовские, тарские, нарымские, кетские, томские, кузнецкие и другие.

Все станичники за Уралом первоначально считались казаками Сибири, но со временем это наименование осталось только за Сибирским казачьим войском, старшинство которого ввели с 1582 г. Казаки всегда жили и служили отдельно, нарушая свою обособленность только для братских по крови запорожцев. Другие в сибирские станицы не допускались, и даже значительно позднее по указу 1658 г. пополнялись только казаками-малолетками, уже прошедшими хорошую школу, заменяя иногда свою родню или как «охочие» участвуя в походах.

По словам профессора Ф. А. Щербины, у сибиряков бытовало выражение: «Я казак и ты казак, а кто не казак, то чужой».

Глава 6Смута

Русскую Смуту XVII в., освещенную историком Р. Г. Скрынниковым, многие ученые связывают с ужасным голодом, вызванным климатическими изменениями — последствием катастрофического извержения вулкана в Южной Америке. Здесь говорится о социальном взрыве после опричнины Ивана Грозного, а также о столкновении интересов казаков и Москвы.

Смута началась 6 января 1598 г., после смерти Федора Ивановича, последнего царя Рюриковича, и продолжалась до 21 февраля 1613 г., когда венчали на царство Михаила Федоровича Романова. Эта трагедия совпала с воцарением Бориса Годунова, посаженного на трон Земским собором 6 февраля 1598 г. До этого он 10 лет состоял при своем болезненном шурине Федоре Ивановиче. Фактически управляя государством, Борис не пользовался симпатией русских, особенно после того, как поползли слухи, что младший брат царя Дмитрий погиб от рук убийц, подосланных Годуновым.

Станичники дружили с Иваном Грозным. Юродствуя в своей стране, царь ценил их услуги: не претендовал на Старое Поле (Дон и Терек). Так как эти земли никогда не принадлежали Москве, Иван IV оставил их во владении казаков.

Отбивая набеги мусульман, казаки заслужили покровительство царя, так как помогали ему справиться с остатками Золотой Орды: в 1552 г. участвовали во взятии Казани, в 1554 г. подготовили бескровное занятие Астрахани, в 1569 г., при нашествии турок, разрушили их тылы и взорвали пороховые погреба в Азове. Наконец, в 1582 г. поднесли Ивану Грозному богатый подарок — Сибирь, завоеванную Ермаком.

За всё это казаки получали «жалованные» транспорты хлеба, сукон, пороха, свинца, вина и пользовались рынками Московии, примыкающими к их Полю. А хозяйство республики, восстанавливающееся после падения Золотой Орды, требовало пополнения промышленными товарами, от боевого снаряжения до кухонной утвари.

Отношения суверенного народа с соседней страной формулировались в величании: «Здравствуй, царь-государь в кременной Москве, а мы, казаки, — на Тихом Дону». Благодаря ласковым словам и подаркам Иван IV слыл покровителем Дона.

Служилые казаки, остававшиеся ещё в Московии, ни в чём не терпели нужды; попавшие в опричнину, заслуженно пользовались царскими милостями, получали отобранные от бояр участки земли и поместья с деревнями, «верстались» в детей боярских, дворян и помещиков. А гонение опостылевших всем чванливых и жадных бояр казаки одобряли.

Его сын Федор первые 2 года своего царствования ничем не нарушал добрых отношений со станичниками. Но все изменилось, когда он передал правление своему шурину Борису Федоровичу Годунову. Служилые казаки стали терпеть нужду и притеснения от бояр и воевод. Сам Годунов, из рода татарского Мурзы Чета, видимо, не мог вынести, что бывшие подданные Золотой Орды, изгнанные когда-то с Поля казаки, теперь бесконтрольно там хозяйничают и с ним не считаются.

На своих землях Годунов запретил станичникам торговлю и свидания с «родимцами». Пограничными постами Москва вклинилась в степь; город Царёв Борисов, построенный в устье Оскола на Донце, торчал там как бельмо на глазу у казаков. Казачьи посольства — зимовые станицы — терпели в Москве обиды и оскорбления.

За всё это станичники возненавидели одного из лучших царей Руси и, хотя предки его успели обрусеть, называли его татарином. И когда на Дон, Днепр и Терек дошли слухи, что в Польше появился законный наследник престола Москвы — сын Грозного Дмитрий Иванович, будто бы спасшийся от наемных убийц, станичники возликовали. Казачьи послы принесли из Варшавы вести, что царевич пользуется почётом при дворе короля, а прибывший туда московский вельможа признал в нем истинного сына царя Ивана Васильевича. Казаки стали по стороне новоявленного царевича Дмитрия. Вместе с поляками они пошли под Москву, где уже умер Борис Годунов, а толпа с боярами прикончила его жену и сына Федора.

Дмитрий без боя занял город, и казаки разошлись по домам. Но Смута продолжалась. Став царём, Дмитрий правил только 11 месяцев. Он обозлил бояр, отстранив их от управления, а народ оттолкнул от себя, не облегчив его тягот. Новый царь вёл себя слишком уж по-европейски, без привычного этикета: не жил по старинному царскому чину, не постился, не молился, не почивал после обеда, ходил запросто по городу, а не ехал торжественно в колымаге, сам лично объезжал лошадей, дружил с понаехавшими в Москву поляками. Не нравился и его брак с польской красавицей Мариной Мнишек, тем более что на свадьбу с ней и её коронование никого из народа не пустили в Кремль. Поляки вели себя как хозяева. Веселые кавалеристы, галантные кавалеры и щеголи, они обижали русскую духовность на каждом шагу.

Это озлобление использовали бояре, и 17 мая 1606 г., через 8 дней после свадьбы, загудели набатные колокола. Сбежавшуюся толпу направили громить поляков, а заговорщики, убив царя и арестовав Марину, на Красной площади прокричали новым царём Василия Ивановича Шуйского.

Но упрощённый способ венчания на царство многих возмутил. Пошли слухи, что боярам не удалось убить царя, он спасся и скоро вернется к власти. А казакам «боярский царь» показался хуже Годунова, пришлось вмешаться в дела Москвы и вступиться за «законного царя» Лжедмитрия.

Смута продолжалась. Шли бои и казни, население содержало бродячие отряды казаков, поляков, татар и русских. Все требовали продуктов, и это походило на сплошной грабёж. Поляки осаждали Смоленск, Путивль, Тулу, Калугу. В Тушино долгое время стояли сторонники Лжедмитрия. С Терека в Тулу станичники привели казака Илейку, выдавая его за сына покойного царя Федора Ивановича, царевича Петра. Но после сдачи Тулы этого «царского племянника» повесили у Данилова монастыря на Серпуховской дороге.

В июне 1610 г. Москву обложили поляки, литовцы и запорожцы гетмана Жолкевского. Лжедмитрий тоже подтянул сюда казаков и татар. Тогда бояре свергли Шуйского, постригли его в монахи и решили принять на московский трон королевича Польши Владислава. Гетман без боя занял Кремль, отогнал от Москвы войско Лжедмитрия и отошел к Смоленску. Но король Сигизмунд III, мечтая объединить Польшу и Русь под своей властью, сына в Москву не отпустил.

