Трагические события русской Смуты и восстания атамана Разина привели к реформам Петра I, поломавшим образ жизни, прежде всего, правящей элиты Москвы, которую пришлось кардинально менять, вплоть до строительства в болотах чухны новой столицы — Санкт-Петербурга. Этим император развенчал Москву как виртуальный Третий Рим. Город святого Петра прямо указывал на амбиции новой Руси стать Великим Римом, а не самопровозглашенным вторым или, тем более, — третьим, равнозначным «седьмой воде на киселе».
Петр Великий, обладавший энциклопедическими знаниями и практически владевший основными технологиями тех лет, создал европейский флот и армию. При этом, если стрельцов, оставшихся как малоэффективное наследство Ивана Грозного, быстро и безболезненно реформировал в полки нового строя, то с казаками дело обстояло иначе. Хотя станичники и лишились многих своих суверенных прав, в том числе и своего древнего символа «Белый олень», в империи пришлось сохранить войска этих доблестных бойцов и даже увеличить их количество. В дальнейшем флот и казаки станут символом блистательного Петербурга XVIII–XIX вв.
Глава 1. Реформы Петра Великого
Во времена Петра I (1689–1725) на передний план вышел новый тип государя — легкого на подъем, работающего не покладая рук. Царь требовал от своих чиновников быстроты в мыслях и в поступках и службы без устали. Реформы Петра сломали образ жизни, прежде всего, элиты «святой» Руси, сторонники которой называли императора «борзым кобелем» и «рыскучим зверем», который «накудесил много в жизни сей, яко козел скача по холмам, ветер гоня».
Динамизм не стал идеалом элиты Москвы, с неотвратимым для неё воздаянием, — когда терялся смысл жить «с тяжким и звероподобным рвением», следовало «семь раз отмерить». Косность, приравненная к благообразию, благолепию и благочинию, приобрела негативный оттенок лишь в середине XVII в., когда поколебалась созерцательность привыкших «крепкую думу думати» бояр.
В Европу пришла эра национальных языков, и церковнославянское «красноречие» — эта своеобразная «латынь» православной Руси, Украины и Белоруссии — уступило место русскому языку. Петр ввел гражданский шрифт, требовал «писать как в приказах», то есть простой речью, и тем самым внес глубокое культурное расслоение и двуязычие — автономную жизнь кириллицы для церковных книг и гражданского шрифта для государственных нужд. Великороссы Петра третировали язык Москвы, объявив его устарелым и негодным. Царь требовал от своих подчиненных не «высоких слов словенских», но простого языка, ограничил влияние церковнославянской стилистики на светскую, так как отказ от косности мышления требовал ухода и от шаблонных слов.
Однако достичь уровня Европы, по мнению Петра, надлежало не только разговорами, но и производством вещей. В это время Россия строила флот, библиотеки, общедоступный театр, Кунсткамеру и Академию наук, парки и новую столицу. Эта модернизированная цивилизация Руси производила новые одежды, манеры, новый стиль общения и парковую скульптуру. В иерархии культуры слово уступило место вещи. Ранее слово являлось знаменем Москвы. А Кунсткамера, показывавшая реальный мир монстров и курьезных вещей, стала знаменем Петербурга.
В середине декабря 1699 г. (7208-го по привычному для Москвы счету от Сотворения мира) Петр издал указ о перемене календаря, что имело прямое отношение к европеизации Руси, календарь России приблизился к западному. Однако некоторая обособленность осталась, так как император, как известно, принял юлианский календарь, а в Европе с XVI в. действовал григорианский. В канун этого состоялось знаменитое острижение бород и переодевание дворянства в платье Европы.
Среди военных, административных и прочих реформ Петра была и «реформа веселья». Остатки «святой» Руси эту акцию переживали болезненно. Просветитель России старался отменить, искоренить нелепые старинные обычаи и обряды.
До Петра в культуре Руси скоморошество отождествлялось с публичным смехом и весельем. Православие запрещало смех и веселье, что являлось сильной и устойчивой традицией. Фантазия ортодоксов рисовала ад как место, где грешники «воют в прискорбии», а их стоны перекрываются раскатами хохота дьявола. Поэтому в XVI в. скоморошество подвергалось прямым, регулярным, жестоким репрессиям русской православной церкви и светской власти. Вместе с тем в глазах простого мирянина и причетчика скоморохи совсем не выглядели нехристями. В сознании народа скоморох конкурировал с попом, что ярко показано в пословице «Бог создал попа, а бес скомороха». Занятия священников и скоморохов враждебны. Поп владеет церковнославянским «красноречием», скоморох же — просторечным языком. Задача попа — побуждать паству к слезам, потому что слезы и покаяние необходимы для спасения души. Скоморох заботится о телесном благополучии, о плодовитости человеческого племени и плодородии земли.
Побывав в Голландии и Англии, Петр оценил удобства иметь подчиненную государству церковь. В связи с этим его «шумство» и «скоморошество» следует рассматривать как культурную акцию. Полемический и сатирико-пародийный аспект всешутейского собора связан, прежде всего, с моральным уничтожением патриаршества, и всешутейский собор следует рассматривать как штрих в картине подавления русской православной церкви государем самодержцем.
В 1721 г. царь упразднил патриарха и учредил Синод, члены которого вплоть до начала XX в. приносили присягу императору, который фактически стал патриархом. Русская православная церковь же стала церковью чиновников, «коллегий» и, как справедливо отмечал в своих работах академик А. Н. Панченко, — доносчиков, ибо государство предписывало и санкционировало нарушение тайны исповеди. Так император сломил сопротивление «диссидентов» из среды боярской и святой Руси и укрепил вертикаль власти.
Реформа летоисчисления и титул императора, благословленный папой римским, произведя ошеломляющее впечатление на русских, легли в основу легенды о Петре-антихристе. Легенду эту нельзя считать только порождением исключительно староверов, она — плод размышлений русского мужика.
Примечательно, но, создавая в степях Оренбуржья недолговечное свое царство, казак Пугачев переименовал несколько станиц и слобод. Здесь была своя Москва, но не было Петербурга. Это — ностальгия о республике на Дону, еще существовавшей при Иване Грозном, но окончательно уничтоженной Петром.
Для строительства столицы император выбрал не лучшее место, оно и понятно, все «теплые» земли уже давно заняли шведы. Вместе с этим река Нева обеспечивала транспорт грузов из глубины России в Европу. Волга — становой хребет русской экономики, основная магистраль тех лет для перевозки грузов.
Однако средства транспорта уже не удовлетворяли потребностей производства. Центр тяжести экономической политики Петр I сосредоточил на насаждении мануфактур, промыслов, расширении торговли. Это вызвало быстрый рост водных перевозок и большой подъем в речном судостроении. С выходом России на Балтику и с перемещением центра экономики страны на запад больше всего транспорт развился на реке Волге и Вышневолоцком водном пути. Сооруженный в 1703–1708 гг. и реконструированный в 1719–1722 гг., он сыграл большую роль в развитии Петербурга и в торговле России с Западом на протяжении всего XVIII и большей части XIX в.
Энергичное вмешательство Петра I (обладавшего энциклопедическими знаниями и владевшего основными технологиями тех лет) в судостроение дало толчок к прогрессу постройки и совершенствованию конструкции различных типов кораблей.
В своих многочисленных указах император дотошно и с большой любовью описывал технологию постройки судов. Важность неукоснительного выполнения указов подчеркивалась характерными для неограниченной власти феодала предупреждениями типа: «Учинена будет смертная казнь без всякие пощады».
Несмотря на строгость законов, Петербург часто был не в состоянии менять привычные технологии постройки судов. Из-за кабальных отношений между крепостными и предпринимателями инновации воспринимались с трудом, так как, при дешевой рабочей силе, заинтересованности в них не было.
Глава 2. Покорение Дона
Границы империи Петр Великий расширил значительно, и об этом можно много говорить. Однако при этом забывают упомянуть одну из земель — Дон, который в это время окончательно лишился своего суверенитета.
Пока в Петербурге внедряли передовые технологии, на Дону поднял бунт сотник К. А. Булавин. К началу XVIII в. Подонье уже окружала укрепленная линия от Астрахани до Бахмута. Заняв Азов и построив Таганрог, Россия замкнула полное окружение. Мало считавшийся со средствами, деятельный император Петр I решил покорить Дон.
Один из известных борцов за казачью независимость Булавин родился 6 июня 1671 г. в городке Трехизбянском на Донце. Некоторые сведения о нем дает русская историческая литература, сообщая, что якобы в 1696 г., штурмуя Азов с войсками царя Петра I, Кондратий Афанасьевич первым ворвался в крепость со своей сотней. Но в документах его имя встречается лишь с 1705 г., когда атаман Бахмутского городка К. А. Булавин защищал соляные промыслы казаков, которые царь пожаловал Изюмскому слободскому полку. Для прекращения вооруженных столкновений между старыми хозяевами и новыми претендентами Петр I принял соломоново решение, приказав отписать соляные прииски на самого себя. Однако казаки не захотели уступать варницы могущественному северному соседу, взяли присланного для описи дьяка под стражу и донесли об этом кругу. Войсковые старшины освободили дьяка из-под ареста. Однако даже эти блюстители древних прав казаков, хотя сопротивление царю сулило много бед, тоже не пустили Горчакова на соляные промыслы.
Так Булавин стал предводителем повстанцев и, связавшись с Астраханью, Запорожьем и Тереком, заручился обещанием их казаков поддержать донцов в случае нужды. Угрозу, уже 50 лет надвигавшуюся с севера, хорошо понимали все станичники и стремились избежать закабаления вольных республик казаков, но многие из них не верили в успешность вооруженного сопротивления.
В то время на Дону боролись две группировки. Из них верховые казаки и новоприходцы готовились оказать отчаянное сопротивление силе, наступающей с севера, но партия низовых стояла за соглашения и уступки. Станичники Нижнего Дона к этому времени уже изживали свои боевые качества, из бойцов превращаясь в домовитых хозяев, строивших свое благополучие не на сомнительной боевой добыче, а на деловых расчетах и непрерывном труде скотоводов и рыбаков. Таким становилось все первоначальное население края. Казаки-старожилы основали республику в условиях постоянной борьбы с турками и почти непрерывного союза с Москвой. Проживая вдали от границ Руси, станичники Нижнего Дона о печальней судьбе простых русских знали только по слухам.
Казакам, ранее заключавшим договоры с царями, хотелось верить, что слово этих помазанников Божьих не пустой звук, а отношения с православной династией, в худшем случае, выльются лишь в формы своеобразной персональной унии. Где-то на высокой Москве — общий с русскими монарх, а на Дону — вольная воля, жизнь по древним обычаям, «как деды и отцы положили». Поэтому станичники, желавшие мира без постоянных тревог, видели в новоприходцах только лишние хлопоты и осложнения.
Низовые станичники смотрели на верховых свысока, так как многие из них не спешили в свое время возвратиться на родной Дон, а приходили на его берега, только потеряв службу на украйнах Москвы. Низовые считали себя выше не потому, что были богаче голутвенных, а потому, что они без них освоили казачьи земли кровью своих отцов, их вековыми боевыми трудами. Вместе с тем низовые видели в верховых своих братьев по крови. Поэтому войсковые круги не препятствовали новоприходцам основывать поселения и выделяли под их юрты свободные земли.