Между тем второго самозванца убил на охоте князь-«татарин» Петр Урусов. Казаки, для управления Москвой до избрания желательного для них царя, выбрали свое правительство атамана Ивана Мартыновича Заруцкого и князя Дмитрия Трубецкого. Законным наследником они считали недавно родившегося у царицы Марины сына Ивана. Казаки заблокировали поляков, одновременно не допуская к Москве ополчения Пожарского и Минина, которым пришлось отойти к Ярославлю.

Русским же одинаково надоели и поляки, и казаки. Первые считались у них врагами, а вторые — «ворами». Ползли слухи о чудесах и призывы к покаянию. Одно из таких сказаний повлекло за собой официальный приказ из казачьих таборов — поститься 3 дня. И действительно, по всей стране «пост зачася», да такой усердный, что «многие младенцы помираху».

Московский патриарх не признал казачье правительство. Но Троицкий монастырь не только принимал от него защиту, но и сам помогал казакам словом и делом, рассылая грамоты с призывом помогать станичникам против ляхов и изменников, сидевших в Москве. Патриарх звал: «Сперва на казаков, потом на поляков!» Монахи же звали на поляков вместе с казаками.

После долгих споров станичники «порешили» допустить ополчение русских к Москве. Заруцкий увёл часть казаков под Астрахань, где думал основать независимую общину. С ним ушла царица Марина.

Трубецкой с остальными казаками начал переговоры с Пожарским. В это время на помощь сидевшим в Кремле полякам подошел гетман Хоткевич. Станичники предоставили русским самим отбиваться от его конницы, и в Кремль успел пройти польский обоз с провиантом. Но потом красноречивый монах Авраамий Палицын упросил казаков, они вступили в бой и принудили гетмана уйти обратно.

После этого станичники стали действовать заодно с войском Пожарского. В октябре 1612 г. его ополчение, при решающей поддержке казаков, отобрало, наконец, у поляков Кремль и заняло сожжённую дотла Москву.

Затем временное правительство Пожарского и представителя казаков Трубецкого предложило прислать в Москву выборных для «государева обирания».

В январе 1613 г. на Земский собор собрались бояре, духовенство и представители 50 городов. После долгих споров, наконец, согласились избрать кандидата станичников Михаила Федоровича Романова, сына митрополита Филарета. Его провозгласили царем и присягнули 21 февраля. Не присягали только казаки, как представители суверенной республики, хотя поляки в насмешку называли Михаила Федоровича «казачьим царем».

Смута закончилась, и между республиками казаков и московскими царями на 50 лет возобновилось традиционное взаимное благожелательство, еще более дружественное, чем при Иване Грозном.

По существу, станичники вмешались в дела соседнего государства, ослабленного междоусобицей, но, так как договорные отношения нарушил царь Борис, казаки в отместку участвовали в его низложении, поддержали двух самозванцев и, наконец, оказали давление на Земский собор при выборах царя Михаила Федоровича.

Глава 7От Москвы до самых до окраин

Из документов XVII в. создается впечатление, что продвижение на Дальний Восток шло вне зависимости от политических потрясений в Москве. Однако для хронологической стройности изложения истории освоения Сибири в этой главе приведены факты продвижения завоевателей уже после Смуты.

Освоение Енисея началось из города Мангазеи. Казаки сплавились по реке Турухан и, высадившись на берег при ее впадении в Енисей, основали в 1607 г. Туруханское зимовье, а в 1617 г. на реке Кеть построили Маковский острог. Через год станичники сына боярского Петра Альбичева и сотника Черкаса Рукина возвели Енисейский острог. К концу 1618 г. все казаки, оседавшие здесь, стали именоваться енисейскими, а с появлением городов — по их названиям. Енисейцы охраняли местных жителей и собирали с них ясак. Для этого строились новые поселения казаков — хутора Черкасы (1619), станица Мало-Белая (1620), село Абалаковское и села Мелецкого острога на Среднем Чулыме (1621). Этим создавалась база для последующей разведки мест по притокам Енисея, а также на реках Лена, Ангара и даже на озере Байкал. Весь этот огромный край тогда подчинялся воеводе Тобольска.

В 1627 г. в город Енисейск, разросшийся из одноименного острога, для управления краем отправлен воевода Я. Хрипунов, а казаки дворянина А. Дубенского поднялись вверх по реке в поисках места для строительства нового укрепления. Отряд Дубенского (304 казака на 16 судах) доплыл к устью реки Качи. Здесь у Большого порога они заложили Качинский острог, переименованный в 1628 г. в город Красноярск, ставший важным опорным пунктом среди улусов аринцев и качинцев. Вскоре хакасы-качинцы под стенами острога принесли клятву «Белому царю», а наилучшая часть их мужчин стала казаками Красноярска.

Прирост православных достигался также тем, что в Сибирь, с подавляюще мужским населением, ссылались неугодные девицы городов Руси, а крещеных хакасок выдавали замуж за казаков. В физическом типе енисейцев появились черты хакасов.

В 1628 г. из Красноярска на разведку ушли казаки атамана Ермака Евстафьева, заложившие Канский острог. Тогда же казачий десятник Василий Бугор с товарищами проложил путь к Верхней Тунгуске (Ангаре), а сын боярский Петр Бекетов с 30 казаками достиг места впадения реки Оки (сибирской) в Ангару. В 1631 г. казаки заложили Илимский острог. Тогда же полусотенный отряд томского казака Ивана Москвитина основал Братский острог, ставший своеобразным трамплином в Забайкалье.

В 1632 г. казаки заложили Якутский (Ленский) острог, имевший важное значение на северо-востоке Сибири.

Исследование дальних побережий шло в самой Сибири на ладьях и кочах. В 1648 г. казак Дежнев с флотилией из 7 судов, выйдя из устья Колымы, обошел северо-восток Азии. Так, задолго до рождения Беринга Дежнев прошел через пролив, носящий имя этого мореплавателя.

В 1644 г. из Енисейска на разведку серебра ушли 100 казаков атамана И. Колесникова. В 1647 г. атаман дошел до реки Ангары, заложил Ангарский острог, перезимовал и вернулся домой.

На смену ему ушел сын боярский Иван Похабов, построивший в 1652 г. в устье реки Иркут ясачное зимовье для надзора за бурятами Ангары. Затем из этого зимовья вырос современный Иркутск.

В 1655 г. форпостом освоения новых земель Забайкалья стал Нелюдский острог (будущий Нерчинск), основанный воеводой Енисея А. Пашковым.

В 1666 г. для управления и защиты хоринских бурят, перешедших от власти монголов под руку царя Москвы, казаки и охочие люди возвели Селенгинский острог.