Всех казаков возмущали попытки Москвы наложить руку на дела Дона, но бесцеремонность и хамство русских, воевод касались больше жителей Северского Донца и Верхнего Дона. Еще совсем недавно большая часть верховых казаков служила царю московскому. Теперь же, когда границы Руси отодвинулись далеко на запад и на юг, станичникам, в качестве безработных воинов пограничья, пришлось познать московские социальные отношения во всех подробностях. Убегая от голода и закабаления, казаки прибывали на Дон семьями, одиночками и даже станицами. Озлобленные нищетой, тяжелой эксплуатацией, церковными и социальными реформами, унижениями со стороны московских начальников, верховые казаки стали самыми преданными соратниками Булавина.
Но Петр I, хорошо знавший о настроениях казаков, не собирался считаться ни с их правами и обычаями, ни с договорами своих предков. И в 1707 г. на Дон двинулся крупный отряд карателей князя Юрия Долгорукова с поручением выловить всех новоприходцев, не проживших там 20 лет, и отправить их на старые места или по новостройкам империи.
Войсковой атаман Лукьян Максимов не посмел протестовать против этого вторжения на казачьи земли и позволил Долгорукову пройтись по городкам для розыска подданных русского царя. Уверенные в своей безнаказанности, сам князь и его подчиненные с большим пристрастием стали наводить здесь новые порядки.
В письме на Кубань казаки подробно сообщили своим собратьям староверам о зверствах русских войск. Помимо ставшей уже банальной стрижки бород и усов, станичников принуждали «и веру христианскую переменять. И как он, князь со старшинами, для розыску и высылки русских людей поехали по Дону и по всем рекам послали от себя начальных людей, а сам он, князь с нашим старшиною, с Ефремом Петровым со товарищи, многолюдством погнали по Северному Донцу, по городкам, и они, князь со старшинами, будучи в городках, и многих старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцев по деревьям вешали, и многие станицы огнем выжгли, также женска полу и девичья брали к себе для блудного помышления на постели, и часовни все со святыней выжгли».
Понятно, что это вызвало всеобщее возмущение, и ночью 9 октября 1707 г. Булавин со своими сторонниками напали на русских, стоявших в Шульгинском городке. Казаки порубали князя Долгорукова и всех бывших с ним «сотоварищей». Но взрыв негодования переполошил донскую элиту. Войсковой атаман Максимов пошел на восставших, разбил их отряд и заставил Булавина уйти в Запорожье. Здесь в течение зимы мятежный атаман, после переговоров с днепровцами, продумал план дальнейшей борьбы. Заручившись поддержкой запорожцев, весной 1708 г. он, с 1500 казаками, появился на Хопре.
Из станицы Пристанской Булавин разослал призывы к «старым лучшим казакам» собраться к нему на круг. Кондратий Афанасьевич напомнил станичникам славе их дедов и отцов, создавших республику казаков Старого Поля. «И со всех рек казаки к нему съезжались, и пошли с ним, с Кондратием Афанасьевичем, и всем походным войском к Черкасскому». Попытки русских войск и артиллерии остановить станичников в степи у Перекопской станицы закончились тем, что казаки, калмыки и татары разбили карателей, а их «казну, 8 тысяч денег, отбили и между себя подуванили». Затем, 28 апреля победители подошли к Черкасску. Булавину не пришлось его брать силой, так как 1 мая гарнизон казачьей столицы перешел на его сторону. Затем собрался «всех рек казаки и все Войско Донское, Войсковой Круг», приговоривший всех неправедных старшин своих за их преступления к смерти. После этого «всеми реками атаманы-молодцы выбрали войском войскового атамана Кондратия Афанасьевича Булавина».
Но к этому времени на Дон уже двигалась 32-тысячная армия князя В. Долгорукова, родного брата покойника Юрия. Став законным атаманом, Булавин послал царю Петру и в Посольский приказ грамоты-отписки. В Них он сообщал о постановлениях круга и просил остановить движение русских войск. «А собрались мы не на войну, — писал Кондратий Афанасьевич, — только для утверждения, чтобы у нас в Войску Донском было по-прежнему, как было при дедах и отцах наших». Далее атаман предупреждал, что если русские начнут разорять городки, то против них пойдут донцы, кубанцы и конники ачуевского паши Хосяна.
Отписки не помогли. Царские полки наступали с севера и запада, от Волги угрожали калмыки хана Аюки, на южных тылах висела крепость Азов с сильным русским гарнизоном. Войско Булавина не превышало 30 000 бойцов, слабо снабженных и разбросанных по границам. Не хватало оружия и боеприпасов. А в глубоком тылу таились люди слабого духа и прямые изменники. Несмотря на это повстанцы подступили к Саратову, заняли Царицын и громили противника на Донце. Однако скоро казаков стали теснить со всех сторон.
К борьбе с Москвой Дон был не готов ни стратегически, ни психологически, так как 200 лет все внимание казаков занимал турецкий юг. Помогая московским царям, этим православным монархам и своим виртуальным покровителям, станичники, способствуя расширению их власти, оказались в полной изоляции. Борясь за чужие интересы, казаки потеряли всех друзей и союзников. Не оказал помощи даже единокровный Запорожский Низ. Хотя казаки Гетманщины и слобожане также лелеяли мечты об утерянной независимости, но и они оказались в лагере противников.
Поэтому 2 июля 1708 г. русская армия разбила повстанцев под Тором на Донце и, преодолевая сопротивление булавинцев, продвигалась вниз по Дону. Соглашатели ликовали. Упадническая пропаганда противников борьбы за казачью волю ослабляла дух. Неудачное нападение на Азов решило исход борьбы и судьбу атамана. Долгоруков приближался к Черкасску, и в лагере Булавина царило уныние. Малодушные готовились примкнуть к заговорщикам, во главе которых тайно стоял Илья Зерщиков, один на старшин Булавина. 7 июля они попробовали взять атамана живым, но тот укрылся в крепких стенах каменного дома. С ним оставалось лишь 50 преданных делу людей, защищавшихся, пока хватало сил. Когда же противники уже готовились ворваться в их убежище, Булавин застрелился из пистолета. Предание говорит, что с ним вместе покончила жизнь его дочь Галина, заколовшая себя кинжалом.
Булавинское восстание, которое так и не удалось довести до победного конца, вошло в историю как одна из многих неудачных попыток воплощения идеи казачьей независимости. С поражением Кондратия Афанасьевича закончилась эпоха постепенного покорения Дона, началась жестокая месть повстанцам и внедрение на земле казаков русских порядков.
Петр I раздавив восстание булавинцев, разоружил их, зверски расправился, отменил право выбирать атаманов и решать дела всенародным собранием кругов и в 1721 г. передал управление казачьими делами из Посольского приказа в Военную Коллегию.
Окруженный со всех сторон русскими войсками Дон потерял миллион гектаров земли Казачьего Присуда, но полностью еще не покорился.
Так империя не только приобрела плодородные земли, но и лишила казаков Дона их древнего суверенитета. Казачья республика, хотя и выпадала из общего ряда феодальных государств, где во главе стояли князья, ханы, цари, короли, но суверенный народ сам правил и выбирал правителей даже во времена ханов Золотой Орды и Ивана Грозного. Древняя республика просуществовала до XVIII в., когда, несмотря на упорное сопротивление казаков, Петр I присоединил её к России.
Глава 3. Украина пытается уйти к шведам
Но и запорожцы, также мечтавшие о возрождении своих вольностей, против монаршей воли Петра I ничего не смогли поделать. На Днепре заговор зрел на самой вершине вертикали власти казаков.
Гетман его царского величества Войска Запорожского Иван Степанович Мазепа (1640–1709) с 1687 по 1708 г. правил станичниками как наместник Петра I. Потомок древнего рода казачьих племенных старейшин, с наследным титулом князя еще со времен Орды, он известен также как Мазепа-Колядинский. То есть один из его предков, служа на границах Великого княжества Литовского, получил шляхетские права знатного литовского рода Колядинских.
Блестяще образованный гетман говорил по-немецки и по-латыни, а его перу приписывают многие казачьи песни. Благодаря знатности, богатству, образованию и красоте юный Мазепа служил пажом при дворе короля Яна Казимира. Школу придворной жизни прервала какая-то любовная интрига, и возмужавшему Мазепе пришлось покинуть Варшаву.
Двадцати трех лет отроду он начал новую жизнь в ставке гетмана Правобережья, Чигиринского полковника Дорошенко Петра Дорофеевича и 10 лет служил генеральным писарем. Будучи врагом и Польши, и России, Дорошенко вначале опирался на помощь хана Крыма, затем принял покровительство султана. В 1666 г. войска Турции вторглись в Подолье, угрожая южным украйнам Речи Посполитой, и, по Бучачскому миру 1672 г., Польша отказалась в пользу казаков от южной Киевщины и Побужья с городом Брацлавом. Однако война с Москвой окончилась печально, гетман, после ряда неудач, в 1676 г. попал в плен и вскоре умер.
Предвидя его падение, Мазепа заблаговременно перешел к гетману московского Левобережья Ивану Самойловичу на пост генерального есаула. Опутав своего нового начальника интригами и клеветой, помог командующему русскими войсками В. В. Голицыну оправдаться перед царевной Софьей в неудачах своего похода на Крым и свалить всю вину на казаков. Самойловича арестовали и отослали в Москву, а при выборах нового гетмана благодарный князь помог ему смирить противников штыками русских полков, заняв с боем резиденцию в Батурине.
На посту гетмана бывший польский царедворец медоточивыми речами завоевал симпатии царя Петра I. Лесть делала свое дело: Мазепа стал доверенным императора и почти неограниченным правителем Гетманщины, которую в русских актах стали называть Малой Россией. Гетман обрел несметные богатства и подчеркнуто показывал свою верность православию, опровергая слухи, что он «лях и католик». Строил церкви и духовные школы, делал щедрые вклады в монастыри.
Этот удельный владыка окружил себя покорными старшинами, которым раздавал крупные имения вместе с населением сел и слобод. Но массы казаков от его бессменного правления не обрели никаких выгод, хотя в общественной структуре Гетманщины многие станичники могли занять место изгнанной польской шляхты.
Официально защищая интересы русских, Мазепа тайно мечтал освободить казаков, единокровного ему народа, имевшего древнее право на свою землю. Он еще молчал, но каждого предполагаемого противника сметал со своего пути, часто при помощи самого Петра. Царю доносили о тайных замыслах гетмана, но тот не верил. Доносчиков, генерального судью Кочубея и полтавского полковника Искру, император отдал на расправу самому Мазепе, и они сложили головы на плахе.
Сейчас трудно сказать, что двигало этим интриганом, но Мазепа выдал России атамана Днепровского Правобережья Семена Палия, славного удачными набегами в Таврию и захватившего крымского хана Осман Гирея. В 1701 г. Палий поднял восстание против польских магнатов, пытавшихся поработить казаков. Гетман по приказу императора Петра I заманил его к себе в Левобережье и передал русскому воеводе. В 1704 г. Палий сослан в Енисейск и возвращен из Сибири только после измены Мазепы. Потомки Палия заслужили в России титул графа.
Между тем гетман вел тайные переговоры с королем Швеции. Он верил в гений Карла XII и обещанию помочь при создании независимой казачьей Земли. Но, когда на Россию двинулись войска Швеции и Мазепа открыто перешел на сторону короля, под его знамена встали только некоторые полки. Казаки не поддержали гетмана-интригана и остались по домам. Что уж говорить об украинских и белорусских крестьянах. Русские взяли штурмом Батурин и принудили духовенство провозгласить анафему гетману и всем его сторонникам. Так тайно задуманное и слабо подготовленное дело стало политической авантюрой.
Карл XII не получил от казаков серьезной помощи. После поражения под Полтавой 27 июня 1709 г. гетман с приверженцами и раненым королем ушел в Турцию, где вскоре умер.