Нерчинский договор 1689 г. определил границу по реке Кяхте. В 60-х годах XVII в. из тунгусов князя Гантимура сформирован 5-сотенный полк, размещенный по побережью реки Аргунь, и 4 бурятских 6-сотенных полка. Они стали основой пограничной стражи в Забайкалье.

На новой границе поставили столбы, насыпали курганы, возвели села, в которых разместили бурят и тунгусов Гантимура. В крепостях: Горбичевская, Цурухайтуйская, Чиндантская, Кударинская, Акшинская, Троицкосавская, Харацайская и Тункинская — расселили 900 казаков (селенгинских, верхнеудинских, баргузинских и иркутских). Пограничные укрепления дополняли 63 редута и 17 пикетов, устроенных по типу острожков Сибири.

Как правило, завоевание было мирным. Малочисленные и рассеянные на громадных просторах туземцы платили ясак шкурами пушных зверей. Казаки строили остроги при слияниях рек, служивших им дорогами. Эти крепостцы стояли также на волоках между реками и в узких проходах между гор. И так — от реки к реке, вплоть до берегов Великого океана. В истории нет примеров захвата столь обширных земель в такое короткое время и столь малой горстью людей. Это невероятный факт, но свободные люди, без царя и начальников, без приказов Москвы, действовали по своей воле.

Богатый Приамурский край издавна привлекал зверобоев. В начале XVII в. казаки основали городки в верховьях Амура, куда пошли охотники из Сибири. Эта вольница, двигаясь вниз по течению, расширяла свои поселения на юго-восток.

Продвижение казаков на Дальний Восток началось в 1631 г. из основанного на Лене Усть-Кутского острога. Отсюда сотник Петр Бекетов пошел вверх по Лене и, достигнув района нынешнего города Верхоленска, проник в прилегающие к озеру Байкал бурятские степи, но, встретив сопротивление, возвратился, основав в устье реки Тутуры Тутурский острог.

Затем, в 1643 г., воевода Якутска снарядил на Амур экспедицию Василия Пояркова (132 казака с чугунной полуфунтовой пушкой). Выступив по рекам Алдан, Учур, Гонам и Нюкжа, Поярков достиг реки Зеи и весной 1644 г. — Амура. Спустившись до его устья, Поярков по реке Мае в 1646 г. вернулся в Якутск. Затем на Амуре появились промышленники соболя Выжигин, Квашнин и Барабанщик.

Казаки тех лет были люди строптивые, крутые, неуступчивые, не боялись начальства и сурового Севера. С 1632 по 1650 г. они прошли северо-восток Сибири и добывали соболя, как конкистадоры золото индейцев. Неукротимая храбрость и стихийная инициатива этих завоевателей позволяли им объясачивать племя за племенем и выходить в ледовитое море на кочах, сшитых из грубо отесанных досок древесными корнями, как бы построенных для кораблекрушения.

Однако вслед за казаками свинцовой поступью шествовала матушка Москва, и, по мере укрепления вертикали власти, характер станичников менялся. Уже в конце XVII в. вместо походов делались отписки: «Суда наши слабы, а паруса малы. А делать большие суда, как в прежнее время, мы не умеем». В XVIII в. инициатива бесследно исчезла, а храбрость заменила робость. Наконец в XIX в. потомки казаков стали государственными крепостными, бесправными рабами каждого чиновника, отправленного на Дальний Восток в наказание за служебные проступки.

Но, несмотря на все издержки бюрократов, это энергичное продвижение вольных поселенцев насторожило Китай, опасавшийся агрессивных соседей, способных угрожать целостности соседней Маньчжурии.

Отважный промышленник, выходец из Великого Устюга, Е. П. Хабаров, узнав о природных богатствах Амура, снарядил отряд в 70 человек и отправился на Амур. В 1650 г. Хабаров перевалил через Становой хребет и достиг Амура выше устья реки Уркана. Жившие на Амуре дауры покинули свои городки и ушли вниз по реке, где стали собираться с силами. Хабаров укрепил один из покинутых городков (недалеко от устья Уркана) и, оставив 50 казаков, вернулся в Якутск.

В 1651 г. Хабаров вновь пришел на Амур со 138 казаками, соединился с оставленной здесь командой, двинулся вниз по реке, с хода захватил городок даурского князя Албазы и, укрепив его, назвал Албазином. Затем, покорив дауров, он дошел до реки Уссури. Царь Алексей Михайлович вызвал Хабарова к себе, осыпал милостями, а казаков наградил золотыми медалями. Но в 1654 г. населявшие берега Амура земледельцы дауры переселились на реку Нонни, и казаки стали голодать. Заместитель Хабарова Степанов, в поисках провианта, двинулся вниз по Амуру. В 1658 г. ниже устья реки Сунгари он столкнулся с китайцами и погиб в неравном бою вместе с 270 казаками. После этого русским пришлось оставить Албазин.

Но в 1666 г. Албазин восстановил ссыльный поляк Никифор Черниговский, бежавший с берегов Лены после убийства им из ревности воеводы Обухова. Заняв с казаками Албазин, Черниговский собрал ясак, который отправил в Москву с повинной. После этого приговоренного к смерти Черниговского помиловали и оставили в Албазине. Переселенцы поставили ряд слобод, а инок Гермоген основал в урочище Брусяной Камень монастырь.

Москва, поддержав эту стихийную колонизацию, в 1684 г. занятый край выделила в Албазинское воеводство, по имени укрепления на Амуре, недалеко от слияния рек Шилки и Аргуни, отобранного в 1651 г. V князя Албазы.

Однако Албаза оказался подданным богдыхана, который не захотел отказаться от своих владений. Вторжения казаков в земли подвластных Китаю народов заставили императора Канси (1661–1722) начать военные действия, и 4 июня 1685 г. армия Лань-Таня (15 000 солдат, 150 орудий) обложила Албазин (450 человек, 3 пушки). Штурм отбили, но недостаток продовольствия и боевых запасов принудил воеводу Алексея Толбузина капитулировать, 23 июня гарнизон отступил в Нерчинск.

Но, соединившись с казачьим полком шотландца Афанасия Байтона, Толбузин вернулся в разоренный Албазин и восстановил его укрепления. Тогда 7 июля Лань-Тань вновь появился у стен Абалзина (8000 человек, 400 орудий). Осадой руководил иезуит Вербье.

Гарнизон Албазина (677 человек, 8 орудий) мужественно отбивался, Толбузин погиб. Из-за недостатка провизии началась цинга. К апрелю 1687 г. в живых осталось 82 человека, но Байтон оборонял крепость.

Встретив упорное сопротивление, богдыхан, пожелав разрешить спор миром, предложил казакам перейти в подданство Китая. Так как император предложил более выгодные условия, чем царь московский, казаки согласились.

В Албазине оставалось лишь 20 защитников с Байтоном во главе, 6 мая начались переговоры, китайцы сняли осаду Албазина и в августе отошли к Айгуну. Русским пришлось оставить Албазин и отступить к Нерчинску.

После того как Албазин снова вошел в пределы Китая, станичники вместе со священником Максимом Леонтьевым переселились в Пекин. Однако чтобы не исправлять бумаг в Москве, название воеводства оставили прежним.

Казаков Албазина богдыхан зачислил в лучшую часть своей императорской гвардии — отряд «Знамени с желтой каймой», которым командовал один из принцев маньчжурской династии. Албазинцы укомплектовали сотню и служили со своими командирами. Каждого станичника зачислили в высший социальный слой Пекина, выделив ему земельное поместье, дом, денежное содержание и награды. Богдыхан отдал в их распоряжение буддийскую кумирню, которую казаки обратили в храм Св. Софии. Еще в конце XIX в. казаки, как гвардейская аристократия Китая, брезговали физическим трудом. В это время их церковь перешла в распоряжение Русской духовной миссии, среди прихожан которой насчитывалось до 1000 албазинцев. По крови казаки стали наполовину маньчжурами.

Попытавшись еще раз вернуть Албазин и потерпев неудачу, русским пришлось отказаться от этого городка. 27 августа 1689 г. посол Ф. А. Головин в Нерчинске заключил с Китаем мир, по условиям которого пришлось срыть Албазин. Москва обязалась впредь не пытаться утвердиться на Амуре. Граница прошла по рекам Шилка и Аргунь.

Между тем с заселением берегов Охотского моря нужда в выходе к Тихому океану сказывалась все сильнее. Отсутствие удобных путей сообщения между Сибирью и побережьем Тихого океана не позволяло торговать со странами Востока. Амур и его притоки закрывал Китай.

Удивляло это безудержное движение на Восток. Из всех стран Европы только Россия освоила Великий континентальный путь к Тихому океану. Вольные казаки, неукротимо двигаясь вперед, пересекли Берингов пролив, вышли в современную Канаду, освоив нынешние Орегон, Вашингтон, и замедлили свой бег только в Северной Калифорнии. Расположенный чуть к северу от Сан-Франциско форт Росс — вот крайняя точка продвижения отважных землепроходцев по периметру Великого океана. То был северный поток заселения. Южный же остановился на границах Китая, «спавшего» тогда, по выражению Наполеона. Китайцы не хотели заселять холодные северные земли. И пока Китайская империя пряталась в самоизоляции, их заселили станичники и русские. Так, почти за 300 лет, отважные герои, заполняя колоссальный вакуум, образовавшийся после краха Монгольской империи, дошли до берегов Тихого океана.

Глава 8 Присоединение Украины

Присоединение Украины к Руси обычно связывают с гетманом Войска Запорожского и обеих сторон Днепра Богданом Зиновием Хмельницким (1593–1657). Предки-мусульмане этого потомка ордынцев перекочевали из Крыма к границам Великого княжества Литовского и впоследствии стали польско-литовской шляхтой. Судя по двум именам — Богдан Зиновий, — можно полагать, что его крестили в католической или униатской церкви.

Богдан учился в католических школах, говорил на латыни, знал польский и турецкий языки. Очень рано стал командовать крупными отрядами. Так, весной 1620 г., возглавив морской поход 10 000 казаков, он потопил 12 кораблей Турции. Но осенью 1620 г., при разгроме польских сил под Цецорой в Молдавии, Богдан попал в плен к туркам. Тогда же погиб его отец сотник. Зная основы ислама, будущий гетман за два года подружился с турецко-татарской знатью.

После выкупа Хмельницкого избрали войсковым писарем Гетманщины, но и тут он не раз командовал крупными силами. Королевич Польши Владислав доверял этому храброму воину, с которым ходил на Москву. После смерти отца Сигизмунда III в 1631 г. сейм провозгласил королем Владислава. Богдан обратил внимание нового короля на беззакония магнатов в Поднепровье.

Король выслушал сочувственно и подтвердил все права казаков. Но многим полякам это не нравилось. Шли разговоры: король приближает к себе казаков, чтобы принизить значение самой «шляхетской нации». Когда Владислав IV, готовя поход на турок и татар, выдвинул Хмельницкого на пост гетмана, заговорили, что король, опираясь на казаков, думает ограничить «золотые вольности» шляхты. Магнаты протестовали, и поход не состоялся.

Владислав IV помочь станичникам не мог и поневоле соглашался со шляхтой, не ценившей казачьих заслуг перед Польшей и не признававшей равными себе даже тех казаков, которых высоко ценил король. Наоборот, их ненавидели магнаты.

Между тем Хмельницкий не сидел без дела, заселил украинцами земли хутора Субботов, в 1646 г. навербовал 2500 казаков и отправился во Францию на помощь принцу Конде в его борьбе с Испанией. Незаурядный и деятельный Богдан всегда находил применение своим силам, что отмечал его современник Пьер Шевалье.

Но удельный владыка с двусмысленной фамилией Конецпольский считал Хмельницкого участником подозрительных проектов короля и вождем казачьей «черни», ежечасно готовой выступить против власти новых хозяев «Пустыни Наднепрянской». Но, несмотря на несправедливости и унижения от местной власти, Хмельницкий оставался верным подданным Владислава.

И пришел момент, когда личные обиды взяли верх над его доброй волей и лояльностью к Польше. В отсутствие Хмельницкого подстароста Чаплинский напал на Субботов и разграбил его.

Хмельницкий не нашел справедливости у короля. Тот ответил, что сенаторы не покорны его воле. Возвратившись из Варшавы в Чигирин, Зиновий как-то сказал возмущенно: «Чаплинский не все забрал, шашка моя в моих руках».

В ответ Александр Конецпольский арестовал казака, «оборотень в погонах» Чаплинский изнасиловал и убил его жену, а одного из сыновей приказал гайдукам избить на рынке до полусмерти.

Выйдя из тюрьмы, Хмельницкий 7 декабря 1647 г. ушел на Низ, к сичевикам, а оттуда отправился в Крым. Хан обещал помочь в войне с Речью Посполитой, чтобы изгнать поляков с тех земель, от которых Крым еще не отказался. В апреле 1648 г. началась Казацко-польская война, во главе которой 6 лет стоял Хмельницкий.

Под его знамена кроме казаков, коренных жителей края, собрались десятки тысяч переселенных сюда украинцев. Казаки и атаманы руководили, вооружали их, вели в бой, но не всегда могли направить их действия в русло казачьих военных традиций. Поэтому война стала непомерно кровавой и жестокой.

Знаменитый воин Хмельницкий, как мудрый политик, руководил борьбой за попранные права казаков. Об этом он ясно сказал 20 февраля 1649 г. польским послам в Переяславе: «Или мне с Войском Запорожским придется пропасть, или Земле ляшской сгинуть, со всеми сенаторами, дуками, кроликами и шляхтой».

Орда казаков, татар и украинцев разбила поляков на Желтых Водах, под Корсунем и Пилявцами. Грозило им это и под Зборовом, когда король, спасаясь от плена, подписал договор с казаками и татарами.