Личность Мазепы историки оценивают по-разному. Русские считают его подлым изменником, украинцы — своим героем и патриотом. При этом не принимают в расчет, что замыслы гетмана касались одних казаков и выражали их древние чаяния, проявившиеся ранее в Польско-казачьих войнах, в политике Богдана Хмельницкого и его сына Юрия, гетманов Выговского, Дорошенко и даже в статьях Переяславского договора, по которым русские цари получали только часть суверенных прав в Казачьем (Черкасском) крае. За те же идеалы боролись простодушные донцы атамана Булавина.
Но Мазепа хотел только освобождения земли запорожцев и не стремился изменить к лучшему участь других жителей своей страны. Значит, его нельзя считать вождем украинцев.
Что касается упреков в измене и двуличии, то и в наше время борьба за национальное освобождение изменой не считается, а рыцарская откровенность в политике мало когда применялась. Московские цари не отличались прямодушием даже в обыденной политической жизни.[15]
Участие в разгроме Булавина создало гетману дурную славу и на Дону, где имя Мазепы было бранным словом.
Глава 4. Казаки уходят в Турцию
Не все казаки мирились с установленными порядками, и часть из них, желая жить по древним обычаям и понимая бесперспективность вооруженной борьбы, предпочли эмиграцию.
Самым выдающимся сподвижником атамана Булавина в его борьбе за независимость Дона стал казак Игнат Некрасов, казнивший захваченных в Черкасске старшин — сторонников Москвы.
Некрасов защищал Дон со стороны Волги и 26 мая 1708 г. осадил Саратов, но калмыки, скопившись у него в тылу, принудили казаков отойти на юг. Но 17 июня Некрасов занял Царицын, оставил там свой гарнизон и пошел на Дон, в Голубинский городок. По дороге, узнав о гибели Булавина, он возглавил повстанцев: собирал в районе Паншина отряды, руководил боевыми операциями, но, после ряда поражений, в сентябре 1708 г. ушел за турецкую границу на Кубань.
С ним вместе пришло около 8000 донцов с семьями, которые вначале обосновались на Таманском полуострове, где построили три городка: Блудилинский, Голубинский и Чирявский.
Поселившись здесь, Некрасов не порвал связи с залитым кровью Доном, громил русские украйны, посылал к казакам лазутчиков с призывом не смиряться, восставать или уходить к нему на Кубань. Но и сами повстанцы не раз терпели от вторжения русских. Казаков мятежного атамана называли некрасовцами, и это имя дошло до наших дней.
Некрасов оставался их бессменным выборным атаманом до самой смерти, то есть до осени 1737 г., пользовался большим авторитетом и составил для общины правовой кодекс — «Заветы Игната». Писаный свод некрасовцы утеряли, но еще в начале XX в. пользовались по памяти «Заветами», отражавшими общеказачье обычное право, соблюдавшееся и другими станичниками до окончательного вытеснения его русскими законами. В XX в. этнографы записали с устных пересказов свыше 170 статей оригинального свода законов казаков.
Абсолютной властью обладало народное собрание — круг, который также судил правонарушителей. Круги избирали ежегодно атаманов, как исполнителей общественной воли. Контролировал действия атаманов круг, который мог не только сменять их до срока, но и привлечь к ответу.
«Заветы» запрещали родниться с турками. Каждый работал и знал ремесло, но никто из некрасовцев не мог пользоваться трудом соплеменника для личного обогащения. Третья часть заработка сдавалась в казну войска, которая расходовалась на церковь, школы, оружие, помощь немощным, престарелым, вдовам и сиротам.
Совершеннолетие казака наступало в восемнадцать лет, после чего он имел все права, участвовал в собраниях круга и в военных действиях. Командные должности занимали только после тридцати лет, а на посты войскового и походного атаманов выбирали лишь с пятидесяти лет.
Запрещались производство, продажа и распитие хмельных напитков, за непочитание старших пороли, за непослушание родителям наказывали батогами. Главой семьи считался муж и отец, но, по жалобе жены, круг мог наказать мужа и даже постановить развод. Разврат и насилие над женщиной наказывались немилосердной поркой, но за измену мужу виновницу зарывали в земле по шею или сажали «в куль да в воду»; такое же наказание устанавливалось для убийц. Изменники подлежали смертной казни. После изгнания с круга провинившийся считался вне закона, и каждый мог его убить.
В духовной жизни «Заветы» придерживались старой веры, никонианское и греческое духовенство к службе в станицах не допускалось. Священники, не выполняющие волю Круга, считались еретиками и изгонялись. За богохульство убивали, блажных и безумных не наказывали, помощь равным оказывали тайно, чтобы о ней никто не знал. Помогать явно мог только круг. Нищим разрешалось подавать открыто, но обязательно тот же хлеб, что и сам ешь.
Если круг, наказав провинившегося, снимал с него позорное пятно, тогда больше никто не мог стыдить отбытым наказанием.
Продвижение русских в Приазовье заставило подумать о спокойном месте поселения. С разрешения султана в 1741 г. большинство казаков переселилось в Добруджу на Дунае, а остальные, задержавшись сначала на левом берегу Кубани, через 40 лет последовали за первопроходцами к устьям Дуная. Здесь они основали селения: Большие Дунавцы, Сары Кей, Славу Черкасскую, Журиловку, Некрасовку и другие. В 1775 г., после разгрома русскими Низовой Сичевой республики, там же появились днепровцы. Те и другие старались занять лучшие рыболовные угодья, неоднократно сходились в вооруженных схватках. Поэтому через 10–15 лет некрасовцам вновь пришлось переселиться к берегам Эгейского моря в Энос или на озеро Майнос в Азиатской Турции, в 25 км от портового города Бандерма на Эгейском море.
Так, к началу XIX в. некрасовцы собрались в двух станицах — Майносской и Дунайской. Русский этнограф Ф. В. Тумилевич отмечал, что майносцы, живя замкнуто вдали от России, в чуждом окружении, сохранили древнюю культуру донцов и общественно-демократическое устройство их общин.
Казаки на Майносе жили в Бив-Эвле («селение из 1000 домов»), другое название— «Игнат-казаки». Неоднократно здесь случались эпидемии чумы. Кроме того, некрасовцы умирали от тропической лихорадки, так как жили на заболоченном месте,» и их число уменьшалось с каждым годом. Когда 18 ноября 1847 г. сюда приехал английский путешественник Мак-Фарлен, то на Майносе стояло только 300 домов.
Население Майноса несколько раз пополнялось переселенцами с Эноса, а потом — с Дуная. Страх перед чумой и холерой был настолько велик, что казаки обнесли селение стеной, запретив туркам и грекам посещать их. У ворот стены всегда дежурили вооруженные станичники.
Демократия общины Майноса, самоуправление, экономика, семья, быт, грамотность — все это обращало на себя внимание как иностранцев, так и русских, побывавших у них. Некрасовцы содержали 5 учителей, 2 священников, а сравнительно высокое их образование, трудолюбие, порядок, чистота жилищ славились по всей Турции. Казаки занимались, в основном, рыболовством, скотоводством и охотой.
Ловить рыбу станичники уходили 15 августа, на Успенье, и возвращались в апреле. Мужчины от 15 до 55 лет собирались ватагами по 18–25 человек во главе с «атаманком». Ловили рыбу в Мраморном, Черном, Эгейском, Средиземном морях и в озерах Турции.
«Атаманок» заключал договоры на лов и сдачу рыбы, следил за нравственным поведением членов артели, за их бытовыми нуждами, вел учет доходов. В конце сезона при участии всех рыбаков доход делился поровну. При возвращении на Майнос треть заработка отдавалось в войсковую казну.
За две недели до конца путины ватага посылала вестника на Майнос, который сообщал о дне возвращения артели. Все собирались в назначенный день в городе Бандерма. С Майноса приходили подводы для перевозки снастей, лодок, казаков. На подступах к Майносу рыбаков встречали атаман, старики, женщины. Встречали со знаменем Игната, стрельбой из ружей и пушечным салютом.
Общественное устройство Майноса, быт, семья, образование и нравственные устои определялись «Заветами». Этот кодекс обычного права казаков сохранил в памяти древние общинные отношения, забытые станичниками под властью Москвы.
Посетив Майнос в 1863 г., В. П. Иванов-Желудков поразился честности, царившей здесь. Атаман отвечал за проступки наравне с другими членами общины: «Что атамана можно высечь и секут, это не подлежит сомнению и вовсе не выходит из ряда обыденных событий майносской жизни. Точно так же кладут ничком и заставляют поклониться в землю и поблагодарить словами: «Спаси, Христос, что поучили!» Затем ему вручается булава, символ его власти, которую на время наказания отбирает какой-нибудь старик. Вручив булаву, все валятся атаману в ноги, вопя: «Прости Христа ради, господин атаман!» — «Бог простит! Бог простит!» — отвечает, почесываясь, избранник народный, и все входит в прежний порядок».
Некрасовцы хранили общинный строй и идеалы национально-политических свобод казаков, за которые боролись в рядах Булавина. Двуперстие, старая вера только вдохновляли в боях, но не служили основной целью движения. На Майносе религия оставалась лишь частью национальной идеологии. Поэтому их нужно считать национально-политической, а не религиозной эмиграцией. В общем, казаки в эмиграции истеричностью не отличались, ностальгией не маялись и «русской рулеткой» не баловались.
Несколько иначе выглядела община в Добрудже. «Дунаки», или «хохлы», как их называли, постепенно потеряли казачьи национальные черты и выродились в эмиграцию религиозную. Некрасовцы дунайской ветви принимали к себе всех уходивших из России старообрядцев (русских и украинских), которые впоследствии ассимилировались с позднейшими эмигрантами, утратили язык своих предков, обычаи, фольклор, предания, песни об Игнате и его «Заветы». Не потеряли только желания называться казаками.
Со временем майносцы стали различаться с дунаками и по религиозному обряду. В то время как первые отказались от духовенства и остались при своих начетчиках (так называемые беспоповцы), вторые стали принимать к себе духовных пастырей Белокриницкой или Австрийской иерархии. В начале XX в. часть дунаков переселилась из Румынии в Майнос. Но здесь они разместились отдельно и стали рыбаками, в то время как старые некрасовцы занимались земледелием, а на море выходили осенью. Особенной близости между теми и другими не возникло, хотя случались и смешанные браки. В начале XX в. среди дунаков распространилось «единоверие», и их причетники рукополагались в священники епископами Москвы.
Некрасовцы несли потери от эпидемий и малярии, так что через 200 лет их оказалось еще меньше, чем ушло с Дона.
В 1912 г. Петербург разрешил казакам возвращаться в Россию. Они просились на Дон, но их отправили на Кавказ, не позволив селиться севернее Кубани. К 1958 г. в СССР собралось 7200 душ обоего пола, из них майносцев 1200 человек. Именно они принесли с собой много интересного о старом языке, обычном праве и фольклоре донских казаков.
В 1963 г. из Турции в США тоже приехали 224 дунака и кубанца во главе с Тарасом Агафоновичем Атаманом из числа отказавшихся наотрез ехать в СССР.
Казаки-некрасовцы интересны тем, что сохранили идеалы национально-политических свобод, а их кодекс обычного права позволяет воссоздать древние общинные отношения, забытые под властью Москвы. Но самоизоляция станичников, несмотря на их профессиональные навыки рыбаков и скотоводов и высокий, по понятиям русских чиновников, уровень образования, привела к их вырождению. Отказавшись служить султану, община вымирала в тяжелой борьбе за выживание. Большего успеха добились албазинцы, которые, занимаясь только военным делом, процветали при дворе императора Китая.