Профессор В. О. Ключевский писал, что успехи Богдана превзошли его ожидания, он не думал рвать с Речью Посполитой, хотел только припугнуть спесивых панов, а тут после трех побед почти вся Малороссия очутилась в его руках. Но если казаки и татары успокоились, то поляки и украинцы продолжали воевать, и конца края этому не виделось.

Хмельницкий понимал, что его разношерстная армия не устоит перед объединенным войском Польши и Литвы, не склонявшим оружия и перед более мощным противником. Бескорыстной помощи ждать не приходилось. Турция и Крым требовали подчинения султану, а разделять горькую участь его подданных-христиан казаки не желали. После всех ужасов междоусобицы союз с Польшей был уже немыслим. И казаки стали искать покровительства в Москве.

Хмельницкий намекнул послу единоверного царя, что может отдать край под покровительство Москвы. Царь, выказав на словах свое расположение, с помощью не спешил, а через 2 года, когда запорожцы терпели поражения, предложил гетману переселиться с войском на изобильные земли по рекам Донцу и Медведице.

За это Хмельницкий благодарил, но с ответом не спешил. Сич уже стал независимым, его признали соседи. Старший сын гетмана Тимофей 21 июля 1652 г. женился на Домне-Розанде, дочери молдавского господаря Василия Лупула. В 1652 г. он пошел на помощь своему тестю и погиб в Сучаве.

Силы казаков истощались, нависала угроза порабощения. Неверный союзник, хан Крыма, заключил с Польшей сепаратный мир. Полки украинцев были ненадежны, казаки стали уходить в Запорожье, на Донец и Дон. После поражения под Берестечком, 18 сентября 1651 г., пришлось отказаться от многих статей Зборовского договора.

Москва ждала еще 2 года, в середине 1653 г. гетман начал переговоры, но и тут не спешил, до 6 сентября 1653 г. грамоты адресовались ему старым титулом: «Божьей милостью короля польского и великого князя литовского гетману Войска Запорожского». Собирать же войска в помощь казакам Москва стала только после того, как пошли слухи, что ради мира Речь Посполитая готова пойти на уступки, а султан предлагает покровительство и военную помощь.

Лишь 1 октября 1653 г. Земский собор решил, «чтоб великий государь… всея Руси изволил всё Войско Запорожское принять под свою высокую руку». Ответа в Москве ждали еще 3 месяца, пока Хмельницкий не передал решение на рассмотрение Черной, или Всенародной казачьей рады, собранной в Переяславе. И 8 января 1664 г. решилась судьба «Земли Запорожских казаков от Чигирина до Конотопа»: идти «под царя восточного, православного».

Через 3 недели войска Ф. С. Куракина и Ф. Ф. Волконского двинулись на Гетманщину, и Хмельницкий оговорил окончательные условия подчинения Москве. Посол В. В. Бутурлин заверял, что Алексей Михайлович подтвердит «от века данные» права казаков.

Из Москвы Самойло Богданович и Павел Тетеря привезли «Статьи», утвержденные царем и боярской думой 21 марта 1654 г. Но этот документ не освещал многого, и далее жизнь с московитами изобиловала недоразумениями. Но жребий был уже брошен.

Хмельницкий оставался у власти еще 3 года, 27 июля 1657 г. он скончался, по некоторым сведениям, погиб в стычке с поляками.

В 1658 г. казаки избрали «гетманом Войска его царского величества Запорожского» Юрия, второго сына Хмельницкого. Осенью 1660 г. запорожцы двинулись вместе с русскими на запад, их окружили поляки, Юрий сдался и подписал договор о возвращении земель казаков Польше. Но запорожцы выбрали нового гетмана, и поляки отказались от услуг Юрия, который, измученный борьбой за власть и непрочностью отношений, решил уйти в монастырь, но вместо тихой обители попал в лапы разъезда татар. Конники привезли его в Крым и сдали хану, который отослал казака султану. В Турции Юрия кинули в одну из камер «семибашенного замка», и просидел он в ней много лет.

Но в 1676 г. судьба Юрия вдруг изменилась, так как сторонник Турции гетман Правобережья Днепра Петр Дорошенко капитулировал и перешел на сторону русских. Случилось то, чего потерявший надежду узник совсем не ожидал. К нему в темницу явился посланник султана и объявил о поручении объединить казаков под власть Оттоманской империи. Юрий согласился, с титулом князя Сарматии он обосновался в местечке Немирове, недалеко от Брацлава, и умирял занятые турками Подольщину, Брацлавщину и Киевщину.

Это давалось нелегко, но Юрий собрал казаков, бывших соратников гетмана Дорошенко. В 1677–1679 гг. он участвовал с ними в Чигиринских походах турок. Правителем тех же областей Хмельницкий оставался и после Бахчисарайского мира 1680 г., по которому Россия признала права Турции на Подолию и Брацлавщину, но осенью того же года Юрий погиб. По одним данным, его судили по какому-то обвинению и казнили сами турки, а по другим — убили сичевики при их нападении на турок, строивших крепость в устье Днепра, где в это время оказался и Юрий.

Глава 9Разбой в водах Персии

Ныне еще известен народный шлягер, в котором пираты выплывают «на простор речной волны» с персидской княжной на борту. Впоследствии эту роковую женщину, дабы не нарушать морских обычаев, пришлось утопить. Помимо фольклорной песни, а также многих работ известных художников, поэтов и режиссеров, образ легендарного героя Степана Разина увековечила одна из марок пива с московским стрельцом на этикетке. Кроме этого образованные люди знают о том, что ватага Разина сожгла первый русский корабль «Орел» и громила караваны «москалей».

Однако колоритная фигура Разина лишь отражает сложную политическую картину Дона, сложившуюся после русской Смуты. Первое время царь Михаил Федорович проявлял лояльность, но вдруг решил религиозным влиянием русской православной церкви принудить казаков к покорности. На Дон пошли упреки патриарха Филарета и его угрозы отлучить за непослушание. В ответ на это, через 20–30 лет, донцы попытались освободиться от духовного диктата Москвы через обособление в старую веру, упраздненную патриархом Никоном.

Большинство казаков не приняло его церковные реформы. Протест против них частично проявился в движении Разина, возглавившего Крестьянскую войну XVII в. Русские тогда восстали против крепостного гнета, усилившегося в 1649 г. «Уложением царя Алексея Михайловича», и этим воспользовались казаки для защиты своих прав.

Донец станицы Зимовейской С. Т. Разин родился в 1632 г. С юных лет отличался сметливостью, мудростью суждения и смелостью. Дважды ходил паломником в Соловецкий монастырь, о котором казаки тогда еще помнили как о тихом пристанище в годы погромов и изгнания с Дона.

Род Разиных издавна пользовался милостями Москвы, Степан Тимофеевич имел средства к богатой жизни и возможность продвижения на высшие ступени правящей элиты казаков. Однако для мятежного атамана этого оказалось мало. В жизни Дона настала эпоха роковых сдвигов.

Присоединив земли казаков «от Конотопа до Чигирина», Москва поставила на границе с Крымом и Польшей полки запорожцев. После этого Войско Донское потеряло значение буферного государства и единственного оплота от мусульман. Эти перемены сулили вольному Дону большие осложнения. Казаки опасались могущества матушки Москвы, простиравшей свои длинные руки в сторону их маленькой республики.

Царь разделил донцов на реестровых (получавших жалованье за службу) и голутвенных, бряцавших саблями и тощими кошельками. Станичники опасались, что Тихому Дону не устоять перед чудовищной мощью матушки Москвы. Страсти распалял поток «новопришлых», устремившихся в низовья родной реки после передвижения границ далеко на юг и ликвидации службы казаков на прежних украйнах Москвы. Казаки понимали, что вскоре их ждет наплыв спесивых и жадных московских «начальных людей», уже создавших на Руси для народа нищенское и невыносимо рабское существование.

Покорение сулило и непрерывную «службу царскую» при полном обнищании семей.

Эти грозные тени, падающие на Дон с севера, мало беспокоили богатых южан, но над казаками верховья они висели гнетущей тучей. Еще большие опасения и ненависть к московскому режиму таилась в душах «голутвенных новоприходцев», только что избавившихся от голодной безработицы и ожидавших от Дона-батюшки богатых милостей. Казаков тревожила мысль, что им не избежать судьбы покорных и безответных холопов в том случае, если продвижение русских в Старое. Поле не удастся остановить. И, может быть, потому Разин возглавил сопротивление растущему могуществу Москвы.

В поддержке верховых казаков Степан Тимофеевич не сомневался, так как они ещё помнили о злоупотреблениях начальников станичной и городовой служб на украйнах Москвы. Надеялся Разин привлечь на свою сторону и крестьян Руси. Видимо, он пытался договориться и с недавно покорёнными народами Поволжья.

Не возбуждая подозрений о сокровенном, Разин начал готовить поход «за зипунами» для хозяйственного обзаведения тех казаков, которые дольше других задержались на окраинах северной соседки, обеднели и недавно возвратились на родной Дон. В начале 1667 г. верховые казаки избрали его походным атаманом.

Но добровольцев требовалось вооружить ружьями и фальконетами, к которым требовались порох и свинец. На струги — снасти, парусина, запасы продовольствия. Часть денег атаману кредитовали посадские люди Воронежа, вложившие свои средства в пиратский поход с надеждой на долю от награбленной добычи. Но этого оказалось мало, и казаки стали перехватывать караваны, идущие в Черкасск с припасами для казачьей столицы. Взвыла старшина. Пора было убираться с Дона, и поскорее.

В начале мая 1667 г. отряд Разина в 700 бойцов вышел в поход. По реке Иловле они поднялись на стругах и через речку Камышенку спустились в Волгу. Казачья флотилия внезапно обрушилась на Царицын.

Набитые товарами торговые ряды и трюмы судов стали наградой алчным ватагам. Не остановило взломщиков и то, что часть сундуков принадлежала Московской патриархии и царскому двору. В защиту государева добра вышли каратели, но казаки, разгромив их, миновали Астрахань и вышли в море.

Вдогонку бросилась флотилия «есаульных» стругов полковника Ружинского.

В июле 1667 г. Разин вошел в устье Яика, и казачий городок встал на его сторону. Донцы, усиленные судами яицких казаков, разбили преследователей, и Ружинский, с остатками своей эскадры, повернул к Астрахани.

Зимой 1667 г. казаки готовилась к походам: ремонтировали струги, оружие и запасались провиантом. К весне разведка донесла, что из Астрахани к лагерю идет отряд стрельцов. Воеводы, пока море сковано льдом, хотели разбить Разина на суше, но недооценили крутость атамана. В море еще плавал лед, но эскадра взяла курс к острову Чечень. В этой старинной базе терских казаков осетровую икру хлебали деревянными ложками, как уху. Пока отдыхали после трудного плавания и ждали тепла, подошли донцы атамана Сергея Кривого и привезли самое ценное — продовольствие. Объединенная флотилия насчитывала уже более 40 стругов и 2000 бойцов.

Есаульский струг.

Основные размерения 17,0 х 4,2 х 0,8 м. Грузоподъемность 25–30 человек с необходимыми запасами, холодным и легким стрелковым оружием. Реконструкция И. И. Черникова

В конце марта 1668 г. казаки пошли к западным берегам Каспия. В устьях Волги, Кумы и Терека их ожидало пополнение. Возросший до 6000 бойцов отряд взял курс на юг, к берегам Персии.

В мае 1668 г. разинцы разграбили Дербент и, разорив предместья Баку, облюбовали в его окрестностях остров Жилой, на котором разбили лагерь и совершали отсюда набеги на побережье. Торговая жизнь на море и побережье замерла.

Адмирал Мамед-хан клялся Аллахом и собственной бородой, обещая своему владыке покарать неверных! Бросить голову Разина к ногам шаха! Собрав большие силы, он подкараулил казаков у города Решта. И Разину пришлось уйти. Его потери в неудачном бою составили более 400 человек убитыми. Обозленные казаки целиком выжгли портовые города Ферахабад и Астрабад. Морская война шла с переменным успехом, и конца ей не виделось.

Неумолимо и грозно надвигалась зима. Требовалось дать отдых экипажам, починить потрепанные штормами и боями струги, запастись продовольствием. Но казаки бороздили воды чужого моря, как табор цыган, не находя себе убежища. Наконец, укрепили городок на полуострове Мианкал — в юго-восточном углу Каспия. Эту унылую и скудную базу избрали от безысходности, отдохнуть и спокойно отремонтироваться не давали частые стычки с персами. Потери от болезней и тягот жизни разинцы понесли больше, чем в боях.

Едва море вскрылось ото льда, казаки ушли к туркменским берегам. Но и там оказалось не легче. Изможденную зимовкой флотилию ждал боеспособный и свежий флот Персии. Разин приказал укрепиться на острове Свиной — у западного побережья Гиляна. На нем, по крайней мере, не опасались внезапной атаки с суши.

Летом 1669 г. шах повелел Мамед-хану не позже осени покончить с флотилией станичников. Мусульманский флотоводец имел все шансы на успех. Окрыляло воспоминание об удачном для него сражении у Решта. Лазутчики сообщали о трудностях казаков: у них — очень мало боеприпасов и обученных воинов, зато много раненых и больных. Во дворце шаха адмирал убеждал своего владыку в быстрой и неминуемой победе.

Июльский зной нещадно пек персидских матросов и канониров, прятавшихся в узкую тень повисших парусов. Штиль, море как зеркало. Мамед-хан опустил подзорную трубу. С борта флагмана он осматривал остров, у которого сгрудились, словно зайцы перед львом, струги казаков. Слава Аллаху, он услышал его молитвы! Нечестивые гяуры не успели скрыться от возмездия.