Глава 5. Моряки в дальней украйне
После реформ Петра I Россия целеустремленно и комплексно стала осваивать Дальний Восток. Петербург интересовал проход из Архангельска в Тихий океан Северным Ледовитым океаном. Ранее считалось, что между Азией и Америкой пролива нет, и для выяснения этого пошла экспедиция капитана Беринга в составе лейтенанта Чирикова, ученых-геодезистов и 40 матросов. Затем к ним присоединились лейтенант Шпанберг, гардемарин Чаплин и еще 60 нижних чинов и мастеровых. Часть экспедиции во главе с Чириковым 24 января 1725 г. (за 4 дня до смерти Петра I) выехала из столицы в Вологду и здесь в начале февраля соединилась с Берингом. Отсюда отряд направился на восток и на сорок четвертый день пути прибыл в Тобольск.
В июне 1726 г. Беринг прибыл в Якутск, а 30 июня 1727 г. — в Охотск, проведя в пути почти 2,5 года. Пополнив запасы, экспедиция отправилась морем из Охотска в Большерецк, что на Камчатке. Отсюда 11 марта 1728 г. моряки сухим путем прибыли в Нижнекамчатск, где и построили палубный бот «Гавриил». Затем 13 июля Беринг с запасами для годового плавания вышел в море и направился на север.
Несмотря на туманы и бурное море, в 1728 г. экспедиции удалось найти пролив между Азией и Америкой. Пробыв более месяца в Чукотском море, моряки впервые исследовали и нанесли на карту северо-восточный берег Азии. Кроме того, Беринг открыл на востоке Камчатки остров, названный позже его именем. Перезимовав в Нижнекамчатске, Беринг построил второй бот «Фортуна» и, назначив на него Чирикова, 5 июня 1729 г. снова вышел в море с обоими судами. В 1729 г. экспедиция открыла морской путь из Тихого океана в Охотское море через 1-й Курильский пролив, нанесла на карту юго-восточное и юго-западное побережья Камчатки.
В 1730 г. Беринг вернулся в Петербург и через год был назначен начальником 2-й Камчатской экспедиции. Суда «Святой Петр» и «Святой Павел» построили только в 1740 г. После этого Беринг прошел морем на Камчатку. Выбрав удобную бухту, он заложил здесь порт «Петропавловская гавань» и 4 июня 1741 г. вышел в море. Первым увидел берега Америки Чириков 15 июля. Беринг увидел берег только 20 июля, это оказался остров Святого Ильи (Каяк).
Так в 1741 г. по пути от Америки к Камчатке Берингу удалось открыть часть Алеутских и Командорских островов. Именем Беринга назвали море в северной части Тихого океана, пролив, отделяющий Азию от Америки, ледник на Южной Аляске. Во время зимовки на одном из островов Алеутской гряды 8 декабря 1741 г. Беринг умер от цинги и похоронен на острове, названном его именем.
Этим окончилась 10-летняя экспедиция 1733–1743 гг., впервые описавшая Охотское море, Камчатку, Сибирь, западные берега Америки, Курильские и Алеутские острова и доказавшая существование «северного хода» в Тихий океан.
Из трудов Беринга географы Европы узнали впервые о существовании этого морского прохода, известного казакам еще за 80 лет до того.[16] Но канцелярия якутского воеводы свято хранила эту тайну, и Петр Великий сам не знал о нем, когда давал поручение идти исследовать восточные берега Сибири. Впрочем, плавая вдоль азиатских берегов, Беренг не приметил берегов Нового. Света и не знал в точности, где находится пролив. Долгое время даже сомневались, действительно ли он прошел в эти воды. Потребовалось исследование Кука в 1778 г., доказавшее, что пункты морского берега, снятые на карту Берингом на северо-востоке Азии, были именно те, которые находятся на берегах пролива его имени. С этого времени контуры Сибири стали известны в их главных чертах.
Затем в 1735 г. лейтенанты Прончищев и Лазиниус из Якутска на ладьях спустились вниз по течению Лены, исследовали её дельту и прошли вдоль берегов моря на восток и на запад от устьев реки. Прончищев посетил часть морских берегов на востоке от полуострова Таймыр и прошел далеко в Ледовитый океан. Но ему так и не удалось обогнуть земли между заливами Ленский и Енисейский, ладья, возвратившись в Якутск, принесла его труп.
Побережье между лиманами Оби и Енисея и западными берегами Таймырского полуострова с 1737 по 1739 г. обследовали Овцын и Минин.
Экспедиция лейтенанта Лаптева после крушения судна в 1739 г. далее продолжалась по суше, но ей удалось исследовать Таймырский полуостров и открыть мыс Челюскина, названного по имени неустрашимого штурмана, выпускника Морской академии, сопровождавшего Прончищева и Лаптева.
Глава 6. Империя времен Екатерины
Екатерина II (1762–1796) не являлась гением внешней политики и не внесла в неё какой-либо творческой идеи. Она, как и все правители тех лет, руководствовалась национальным эгоизмом и действовала обычными средствами дипломатии, а также убедительным красноречием русских штыков.
В начале правления Екатерины Россия легко могла выставить в поле 170 000 войско, а флот ее состоял из 12 линейных кораблей, 26 фрегатов, корветов и 40 галер. Самая необходимая для жизни государства потребность — солдаты — не стоили и половины того, что тратили на их содержание другие страны. Петербург довольно скоро стал уверенно держать в своих руках судьбы Европы.
Империя стала так страшна, что никто не мог рассчитывать на успех при нападении на нее, ибо требовалось пройти огромные пространства и все потерять. А в случае контрнаступления впереди в Европу двигались полчища казаков, башкир и калмыков. Эти кочевые орды хищников и поджигателей могли опустошить цветущие провинции, прежде чем регулярное русское войско вступит в них. Станичники наводили ужас именно своими рейдами по тылам противника. Боясь этого, соседи уклонялись от столкновений с Петербургом, смотревшим на союзы, заключенные с другими народами, как на покровительство, которым он удостаивал своих клиентов.[17]
Калмыки считались лучшими из всех нерегулярных войск. Казаки служили только для того, чтоб неприятеля беспрестанно тревожить, присматривать за ним и держать в страхе. Войсковой атаман, как правило, и сам не знал, много или мало станичников пойдет в поход. Среди казаков донцы считались лучшими по боевому искусству и храбрости. Всю надежду в то время они возлагали на предводителя своего, бригадира Ф. И. Краснощекова (1710–1764), которого считали колдуном.
В это время особенно выдвинулся сын захудалого смоленского дворянина генерал-фельдмаршал Потемкин Григорий Александрович (1739–1791). Фаворит Екатерины II стал наместником Новороссии, возникшей на казачьих и татарских землях, покорил Крым и основал Черноморский флот.
Как генерал-губернатор Новороссийский, Азовский и Астраханский, а также начальник всех иррегулярных войск, Потемкин жестоко расправился с яицкими и волгскими казаками, примкнувшими к восстанию Пугачева, уничтожил Низовую республику, земли ее присоединил к Новороссии, а часть запорожцев, переименованных в черноморцев, поселил в Приазовье.
На Дону он видел опору русской власти в классе старшин. Поэтому настоял на признании дворянских прав за ними наравне с русскими штаб-офицерами, а наиболее преданных награждал поместьями в Новороссии. Так, будущий донской атаман М. И. Платов получил от Потемкина в Херсонской губернии 9000, а его брат — 3000 десятин.
Указом императрицы от 15 февраля 1775 г. Потемкин ограничил власть атаманов и установил новые границы существовавшей с 1708 г. Азовской губернии, которая охватила земли Дона с трех сторон, отрезав от них часть северных станиц. Новые границы казачьих владений на Дону Екатерина II утвердила как земли, «коих владением казаки донские издревле пользовались».
Все перемены, как и напряженную царскую службу, донцы терпели безмолвно. И Потемкин не стал уничтожать Войско Донское по примеру Сичевой республики.
Нововведения Потемкина лишили казаков большинства их прав, и поэтому как величайшую милость они приняли указ нового императора Павла I не требовать на Дону выполнения «злоупотреблений и сделанных перемен князем Потемкиным».
Запорожцы, которые при Потемкине потеряли свою республику, презрительно называли его «Грицко нечёса».
Другим известным деятелем той эпохи был казак Безбородко Александр Андреевич (1742–1799). Этот сын генерального судьи Гетманщины стал высокопоставленным дипломатом и первым секретарем императрицы Екатерины II. Затем Павел I назначил его на пост государственного канцлера и за выдающиеся услуги возвел в достоинство светлейшего князя. Играя первую роль в сношениях России с Европой, Безбородко и от императора союзной Австро-Венгрии получил графский титул. Реформировал службу связи и учредил Почтовое ведомство России.
Глава 7. Украйны в огне
Во времена Екатерины Великой вспыхнуло восстание русских, казахов, башкир и казаков, предводитель которого донец станицы Зимовейской (Потемкинской) Пугачев Емельян Иванович родился в 1736 г. Во время Семилетней войны призванный на службу, Пугачев, отбыв очередь, вернулся домой на «льготу» в 1762 г. и женился на казачке станицы Есауловской Софье Дмитриевне Недюжиной. С 1769 г. снова в рядах русской армии, но в феврале 1771 г. отпущен по болезни. Лето провел в станице, а осенью назначен в очередь по охране границы у Бахмута. Но по болезни Пугачев воспользовался правом нанять за себя другого казака и возвратился к семье. Однако, окрепнув, ушел и скитался то на Куме-реке, то за Кубанью, между некрасовцами и горцами, то в Польше. Сохранился живописный текст «пашпорта», в котором Пугачев упомянут раскольником. В то время этот заурядный факт отражал стремление казаков сохранить старые церковные и политические порядки на Дону. Даже войсковые атаманы, как выборные, Самуил Лаврентьев и Илья Зерщиков, так и назначенный Даниил Ефремов были староверами.
Когда в конце 1772 г. Пугачев пришел на Дон, то его первым делом арестовали за безвестную отлучку, а вероятно, и за бунтарские речи. Станичный атаман Трофим Фомин направил казака под конвоем в Нижне-Чискую к сыскному старшине Михайле Макарову. Но Пугачев по пути бежал в Моздок. Когда через 3 месяца вернулся к семье, его снова арестовали и отправили в Черкасск, но и тут он ушел от конвоя за Волгу.
На Дону было тревожно, казаки, надрываясь в непосильных «служах», страдали от принудительных переселений на разные «линии». Очевидец тех событий академик С. Г. Гмелин писал: «Если хочешь бедную тварь в свете себе представить, то должно на память привести донского казака, на линии стоящего… Здесь поступают с ними так, как едва ль прилежный хозяин поступает со своим скотом… Наконец, по прошествии сего несносного времени, возвращается он с своими измученными лошадьми, если только удалось и свою, и ИХ спасти жизнь, в свое отечество беднее прежнего».
Этого даже донцы долго терпеть не могли. Назревало возмущение. Атаман Ефремов и его сторонники почти не скрывали свои «бунтарские» настроения и лелеяли мечту о создании государства казаков, союзных Кавказу. Станичники могли поддержать любого, сулящего им освобождение от тяжкой принудительной службы и возврат к временам вольной воли. Существующим положением была довольна только часть старшин, осыпанных милостями императрицы и ее фаворита князя Потемкина, в том числе и старшие начальники строевых частей, крепко державшие в своих руках дисциплинированных донцов.
Пугачев выражал национальные чаяния казаков, из которых самым главным было, хотя бы и ценой крови, добыть себе возможность заняться свободным трудом и создать благосостояние обедневшим семьям. В отличие от атамана Ефремова, желавшего избавиться от русской опеки, Пугачев хотел «оказачить Россию», выступив защитником интересов всего ее угнетенного люда.
Он готовил восстание на Дону. Но русские правители предупредили это. Кругом стояли регулярные войска, часть старшин следила за настроениями казаков и доносила о них. Арестовали атамана Ефремова, и Пугачев, не рассчитывая на открытую поддержку донцов, ушел к казакам Яика, потому что знал об их готовности к восстанию. Здесь гнев народа раскалили постоянные ограничения казачьих прав и недавние жестокие расправы генерала Черепова. Возмущение подогревалось еще фанатичной преданностью гонимой старой вере.
На Яике Пугачев лишь выполнял волю угнетенных казаков. По совету ближайших соратников он окружил себя необходимой для успеха дымкой романтичной таинственности и выступил под личиной императора Петра III, свергнутого и убитого в дворцовом перевороте. Еще недавно казаки присягали этому царю, что в глазах народа не было пустой формальностью, и Пугачев этим пользовался. «Спасшегося чудом императора» поддержали не только яицкие казаки, в его рядах оказались десятки тысяч кайсаков, башкир, калмыков и русских. Началась война с фронтом от Камы до Нижней Волги.
Два года (1773–1774) войска России только оборонялись. В тылу у них восстали крестьяне, которым Пугачев обещал освобождение от помещиков. Станичники не раз громили русские полки, к Пугачеву переходили сотни донцов и казаков с Волги. Кроме малых городков и укреплений, повстанцы иногда владели Казанью, Пензой, Саратовом, Камышином. Крестьяне казнили своих помещиков или, приходя толпами к Пугачеву, прихватывали их с собой на расправу. Но части повстанцев, созданные из крестьян, разбегались по домам при первой встрече с регулярными полками.
В июне 1774 г. от имени императора Петра III Пугачев выпустил манифест, где в Среднем и Нижнем Поволжье объявил казачье самоуправление, а также полную свободу крепостным, с передачей им безвозмездно помещичьих и казенных земель. Эти послания распространялись и на Дону. В них «царь Петр III» скорбел о преследованиях староверов, объявлял свободу совести и обещал освободить от «тех проклятого рода дворян, которые, не насытясь Россиею, но и природных казаков хотели разделить в крестьянство и истребить казачий род».
Однако 21 июня 1774 г. вышел указ императрицы о прекращении на Дону следственных дел по обвинениям в измене и освобождении всех казаков из тюрем. Миф о царе Петре улетучился при первой же встрече Пугачева со знакомыми донцами. А когда тайна развеялась и пало обаяние личности вождя, стали думать о нарушении присяги, начались дезертирство, военные неудачи, измены.
Дом Пугачева, проданный его женой в станицу Есауловскую, привезли на прежнее место, палачи сожгли его, пепел развеяли по ветру, а двор посыпали солью. Жену и детей арестовали и вывезли с Дона.
Летом 1774 г. Россия окончила войну с Турцией, и победоносные войска двинулись на Волгу. Шли и 14 донских полков генералов А. И. Иловайского, М. И. Платова, Амвросия Луковкина и других верных царице командиров. Всех их вел доблестный А. В. Суворов, усердно преследовавший пугачевцев, разбитых под Царицыном и скрывшихся за Волгу. У повстанцев пошли разложение и измена. А. И. Иловайский получил Пугачева на Яике из рук его бывших сообщников. В деревянной клетке, закованного в тяжелые цепи, его повезли в Москву. Там Емельяна Пугачева в январе 1775 г. мучительно и позорно казнили.
Этот итог историк С. Ф. Платонов охарактеризовал так: «Восстание, поднятое казаками, постепенно затихло, и в нем вольное казачество спело свою последнюю песню». С тех пор казаки потеряли окончательно свой древний оппозиционный нрав, став послушной пограничной милицией.
Фамилию Пугачева запретили, а для семей этого рода придумали новые — часто оскорбительного и унижающего значения: Дураковы, Остолоповы, Объедовы и т. п. Объедовы, как-то попав на Кавказскую линию, зачислились в Кубанское Войско и там приняли старую фамилию Пугачевых. Из боковой ветки, носившей одно время фамилию Сарычевых, выделилась семья, переписавшаяся в Енисейское Войско с фамилией Даниловых.
Последний из рода Дураковых, Петр Александрович, еще мальчиком попал в эмиграцию вместе с отцом казаком-офицером в 1920 г. Он учился в Донском кадетском корпусе, а потом в Британской школе для русских детей (Буюк Дере на Босфоре). Оттуда его исключили с группой кадетов за демонстрации против Англии, расформировавшей Донской корпус. Затем он попал во Францию, где окончил Казачьи политехнические курсы и с 1928 г. служил добровольцем на флоте. В команде крейсера «Сюффрен» обошел полмира и за меткую стрельбу из орудий награжден золотой звездой. Во время Второй мировой войны заслужил два креста и медаль за Африку. В последний день войны около Тулона Петр Александрович сгорел в танке, которым командовал.
Таким образом, Е. И. Пугачева можно считать последним оппозиционным лидером казаков, ставших впоследствии послушной пограничной милицией и зачастую выполнявших функции внутренних войск.
Глава 8. Низовая Волга
В песне о Степане Разине поется, что Волга — это русская река. Однако русской она стала лишь в XX в. При Екатерине Великой на юге от Казани до устья реки Большой Иргиз жили чуваши, мордва, татары. Далее, на обоих берегах, шли колонии (20 500 кв. км), заселенные в 1763 г. десятками тысяч немцев и швейцарцев. Малочисленные французы и шведы вскоре затерялись среди них. Переселенцы получили пособия, семена, инструмент, скот и десятилетние льготы. Вскоре немцы расселились по всему Низу Волги, но не утратили своей национальной культуры и языка.
В промежутках между немцами жили украинцы, занимавшиеся, как правило, перевозкой соли.
На юге и на востоке от Царицына по берегам реки шли русские села, тогда как голые степи, лежащие вправо и влево от Волги, еще в начале XX в. принадлежали кочевникам.
Калмыки занимали 80 000 кв. км степи между Волгой и Кумой. Кроме этого, они кочевали по левому берегу Дона, а некоторые из их родов жили в соседстве с киргизами на востоке от Ахтубы.
Первые роды калмыков, выйдя с гор Алтая, появились на берегах Каспия в 1630 г. Вначале каждую весну они грабили восток Руси. Но вскоре признали себя подданными Москвы, не забывая своих соплеменников в Азии, вплоть до Тибета.
Но вмешательство русских становилось несносным. Кочевники, отдав пастбища новым хозяевам, а дома — армии, окружавшей их линиями укреплений, оставили надежду на нормальную жизнь и решили уйти на землю предков, на берега озера Балхаш, к подножию Алтая. Зимой 1770/71 г. от 120 до 300 тысяч человек стали переходить со своими многочисленными стадами по льду через Волгу, Яик и Эмбу, направляясь за Урал, в степи Джунгарии. Объезд этого громадного каравана мог продолжаться неделями. Поэтому арьергард не успел перебраться до ледохода на Волге.
Но дошла до цели только треть из них. Киргизы и казахи, собравшиеся грабить иммигрантов, разорвали шествие во многих местах. Около 100 000 калмыков умерли от голода, болезней, жары, холода и нападений казахов. Только несколько тысяч достигли, говорят, берегов желанного озера. Остальным, жившим в степях на Дону, Куме, Манычу, пришлось вернуться в покинутые стойбища.
После этого великого исхода Россия окончательно утвердила свою власть над калмыками, и тысячи их, приняв православие, осели между Симбирском и Самарой, а потом служили в Уральском казачьем войске. Других калмыков, оставшихся против своей воли подданными России, поселили между Волгой, Каспием, Кумой и Доном.
Казахов, живших между Волгой и рекой Урал, называли также Внутренней, или Букеевской, ордой. Их главе — султану Букею в 1801 г. разрешили перенести свои кочевья в песчаные равнины, опустевшие после бегства калмыков. Живя вдали от родных кибиток, они выучили русский язык, носили европейскую одежду, а дети их воспитывались среди русских.
На берегах Нижней Волги выросли многолюдные города. Самый северный из них — Симбирск, упоминался еще в древних татарских летописях как Симбирь. Но как русский город он известен лишь с середины XVI в. Симбирская крепость в 1670 г. остановила победоносное шествие Степана Разина — атамана восставших казаков. Симбирск — родина Карамзина, а также известного русского мыслителя В. И. Ленина.
Город Самара лежит на оконечности так называемой Самарской луки и при впадении одноименной реки. Впервые Самара упоминается в конце XVI в. как оплот Москвы против кочевников. Кое-какие остатки этого старинного укрепления, после того как их последовательно занимали казаки Степана Разина и Емельяна Пугачева (замышлявшие «тряхнуть Москвой»), существовали ещё в конце XIX в. Железная дорога из Петербурга в Оренбург проходила через Самару.
Ниже, на правом берегу, стоит Саратов, основанный в конце XVI в. (если это не древний Сари-Тау, упоминаемый татарскими летописями). Построенный для контроля за кочевниками и казаками, Саратов не раз попадал в руки мятежных атаманов Разина, Некрасова и Пугачева.
На юге от Саратова следуют один за другим по высоким утесам правого берега: Камышин, Дубовка, Царицын. Дубовский посад прежде был главным местом казаков Волги, которых за участие в восстании Пугачева 1771 г. сослали в долины Кавказа. После этого Дубовку заняли украинские поселенцы и беглые со всех провинций.
В середине XIX в. Дубовский посад процветал, так как в этом месте Волга и Дон сходятся на расстояние менее 60 км. И по дороге, ведущей к колену Дона, шли обозы с кладью. Но эта бойкая торговля почти прекратилась после постройки Волго-Донской железной дороги, исходным пунктом которой стал Царицын.
К востоку от Царицына, то есть «города царицы», на восточном берегу Ахтубы стоял Царев, напоминавший своим именем о господстве монголов. Несколько земляных насыпей, могильные курганы, груды глазированных кирпичей, обломки глиняной посуды — это, вероятно, остатки древнего Сарая, столицы Золотой Орды. Город опустошил Тамерлан, затем в 1480 г. разорили воеводы Москвы.
В Астрахани торговали, в основном с Кавказом, русские, татары, киргизы, калмыки, хивинцы, персы, армяне, все в национальной одежде, что придавало городу восточный колорит. Поражало почти полное отсутствие женщин на улицах города.
В дельте Волги, видимо, находился древний Атель, или Итиль, — один из главных городов могущественного Хазарского каганата, который в летописях Грузии назывался Хазар. Там же стоял и город Цитрахан — столица царства татар, завоеванного Москвой в 1557 г.
Как и Великий Рим, Астрахань вначале построили на семи холмах, или, вернее, на семи буграх. Но впоследствии прибрежная почва мало-помалу окрепла, и большая часть домов выстроилась на берегу Волги, над которой возвышаются кремль, кафедральный собор, дворец и монастырь. С одной из кремлевских колоколен сброшен по приказу Василия Уса (соратника Степана Разина) митрополит Астрахани Иосиф.
Рядом с православными храмами высились минареты мечетей. Каналы, забитые судами, придавали Астрахани своеобразный вид, отличный от большинства других русских городов.
Эта живописная картина низовьев Волги полезна при реконструкции исторических событий Кавказа и загадочного Тихого Дона.
Для оживления водного пути, по которому Русь издревле перевозила товары из Хивы, Бухары и Ирана, Петр I пытался расширить торговлю по Волге и Каспийскому морю.