Под его флагом стояли в боевом порядке 50 судов. На них 3700 отборных воинов ислама, готовых для абордажного боя. Никто не устоит! Адмирал не сомневался в грядущей победе и даже позволил себе выполнить каприз любимой дочери, желавшей насладиться зрелищем истребления казаков. Но, на всякий случай, заботливый отец поместил ее на корабле, стоявшем подальше от острова. В грозном безмолвии флот Персии ждал только ветра, чтобы поднять паруса.

Атаман Разин также разглядывал неприятеля. 50 судов против его 40 стругов. Корабли персов имели весла, но их тяжелые и глубоко сидящие корпуса хуже маневрировали и медленно передвигались. По бортам стояли пушки, каждая из которых мощнее крошечных фальконетов казаков. Шансов нет, кроме одного, — Господь не оставит их и не пошлет врагам ветра. Атаман обернулся на строй своих стругов, на виду у всех перекрестился и крикнул: «С Богом!»

Налегая на весла, донцы обошли эскадру персов и атаковали ее с моря. Летели, сверкая веслами, струги, а маневрировать персы не могли. Мешали мели и скалы у острова, к побережью которого невольно прижимались их корабли. Персы, отчаянно пытаясь изменить строй, превратили его в свалку. Их корабельная артиллерия действовать не могла. И начался не бой, а хаос, не поединок, а резня.

Струги группами наваливались на один персидский корабль за другим, как свора псов на медведя. Осыпая врагов свинцом из ружей и ядрами из Фальконетов, казаки набрасывали на борта абордажные крюки и, высадившись, со страшным криком выхватывали сабли и ножи. Кровь захлестывала суда. Кто боялся рукопашной, прыгал за борт в воду. А в небо поднимались столбы дымов от подожженных казаками кораблей.

Мамед-хан в ужасе рвал свою бороду! Гяуры первым захватили корабль с его прекрасной дочкой. А он ничем, ничем не мог ей помочь! Пламя пожаров усилило жару, казалось, море превратилось в адово пекло. Ружейная пальба, треск сталкивающихся судов — все смешалось… Какая уж там дочь?! Вот-вот казачьи крюки вопьются в борт его флагмана и на палубу полезут отчаянные головорезы с саблями наголо. И он, Мамед-хан, может стать их пленником. Или покойником.

И тут посвежел, наконец, ветер. Уцелевшие 3 корабля персов, «отплевываясь» орудийными залпами от наседавших стругов, уходили в открытое море. Станичники отстали. За кормой флагманского корабля таял его гибнущий флот. Мамед-хан в отчаянии рыдал в свою черную бороду. Плакал не разбитый адмирал, а безутешный отец. Он мечтал только об одном — броситься в ноги шаху и умолять дать новый флот. Чтобы догнать, отбить, отомстить…

Победив, донцы потеряли 18 стругов, но захватили 47 кораблей персов с 33 орудиями. С улюлюканьем казаки сгоняли на берег сотни пленных. И еще один трофей. Персидская княжна!

Девушка, рыдая, встала на ноги. Степан Тимофеевич увидел ее тонкий стан, маленькую грудь, крутые бедра и волосы, скользившие по белоснежным плечам. И взглянули в сердце атамана ее огромные зеленые глаза.

Поход флотилии Разина стал выдающимся событием. Никогда ранее столь многочисленный отряд казаков не вламывался в воды Персии. Там станичники хозяйничали около года, «пошарпав» персов, в августе 1669 г. вернулись к устьям Волги с богатой добычей.

Воевода Астрахани, для которого походы казаков на Каспий уже стали обычным делом, принял отряд Разина пушечным салютом и пропустил его к Переволоке.

На Дону домовитые казаки разошлись, а 2000 новоприходцев, став на острове у Кагальницкого городка, укрепили его и заложили струги для нового похода.

Кагальницкий остров разделил Дон. Верховые станичники, признав Разина своим атаманом, не считаясь с просьбами и угрозами царя, готовили поход на Москву. В то же время Черкасск с войсковым атаманом Корнилой Яковлевым и частью низовых знатных казаков желали продолжать военное сотрудничество с царем, не вмешиваясь в его внутренние дела. Но, после удачного похода в Персию, авторитет Разина возрос и у низовой черкасы.

С Кагальницкого шли призывы к гетману Правобережья Днепра Дорошенко и к кошевому атаману Запорожья Ханенко. Так что к весне 1670 г. Разин, имея уже пятитысячное войско, без опаски наезжал в Черкасск и в марте, застав на круге царского посла Герасима Евдокимова, обвинил его: ты приехал де к нам лазутчиком (вот такое тогда бытовало мнение о московской дипломатии). Возмутившись, казаки посадили посла как шпиона «в куль да в воду». Атаману же Яковлеву его крестник Разин пригрозил той же участью.

Слухи об атамане Разине пошли широко. Передавали друг другу и что он призывал «итти на Русь против государевых неприятелей и изменников». Забавно, но и в те дивные времена особа помазанника Божьего, царя, для русских была вне подозрений, а за все несправедливости, как всегда, винили исполнителей власти, «оборотней в погонах», как поговаривали совсем недавно. Против них и разгоралась ненависть низов Руси и недавно покоренных народов.

В мае 1670 г. начался второй поход Разина на Волгу, более грозный для Москвы. Станичники пошли к Царицыну, взяли его и организовали казачью республику. Скоро та же участь постигла Камышин, Чёрный Яр и Астрахань. В начале июля казаки двинулись обратно в Царицын, оставив в Астрахани гарнизон атамана Василия Уса. В Царицыне Разин сообщил казакам о намерении идти на Москву, и круг постановил двигаться в глубь Руси по Волге, потому что в нижней части она «ныне стала их, казачья», а выше по течению проходила по землям сочувствующих инородцев, готовых к восстанию против Москвы. К тому же по воде было легче перевозить людей и грузы.

Табурет Степана Разина

Восстание охватило все Поволжье. Поднялись башкиры, татары, мордва, мари и другие народы. В захваченных городах и селах жителей объявляли вольными казаками, а власть передавалась кругу. Царских слуг, купцов, дворян казнили или бросали в тюрьму, их имущество дуванилось между казаками и местными. Разинцы развернули агитацию среди населения. Прокламации Разина Москва потом собирала пудовыми мешками по всей Руси, вплоть до Соловков.

Среди вождей восстания — атаманы Василий Ус, Федор Шелудяк, Сергей Кривой, Максим Нечай, крепостной Чирок и «старица Алена», руководившая 7000 крестьян.

Повстанцы расправлялись с помещиками, воеводами, громили монастыри, уничтожали документы, с особым рвением жгли «Уложение царя Алексея Михайловича».

Нужно отметить, что русские, во всем винившие воевод, бояр и прочих «оборотней в погонах», традиционно и безусловно верили царю. Поэтому в походах Разина за стругами следовала барка, обитая красным бархатом, на которой якобы ехал сын царя Алексея, в действительности незадолго перед этим умерший.