В 1713 г., вынашивая уже более широкие замыслы о Персии и Индии, император послал князя Бековича-Черкасского в Хиву для исследования путей сообщения с Самаркандом и с поручением склонить хана к подданству России. Однако трагическая гибель экспедиции заставила Петра временно отказаться от осуществления своего плана и заняться подготовкой будущих карательных походов.
Для этого в 1717 г. царь приказал провести опись берегов Каспийского моря, осмотреть и изучить пути сообщения с Бухарой и Хивой по древнему руслу Амударьи. К 1721 г. составили первую карту Каспия. С окончанием Северной войны Петр I принял меры для защиты русской торговли на Каспии от персидских разбойников, грабивших караваны купцов. Сознавая необходимость обладания большим побережьем моря для утверждения влияния Петербурга на Каспии, Петр в 1722 г. предпринял первый поход в Персию. Тотчас же на Волге начали строить суда для перевозки войск морем к Дербенту.
После этого похода Россия получила значительную часть берега с крепостями Дербент, Баку, Астрабад. Успех убедил Петербург в необходимости создания Каспийской флотилии для будущего движения в Персию, охраны новых земель и торговли. Для этого в конце 1722 г. основан стоявший в 95 км от устьев Волги Астраханский военный порт (адмиралтейство, верфи и управление порта). В это время Каспийская флотилия насчитывала уже более 80 военных судов.
Со смертью Петра I интерес к Индии пропал, и русские лишь охраняли торговлю. Но императрица Елизавета (1741–1761) снова обратила внимание на Каспийскую флотилию.
По наущению Британии, опасавшейся движения России на Индию, Персия попыталась организовать военный флот, строя его при помощи англичан и на их средства. Однако заведенный при шахе Надире флот этот, так беспокоивший дочь Петра Великого, уничтожен в 1751 г. Из Астрахани посланы к берегам Персии моряки, которые сожгли там два корабля, построенные англичанином Элтоном. Осенью 1752 г. Елизавета велела повысить каждого моряка на один чин и раздать им 3000 рублей.
После этого в Астрахани судов почти не строили, довольствуясь присланными из адмиралтейства в Казани. Судостроение пришло в упадок, так как эллинги из-за частого изменения течения Волги и её обмеления оказывались далеко от воды и их приходилось переносить. С 1722 по 1826 г. это случилось три раза.
С конца XVIII в. ряд войн с Персией время от времени поддерживали значение Астраханского порта как базы морских сил на Каспии. С упразднением в 1826 г. Казанского адмиралтейства значение Астрахани естественно возросло, и судостроение здесь стало развиваться.
К 1835 г. в порту базировалось 14 военных судов и 20 транспортов. В 1857 г., с усилением Каспийской флотилии, Астраханский военный порт получил все необходимое оборудование: механический завод с литейными, котельными и другими мастерскими для судоремонта, плавучий док и арсенал. Однако вскоре из-за появившихся в Каспийской флотилии глубокосидящих пароходов морскую базу пришлось вынести вперед. Поэтому Астраханский военный порт, уже не удовлетворявший современным требованиям, в 1867 г. упразднили, а управление и мастерские перевели во вновь основанный порт Баку.
Формирование Астраханского казачества прошло при Петре I. В 1722–1723 гг. император для сторожевой службы края приказал привлекать станичников для охраны крепостей, важных дорог и речныхпутей. К городам Саратов, Камышин, Царицын, Черный Яр, Красный Яр и построенной в 1742 г. Енотаевской крепости прикрепили команды казаков (от 50 до 200 человек), выделив им земли, рыбные, сенокосные и лесные угодья.
В 1730 г. губернатор Астрахани Бекетов для защиты края от набегов хищников-инородцев, перекочевок и самовольного водворения на нагорном берегу Волги калмыков учредил конную и пешую стражи. По его проекту, с Дона на Волгу выслали до тысячи семей, к которым присоединяли потом местных служилых, добровольно пришедших в край.
Станичники охраняли курьеров до Кизляра, Царицына, Кабарды, Черкесского, а также через степь до Крыма, конвоировали пленных турок, летом патрулировали в лодках на Волге, а зимой выходили к морю для охраны калмыков от киргиз-кайсаков.
Астраханцы охраняли также соленые озера и ватаги рыбаков. Калмыки не выдержали такой тяжелой службы, и почти половина их (59 человек) разбежалась, после этого команду пополнили малолетками донских, волжских, саратовских и других казаков.
В 1737 г. под командованием атамана А. Слободчикова сформирован Астраханскую трехсотенную команду, куда вошли донцы и 200 крещеных татар и калмыков. Затем построили 5 поселений для размещения этих станичников.
В 1750 г. астраханцам выделили земли в 6 км от города, где они образовали слободу, а затем Казачебугровскую станицу. Вслед за этим последовал приказ преобразовать Астраханскую казачью команду в пятисотенный полк из крещеных татар, калмыков, казаков и разночинцев. Полку возле Астрахани отвели земли и рыбные ловли.
С 1760 г. астраханцев, так как число их семей росло (в 1740 г. их было 1637) стали селить станицами по Волге. Это сделало излишней службу волжских казаков, постепенно переселявшихся на Кавказ.
В 1776 г. для упрощения управления различные команды казаков губернии присоединили к полку, а затем всех переформировали в Астраханское казачье войско. К 1777 г. в его состав вошли: Моздокский и Хоперский полки, Гребенское, Терско-Кизлярское, Терско-Семейное и Волгское войска.
В 1784 г. в Астраханское войско включили Енотаевскую, а в 1786 году — Черноярскую и Красноярскую казачьи команды. В 1786 г. гребенские, терские, семейные и волгские казаки, а также два полка отделили от Астраханского войска и объединили под названием «поселенных Кавказской линии казаков», а войско в 1799 г. вновь преобразовали в полк.
Тяжкая служба выжимала из казаков все силы. В 1792 г. Военная коллегия признала, что астраханцы, из-за частых, как уже тогда говорили, командировок лишенные своих домов и хозяйства, получая малое жалованье, дошли до изнурения. В это время в полку состояло свыше 700 человек, в том числе и калмыков. Например, в 1794 г. на кордонной линии от реки Узеня до Камыш-Самарских озер служило с казаками 500 калмыков. Состав полка с годами быстро рос, и в 1801 г. уже числилось 2146 человек, из которых на службе состояло 827 казаков.
Кордонная служба, поглощавшая почти весь состав полка, привела к тому, что астраханцы почти не участвовали во внешних войнах. Известно только, что в 1787 г. часть казаков участвовала в походе на Кавказе.
В 1801 г. Малая Букеевская орда приняла русское подданство, после этого киргизам разрешили переходить через Урал в Приволжскую степь. Это еще более осложнило службу казаков и потребовало увеличить их численность. В том же году к станичникам присоединили Саратовскую, Царицынскую и Камышинскую команды, а в 1804 г. причислили и 235 волжских казаков села Дубовки.
Астраханцы служили на кордонных линиях: Каспийской — по берегу моря, Ахтубинской — по рекам Ахтуба, Елтонской и Узенской, а затем по рекам Кума, Маныч и Туба. Кроме того, они выставляли караулы в калмыцких улусах и по берегу Волги (у хана Букея до 100 человек и т. д.). В 1803 г. из-за уменьшения служащих калмыков с 650 до 300 человек, пришлось увеличить состав Астраханского полка до 1600 человек, чтобы казаки могли нести службу в две смены.
Казаки, как младшие командиры и переводчики в калмыцких полках, участвовали в Отечественной войне 1812 г. В 1813 г. сотня казаков была командирована в Персию, где пробыла до 1816 г. Затем астраханцы отличились в Русско-персидской (1826–1828 гг.) и Русско-турецких войнах.
В 1817 г. старый Астраханский полк, имевший 16 сотен и 6 орудий конной артиллерии, во второй раз преобразовали в войско, укомплектовавшее: 3 полка — № 1, № 2 и № 3 (10 станиц, разбросанных от Астрахани к северу на более чем двухсоткилометровом расстоянии по Волге); 6 казачьих команд (красноярская, жараевская, черноярская, царицынская, камышинская и саратовская) и бывшие волжские казаки (в селе Дубовка и двух станицах) и 6-орудийную конно-артиллерийскую полуроту. Первым наказным атаманом стал войсковой старшина В. Ф. Скворцов. Казаки по-прежнему несли кордонную службу.
Служба в войске улучшила боевую и строевую подготовку казаков. До этого астраханцы, одетые в разные армяки, архалуки, бешметы и прочее, вооруженные копьями, луками и т. п., мало напоминали войсковую часть. Теперь же произошла разительная перемена во всем, начиная от внешнего вида казаков, получивших униформу, вооружение (шашка, пика) и начавших служить под знаменами полков.
В 1823 г. реорганизованное войско стало нести и боевую службу. С 1830 г. управлял астраханцами командующий Кавказской линией и Черноморский войсковой атаман
Казаки служили 30 лет (25 полевой и 5 внутренней). Служба войска после замирения края, усиления состава и принятия мер для облегчения снаряжения офицеров и казаков (создав особые для этого денежные фонды) постепенно стала менее напряженною. В 1836 г. кордонная служба существенно облегчена, так как число линий сократилось с четырех до трех: Каспийская, внутренняя Астраханская и Уральская.
С 1869 г. Астраханское войско вместо трех полков стало содержать один четырехсотенный, причем срок службы казаков сократился до двух лет с ежегодной сменой половины полка. При этом в штабе полка всегда оставалась сотня, постоянно занимавшаяся строевыми ученьями и стрельбой и бывшая одновременно учебной частью для станичников, которые все отбывали здесь двухгодичную службу. Прочие же сотни высылали команды: в ставку хана Внутренней киргизской орды, в калмыцкие улусы, для конвоирования почты по Астрахано-Кизлярскому тракту, а также для полицейской службы в Астрахани и Красном Яре.
В начале XX в. астраханцы выставляли в мирное время один, а в военное — три конных полка. Общий срок службы астраханцам установили в 19 лет и сняли с них обязанность посылать наряды в ставку хана Внутренней Киргизской орды.
С 1906 г. казаки начали служить в гвардии и высылали взвод, входивший в состав лейб-гвардии Сводно-казачьего полка.
Станичники искони отличались высокой грамотностью (свыше 60 % всего населения). Средства для жизни казаки добывали хлеборобством, скотоводством и рыболовством.
В 1913 г. население войска насчитывало около 40 000 человек обоего пола, из них на действительной службе в мирное время состояли свыше 540 казаков. Казаки с семьями проживали в 20 станицах, 26 хутоpax и 13 поселках. Войско владело 808 000 десятин земли.
В Первую мировую войну казаки выставили три конных полка, особую сотню, гвардейскую полусотню и батарею — всего 2600 человек.
В 1917 г. астраханцы после разгона Учредительного собрания попытались противостоять захвату власти большевиками, но потерпели поражение. Казаки в массе своей не поддержали переворота большевиков, но и не приняли активного участия в Белом движении, хотя формирования астраханцев находились в составе войск А. И. Деникина. В конце 1920 г. Астраханское казачье войско ликвидировано.
Глава 9. Южный Урал
Продвижение на юг Урала началось еще во второй половине XVI в., при Иване Грозном, когда в Поволжье поставили укрепленную линию. В XVII в. казаки Сибири возвели на побережье реки Исеть остроги: Красный Бор, Усть-Миясский, Исетский, Комендантский, Колчаданский, Шадринский, Белоярский и другие. Эти места заселялись казаками с Волги, Дона и Днепра. Их усилиями возведены передовые форпосты.
В начале XVIII в. Петербург стал осваивать отроги гор Южного Урала вместе с примыкающими к ним кочевыми степями. Вольные башкиры позволили поставить пограничную линию, тянувшуюся от Каспия вдоль Яика (Урал) до Уральских гор. Находившиеся в крае 2000 сибирских и 500 яицких казаков укомплектовали гарнизоны укреплений, в том числе городки Магнитная, Орск (1735). В 1735 г. в сюда прибыли 1000 донских и 2000 яицких, 150 уфимских и 200 самарских казаков. Через год в казаки записаны крещеные мещеряки, отставные солдаты и беглые с Яика. Вскоре к ним перевели казаков Уфы и через год — Самары и Алексеева.
В 1742 г. построен Оренбург. Для Руси характерна страсть начальства к переименованиям, поэтому здесь надо дать пояснения. Первоначально Оренбург основан в 1735 г. при впадении в Яик его притока Орь, от которого и пошло название города. Крепость Оренбург, этот оплот России от Средней Азии, окружал забор из плетня, осыпанный землей. В эту «твердыню» командиры ездили раз в год с многочисленным конвоем, потому что по всей линии регулярных команд казаков тогда не было. Зимой же сообщение между Самарой и яицкой линией и вовсе прекращалось.
Губернатор И. И. Неплюев в 1742 г. объехал линию, назначил места сел и как укрепить их для обороны от бандитов Степи, снабдил всех гарнизонами и артиллерией. Оренбург он переименовал в Орскую крепость, приказал укрепить ее валом с бастионами, но счел неудобной для торговли и выбрал для этого место на 266 км ниже по течению Яика, в угол при слиянии с притоком Сакмарой, основал тут новую крепость и назвал ее опять престижным именем Оренбург. Эту крепость укрепили рвом и облицованным камнем валом в окружности около 5 км. Неплюев привлекал сюда купцов из Самары и других мест, ютился в землянке и вошел во вновь построенный свой командирский дом не ранее как другие начали жить в своих домах, а гарнизон — в казармах. После этого он уже не возвращался более в Самару, или в Русь, как тогда говорили казаки.
После объединения в 1742 г. Уфимской, Ставропольской и Исетской провинций в Оренбургскую губернию 1360 исетских казаков пополнили камскими и уфимскими. В крепости Челябинская находился атаман Исетского казачьего войска. Сюда же добавили «смоленскую шляхту» (военнопленных, со времен Ливонской войны живших в районе Самары). С юга России в край переселили 849 добровольцев, 1000 городовых казаков перевели с белгородской черты, симбирской, царицынской и других укрепленных линий.
В 1748 г. из всех казачьих формирований края создали Оренбургское нерегулярное войско в составе: Оренбургского нерегулярного корпуса, оренбургских казаков из крепостей на реках Яике и Самаре, казаков Ставропольского края, Уфимской и Исетской провинций. Всего войско насчитывало 4493 станичников, подавляющее большинство которых составляли казаки и около четверти — калмыки, башкиры, татары и другие коренные народы.
В начале Оренбург населяли лишь строители и казаки. Несмотря на предложенные льготы в торговле, купцы не спешили прибывать из Руси на эту отдаленную украйну с суровым континентальным климатом и опасным соседством непокорных еще кочевников. Под конец правления Неплюева, то есть к 1755 г., в городе жили 29 купцов, явившихся сюда после длительных уговоров и принуждений из Уфы и Самары. Купцы присылали на торги только своих приказчиков, а сами долго еще не решались приезжать в Оренбург. Дальнейшему развитию торговли стало угрожать легкомыслие русских, которые, обманывая азиатов, привели рынок в упадок.
В 1755 г. восстали башкиры, так как ревнители пророка Магомета не могли более переносить подчинения православным. Вождем стал мулла Батырша. Губернатор И. И. Неплюев, как нарочно, сильно занемог в это время. Но, несмотря на болезнь, он послал приказы в крепости по линии, чтоб готовились к обороне и атаковали бунтовщиков.
Губернатор велел немедленно выслать с Яика 1000 казаков, двинул внутрь Башкирии три полка с приказом не щадить ни людей, ни жилищ для внушения страха. Написал, чтобы прислали четыре полка из Казани.
Так как башкиры надеялись на казахов, Неплюев написал наместнику Калмыцкого ханства Дундуку, чтобы прислал 1000 калмыков против казахов, которых калмыки страшно ненавидели. Написал к донскому атаману, чтоб прислал 1000 казаков. Кроме того, 1000 оренбургских станичников и 500 ставропольских крещеных калмыков отправились в те места по линии, где ожидалось нападения.
К казахам И. И. Неплюев отправил на татарском языке подметные письма от имени жившего в Оренбурге знатного мусульманина, пользовавшегося особенным уважением. В письмах предупреждалось о вероломности и коварстве башкир и предостерегалось, чтобы казахи, оказав им помощь, не стали первой их жертвой. А между башкирами разбросали такие же подметные письма с увещанием прекратить бунт. В грамотах от своего имени Неплюев обещал 1000 рублей тому, кто поймает и приведет Батыршу, и 500 рублей за поимку 10 лучших его последователей.
Но прежде чем войска империи двинулись с места, башкиры погубили много русских, причем со страшной свирепостью резали в куски тело несчастного, попавшегося им в руки. Сильное сопротивление бунтарям оказали тептери и мещеряки; когда же пришли русские полки, то башкирам, численностью вместе с женами и детьми более 50 000 душ, пришлось перебраться за Яик к казахам.
Неплюев послал в Орду грамоты, в которых требовал, чтоб они выдали бежавших к ним башкир мужчин или выгнали их, а жен, дочерей и все имущество взяли себе. Казахи немедленно исполнили это. Многие башкиры погибли, защищая своих жен и дочерей, другие побежали назад, и Неплюев велел пропускать их, чтоб они рассказали своим, как полагаться на казахов. Толпа башкир явилась после того к Неплюеву за разрешением отомстить обидчикам. Неплюев не позволил, но переводчики внушили им, что «если вы без спроса разобьете казахов, то думаем, что взыску с вас не будет». Башкиры отправились за Яик и опустошили улусы казахов. «Сие происшествие, — писал Неплюев, — положило такую вражду между этими мятежными народами, что Россия навсегда от согласия их может быть безопасна».
Коренное население края составляли казаки Яика. Затем к ним добавили волгских станичников из Самары и городовых казаков из Уфы. Так что Оренбург вначале был преимущественно городом казаков. Несколько позднее для работы на промыслах и заводах сюда стали сгонять государственных крестьян. К 1760 г. в казачьей слободе города и в рабочем поселке насчитывалось 2866 домов при девяти церковных приходах. Казаки занимали также укрепленный меновой двор, вынесенный недалеко в степь с амбарами для товаров и даже с церковью.
Россия неотвратимо продвигалась в Среднюю Азию. И, после того как граница передвинулась за Туркестан к высоким нагорьям Центральной Азии, крепость Оренбург утратила свое стратегическое значение. Однако город обрел более важную торговую роль. С 1826 г. караваны численностью в 10 и более тысяч верблюдов ежегодно привозили сюда хлопок и другие продукты, а взамен увозили в Среднюю Азию мануфактуру. Уже во второй половине XIX в. Оренбург стал крайним пунктом сети железных дорог Европы. На всем протяжении до Лиссабона и Кадикса после постройки самарского моста через Волгу шла нигде не прерывающаяся 6900-километровая линия рельсового пути.
В начале XIX в. Оренбург стал важным пунктом меновой торговли с купцами Средней Азии, прибывавшими из Кашгара, Хивы, Бухары и Ташкента. В городе насчитывалось свыше 80 000 жителей, 10 лечебниц, 6 библиотек, 14 средних учебных заведений, в том числе военное училище и женский институт, 25 низших школ; велась переработка продуктов скотоводства и производство стали.
Всех казаков, оказавшихся в границах вновь созданной Оренбургской губернии, свели в служилое войско с наказным атаманом во главе. Войсковой штаб помещался в Оренбурге, который со временем стал также одним из уральских горнопромышленных центров. После Октябрьского переворота 1917 г. и торжества соввласти (так называли станичники диктатуру большевиков) город потерял свой казачий облик и переименован в Чкалов.
Последними сдали свою древнюю автономию станичники Яика. В Северной войне 1701–1709 гг. войско участвовало почти в полном составе (2100 казаков), при этом легендарный Рыжечка (Е. Замаренов) победил в единоборстве лучшего воина Швеции.
После победоносного похода Яик надеялся на льготы и привилегии, но в ответ получил ужесточение контроля. Недовольство усилилось в последние годы правления Петра I, когда в 1720 г. он потребовал безусловного повиновения и регулярной службы, казаки возмутились, узрев в этом нарушение многовековых устоев и договорных отношений с Русью. Но, понимая, что открытая борьба с северным монстром им не под силу, станичники сожгли свои городки, собираясь переселиться в заяицкие степи к казахам.
Однако русские окружили казаков и тяжелой рукой ввели их в империю.
В 1723 г. чиновники переписали 3196 казаков, объявили им обязанность нести пограничную службу, выставляли на войну боевые отряды и сумму годового жалованья всему Войску Яицкому (1500 руб.), дела которого передали из Посольского приказа в Военную коллегию. Атаман и канцелярия стали назначаться. Первым наказным атаманом войска был Григорий Меркурьев.
Но казаки, потеряв право контролировать и смещать своих начальников, не смирились. Не раз вспыхивали восстания, жестоко подавлявшиеся силой. Станичники умирялись пытками, расстрелами, виселицами, ссылками в Сибирь, в солдатские полки.
Все это, а также хамское отношение к старой вере привело к тайной неприязни казаков ко всему русскому.
В 1748 г. войско комплектовало 7 полков по 500 казаков и 8 офицеров в каждом. За добросовестную службу яицкие казаки в первой половине XVIII в. были награждены 15 полковыми и 15 станичными знаменами.
Мало-помалу казаки утрачивали свою независимость. Из формальных подданных они стали фактическими, то есть познакомились с батогами и кнутом. Оренбургское правление дошло в своем усердии до того, что запретило им носить бороду и даже употреблять крестное «раскольничье» знамение. Но насилия иногда кончались трагически для самих усмирителей. Так, в 1771 г. Яицкий городок стал ареной ожесточенного восстания. Казаки вырезали русский гарнизон, а его начальника, генерала Траубенберга, приказавшего солдатам стрелять по войсковому кругу, порубили шашками вместе с атаманом Григорием Тамбовцевым, ставшим в защиту карателя, а всю войсковую канцелярию посадили под стражу. Успокоить разбушевавшиеся страсти удалось только миром и уступками, сделанными не особо рьяным представителем русской власти Саввой Мавриным, который восстановил войсковой круг, освободил арестованных, отменил новое Положение об управлении казачьими войсками, очень непопулярное среди казаков, и, наконец, справедливо распределил присланное «жалование».
Но в 1772 г. русские подавили мятеж и предали смерти, тюрьме и ссылке тысячи повстанцев. Власть взял в руки присланный из России комендант. В центре Яицкого городка оккупанты соорудили крепость для сильного русского гарнизона, ликвидировав даже иллюзию самоуправления казаков. Усилилось и угнетение староверов, усугубившее еще больше неприязнь к русским.
Недовольство усилилось и в 1773 г. с появлением в крае отрядов Е. И. Пугачева — большинство казаков охотно откликнулись на его обещание пожаловать их «крестом и бородой, реками и лугами, деньгами и съестными припасами, свинцом и порохом и вечной волей». Служа самозванцу, казаки Яика составили отборные части его вооруженных сил. Казаки, калмыки, башкиры и татары уничтожали и изгоняли со своих земель в Заволжье (от Царицына до Казани) всех русских «начальных людей». Но, в конце концов, повстанцы уступили силе и смирились. За свой «бунт» казаки дорого заплатили: кровью сотен казненных, рваными ноздрями, беспощадно дранными, сосланными в Сибирь.