Двигаясь вверх по Волге, повстанцы пополнялись казаками, черемисами, мордвой, татарами, русскими и другими. Саратов, Самара сдались без боя, 4 сентября 1670 г. 20-тысячная орда разинцев подошла к Симбирску. Однако город держался стойко и дождался подкреплений из Москвы. Разбитые свежими полками Барятинского станичники сняли осаду и отступили. Многие из них попали в плен и погибли в руках палачей.

Огромные силы Москвы с трудом, но потопили восстание в крови. Разинцев казнили, истязали, сажали на кол, прибивали гвоздями к доскам, рубили на куски, отсекали руки. По свидетельству очевидцев, в Арзамасе, где шла главная расправа, казнили 11 000 человек.

Израненного Разина казаки увезли на Дон. Однако здесь он застал иные настроения. Если раньше планам Степана Тимофеевича сочувствовало большинство, то теперь при разбитом неудачнике осталась только небольшая группа приверженцев. Разин попробовал восстановить свое влияние: собрав остатки преданных людей, он пошел на Черкасск, но, получив отпор, вернулся в Кагальницкий уже как нарушитель порядка. Этим воспользовались сторонники мирного сожительства с Москвой, и 14 апреля 1671 г. донской атаман Корнила Яковлев повел станичников на малочисленные силы своего крестника. Ворвавшись в городок, перебили многих его защитников, а самого Разина схватили и заковали в тяжёлые цепи. Скоро его отправили в Москву вместе с братом Фролом. Так впервые казаки нарушили древний закон: «С Дона выдачи нет!»

В Москве на допросах братьев Разиных истязали изощрёнными пытками, и 6 июля Степана и Фрола казнили на лобном месте четвертованием. Но само восстание Москва победила далеко не сразу.

Русские не поддержали Разина достаточно дружно и не стремились пробиться к войску атамана. Главными союзниками Степана Тимофеевича стали инородцы: чуваши, мордва, татары, а также слободские и городовые казаки Донца, Тамбова, Саранска и Ломова. О том же свидетельствуют незначительные размеры войска Разина под Симбирском (всего 20 000 человек).

Русская православная церковь предала мятежного атамана анафеме, и цепи Разина висели тяжким напоминанием в притворах черкасского собора. Но осталось преклонение перед мощью его духа, не сломленного жестокими пытками, и память о его самоотверженном служении интересам казаков: «Все мы Разина порода, ермаковская семья», — так еще совсем недавно говорили станичники. Однако сейчас русские помнят о нем больше. Много поволжских преданий связано с Разиным, ему посвящены книги, фильмы и песни, его считал итакже одним из первых в России революционеров. В 1919 г. на месте казни Степана Тимофеевича большевики поставили ему гипсовый памятник. Кроме того, самый мощный артиллерийский корабль их Волжской флотилии «Атаман Разин» со всей пролетарской ненавистью громил казаков под Царицыном.

Однако русский фольклор исказил образ казака. Разин совсем не поводырь босяков или восставших крестьян, как его часто изображают, а вождь, идеолог казаков в их борьбе за человеческое достоинство и права.

Степан Тимофеевич оказался недальновидным политиком, но для этого дерзкого и выдающегося военачальника совсем не подходит кличка Стенька, как его называют русские.[14] Голландец Ян Стрейс, очевидец пребывания Разина в Астрахани, пишет так: «Это был высокий и степенный мужчина крепкого сложения с правильными чертами гордого лица. Он держался скромно и с большим достоинством».

Некоторые русские, следуя традициям Москвы, представляют Разина как безжалостного убийцу, а это совсем не отвечает истине. Время было суровое, борьба жестокая, но нет оснований изображать атамана как кровожадного зверя. Его карающая десница не падала на всех дворян без разбора: наказывались только открытые враги и виноватые. Кроме того, все поступки Степана Тимофеевича направлялись волей кругов, причем и в казнях, и в миловании первое слово принадлежало этому народному собранию. Нужно также понимать национальные особенности московского правосудия, когда проигравший платит все. Естественно, что на Разина списали многие преступления, которые он и не совершал. В частности, сейчас уже известно, что казаки не жгли знаменитый «Орел», просто команда с него разбежалась, и корабль несколько лет сиротливо и печально гнил в одном из протоков дельты Волги. Понятно, что за это преступление должны отвечать служивые. Но до Москвы далеко, и предусмотрительные воеводы многие последствия своей некомпетентности списали на Разина.

Теперь, когда время сгладило память о легендарном атамане, национальная история казаков хочет видеть в Степане Тимофеевиче борца за интересы Дона. Предполагается, что, лелея в душе планы освобождения, он просто не успел их осуществить, а главной целью его было ослабление могущественного соседа и укрепление государства казаков. Но бурный ход начатого им дела, помимо воли, увлек его далеко в сторону, заставил отдать много сил чужим интересам и привел к иным результатам.

Так же как участие казаков в Смуте, это вмешательство во внутренние дела Москвы не нашло поддержки во влиятельных кругах Всевеликого Войска Донского. Во всяком случае, ослабленный разногласиями Дон позволил сторонникам Москвы схватить и выдать Разина, не считаясь с древним правом убежища. А в 1671 г. донцам пришлось поневоле смириться и под присягой обещать царю больше не выступать против порядков Москвы. Казаков вынудили бороться с крамолой против царя, заговорщиков присылать в Москву и сношений с её врагами: поляками, татарами и немцами — не вести. Так батюшка Дон лишился суверенитета во внешней политике и одновременно старинного права «не выдавать с реки».

После этого Дон еще сохранял некоторую автономию, но уже не мог вести суверенную внешнюю политику и непосредственно сноситься с поляками, немцами и турками. Однако это часто нарушалось атаманами, до 1713 г. дипломатические отношения с Азовом и Крымом возобновлялись неоднократно.

Сюжет знаменитой картины художника Репина и народной песни не вымышлен. В морском сражении у острова Свиной казаки действительно захватили в плен дочь персидского адмирала Мамед-хана. Правда, остается гадать о её дальнейшей судьбе. Во всяком случае, когда в начале октября 1669 г. оставшиеся от некогда грозной флотилии 9 стругов вошли в родной Дон, красавицы княжны на них не было.

Сам же атаман Разин, предав корпоративные интересы правящей верхушки казаков, похоже, проиграл свое безнадежное дело. И вот теперь, в образе дородного детинушки, наряженного в кафтан московского стрельца, он красуется на этикетке одной из марок отечественного пива.

В заключение части следует сказать, что Иван Грозный, считавший своим кумиром султана Селима Свирепого, завершил создание русской монархии. Но героическая выносливость и самоотверженность его военных не могла искупить недостатки восточной деспотии. Поэтому все приобретения территорий лежали в пределах рухнувшей Золотой Орды. Опричнина создала в Московии армию, обреченную на поражение при встрече с войсками задворок Европы. Продвижение в Сибирь, как правило, шло частным порядком. Присоединение Украины говорит о слабости речных республик казаков, и свои суверенные права они смогли защитить только во время Смуты. Однако уже через 50 лет, станичники сохранили лишь куцую автономию от могущественной Москвы.

Часть III РОССИЯ МОЛОДАЯ