Разгневанная императрица Екатерина II намеревалась полностью уничтожить войско, но затем смилостивилась и приказала переименовать реку Яик в Урал, остатки войска — в Уральское казачье войско, а Яицкий городок — в Уральский. Все пушки у казаков отобрали и навсегда запретили иметь артиллерию. В городке оставили русский гарнизон.
Так, с 1775 г. яицких казаков стали называть уральскими, а их вольная некогда община преобразована в Уральское казачье войско.
Император Павел I полностью простил уральцев. Свое доброе к ним отношение он подтвердил тем, что в 1798 г. сформировал лейб-уральскую сотню, первым командиром которой стал сотник Севрюгин. Войско, как и прежде, стало посылать казаков на войны, в которых участвовала Россия.
Службу уральских казаков упорядочило в 1803 г. Положение об Уральском казачьем войске, состав которого определялся лейб-уральской сотней и десятью конными полками. В 1819 г. в войско включили казаков Илецкой и Сакмарской станиц, которые стали формировать два новых полка — № 11 и № 12.
В войске утвердился особый способ комплектования — наемка, которая давала возможность за деньги добровольно нанимать казаков на службу вместо очередников.
При императоре Николае I (1825–1855) половина уральских казаков-староверов, уступив давлению, «воссоединились» с русской православной церковью; но в войске еще осталось немало раскольников, мусульман и буддистов. Станичники по-прежнему не могли выбирать свою старшину, их старинное общинное устройство, а круги упразднили. А с 1833 г. их наказной атаман даже не выбирался из среды войска. Власть начальников увеличили за счет вольностей казаков.
В середине XIX в. население войска составляло 72 000 человек обоего пола, из них на действительной службе находилось 6870 казаков. С созданием в 1868 г. Уральской области войско вошло в ее состав, подчинялось военному губернатору, он же — наказной атаман. Казачьи поселения разделялись на станичные округа с окружными атаманами во главе. В поселках и станицах общины избирали своих станичных атаманов. Войско выставляло один лейб-гвардии Уральский казачий эскадрон, девять конных полков и учебную сотню. Наемка сохранялась, но с 1874 г. вводилась для каждого казака с 19 лет до 41 года военная служба. Уходящим на службу выплачивалось денежное пособие на приобретение обмундирования и снаряжения. Каждый казак призывного возраста в течение трех лет служил один год в строевых частях, а для льготных назначались обязательные учебные сборы.
С 1874 г. для уральцев ввели обязательную военную службу, тогда как прежде община посылала казаков по добровольному их согласию. Недовольных этим ссылали в Сибирь и Среднюю Азию.
Уральцы примирились с прямым подчинением власти императора. Они честно выполняли воинский долг соответственно принятой присяге и не раз способствовали росту славы русского оружия, хотя и потеряли право иметь свою артиллерию.
Когда покорились и соседние казахи, а границы Уральской области ушли далеко в степи Средней Азии, казаки освободились от необходимости постоянно охранять берега реки Урал и получили возможность переселяться внутрь своего края, где после этого появилось много новых земледельческих станиц и посёлков.
Среди них, конечно же, выделялся Уральск, расположенный на крутом повороте реки Урал в том месте, где она поворачивает прямо на юг. Примечательно, но этот столичный город яицких казаков, стоявший на рубеже Европы, формально считался азиатским, хотя он и находится на правом берегу Урала. Дело в том, что во времена блистательного Петербурга евразийская идеология приравнивалась к публичным рассказам неприличных анекдотов. Поэтому, желая еще раз унизить непокорных станичников, всю эту «вольницу» и «казацких разбойников» причислили к азиатам.
В связи с этим следует заметить, что комплекс евразийства, видимо, характерен для бывшего улуса Золотой Орды. Перефразируя слова поэта, можно сказать, что «стрела татарской злобной воли» вошла в подсознание элиты Москвы.
Особое место в хозяйстве войска и основе его экономики занимало рыболовство на заповедной реке Урал. Места, с давних пор отданные казакам, славились ценными породами рыб: белугой, осетрами, сазанами и др. Лов рыбы велся три раза в год: зимой — багренье, весной и осенью — плавни.
Ниже Уральска казаки устраивали каждый год поперек реки так называемый учуг, или загородку из толстых кольев, которая не позволяла рыбе, идущей из Каспия, подниматься дальше вверх по реке. Этот учуг служил границей между верхними вольными водами, где все могли ловить рыбу, — казаки, башкиры и казахи. И только нижняя часть реки предоставлялась в исключительное пользование войска. Вдоль реки стояли казачьи посты, удалявшие браконьеров и детей, крики которых могли бы испугать рыбу. Атаман назначал дни и места лова, и, когда наступал назначенный момент, река вдруг покрывалась казаками, вооруженными острогами и другой рыболовной снастью. Тогда начинался бой рыбы, который доставлял войску годовое продовольствие.
Об этом старинном способе рыбалки — багренье вспоминал в эмиграции изгнанный с родины уральский казак Л. Масянов: «Для казаков багренье было торжеством, настоящим праздником. Выезжали целыми станицами, всеми семьями. Казаки выстраивались на обоих берегах Урала длинным фронтом и ждали: около 9 часов утра специально назначенный «багренный атаман» давал знак к началу багренья. Казаки выходили на лед и пешнями прорубали во льду небольшие проруби. Рыба, напуганная шумом, поднималась и шла подо льдом, но натыкалась на своем пути на багры. Первый день багренья по обычаю был особым, царским багреньем. Царю в дар войско отправляло по традиции весь улов».
В начале XX в. войско располагалось на территориях современных Уральской и Гурьевской областей (республика Казахстан), небольшой части Оренбургской области. В 1913 г. население насчитывало около 166 000 человек обоего пола, из них на действительной службе в мирное время состояли более 2500 казаков, которыми комплектовались гвардейская сотня, три конных полка, отдельная сотня и две конные команды.
Казаки с семьями проживали в основном в 30 станицах, 450 поселках и хуторах. Столицей (штаб-квартирой) войска являлся город Уральск.
Уральцы до начала XX в. сохраняли общее пользование землей и рекой, которая в пределах войска принадлежала только казакам. Войско владело 6,4 млн десятин земли, причем наделами каждое казачье поселение пользовалось по своему усмотрению, на основании решений казачьих сходов.
В Первую мировую войну уральцы выставили 9 конных полков, 2 конные команды, 6 особых конных сотен, гвардейскую сотню, 3 запасные сотни, конную батарею — всего 13 000 человек.
После падения самодержавия уральцы восстановили казачье самоуправление и на Большом Круге приняли старинное наименование войска — Яицкое. В годы Гражданской войны казаки единодушно выступили на стороне Белого движения и в большинстве погибли в боях. Войско воевало под лозунгом «За Веру, Родину, Яик и Свободу». Уцелевшее казачье население частью эмигрировало, оставшиеся казаки подверглись массовому террору. В конце 1920 г. войско официально ликвидировано. Территория войска в подавляющем большинстве отошла к Казахстану.
Оренбургское казачье войско создано в 1755 г. по проекту губернатора И. И. Неплюева и обер-секретаря правительствующего Сената И. К. Кирилова. Но старшинство его службы вели от 1574 г., то есть когда городок Уфа занял казачий гарнизон.
К основным кадрам войска добавили казаков Сибири, Верхнего Дона и Тамбова. В следующие 10 лет сюда же попали запорожцы и штрафные с Нижнего Дона. В казаки верстались солдаты, а также и прежние хозяева края, башкиры и нагайцы. Среди казаков оказался и хотон калмыков. Поощрялся переход мусульман и буддистов в православие, но очень многие оставались в прежней вере, а если и переходили в православие, то только формально и понимали его довольно своеобразно. Но служба с природными казаками в полках и на линии отразилась на духовности недавних кочевников.
Численность войска возросла до 5877 казаков, из которых только 1797 человек получали жалованье. Безжалованные содержались за свой счет и выставляли на службу четверть своего состава. Управлял войском войсковой атаман Матвей Шилов, а при нем — войсковая канцелярия с войсковым есаулом и писарем.
Территория войска делилась на четыре дистанции: 1) от Усть-Уйской крепости до города Верхнеуральска; 2) от Верхнеуральска до Орска; 3) от Орска до Оренбурга; 4) от Оренбурга до Уральска. Вся пограничная линия, длиной около 2000 км, тянулась от Каспийского моря до Тобола.
Казаки служили бессрочно, в отставку увольнялись лишь небоеспособные из-за ранений. Станичники приобретали за свой счет две строевых лошади и вооружение. Станичники служили в разъездах и караулах, преследовали в степи неприятеля, конвоировали почту, груз, проезжающих и арестантов, вели крепостные и строительные работы. А также несли земскую, натуральную, денежную и многие другие повинности.
Край изобиловал рудами, солью и даже золотом. Когда стала развиваться промышленность, то сюда направили тысячи русских рабочих, живших в городах и вокруг предприятий. Отдельно жили мусульмане.
Станичники, охраняя украйны, занимались земледелием и скотоводством, хотя этот обширный край и не отличался изобилием из-за малоурожайной почвы и засухи. Малодоходным оказалось и скотоводство. Но овцы и козы позволили производить знаменитые оренбургские пуховые платки, вуали и перчатки.
До завоевания Туркестана казаки, при постоянной службе на редутах и пикетах, охраняли новоприобретенные земли от набегов азиатских кочевников.
Во время восстания Пугачева часть оренбуржцев самоотверженно отражала нападения мятежников.
Крепости по линии Рассыпная, Нижнеозерная, Чернореченская повстанцы полностью разгромили, а их гарнизоны и жителей вырезали. Другая часть активно помогала пугачевцам. Казаки крепостей Самарской линии переходили к бунтовщикам, а крепость Самара сдали без боя. Атаманы Борской и Тоцкой крепостей Н. Рогожников и Н. Чулошников не просто перешли на сторону Пугачева, но стали его доверенными лицами и управляли захваченными территориями.
При продвижении России на юго-восток оренбуржцы понесли много потерь. В то же время некоторые их полки уже в конце XVIII в. участвовали в войнах России с Францией и Турцией.
В 1803 г. войско состояло из пяти кантонов и Оренбургского казачьего тысячного полка с форменным обмундированием. Офицеры войска приравнены к армейским так: полковник — армейский майор, есаул — ротмистр, сотник— поручик, хорунжий — корнет. С 1808 г. войско подчинялось генерал-губернатору, а в гражданском отношении — губернскому начальству.
В Отечественную войну 1812 г. оренбуржцы выставили три полка — № 1, № 3, Атаманский (тысячный) и два тептярских полка, затем в 1813–1814 гг. они сражались в Германии и во Франции. В память об этом на территории войска возникли поселки с красочными названиями — Фер-Шампенуаз, Берлин, Париж, Варшава и другие.
В 1825 г. численность населения превысила 56 000 человек обоего пола (в том числе казаков на действительной службе свыше 10 000 человек) и затем непрерывно увеличивалась за счет отставных солдат, казенных крестьян, башкир, калмыков, киргизов, казахов, военнопленных поляков и др.
В 1840 г. по ходатайству и представлению наказного атамана, генерал-адъютанта графа В. А. Перовского утверждено положение об Оренбургском казачьем войске в составе 10 полков и 3 батарей. Войско делилось на 10 полковых округов, составлявших два военных округа.
В 1842 г. к астраханцам причислено Ставропольское калмыцкое войско (тысячный полк крещеных калмыков).
В 1867 г. войско комплектовало: 15 конных полков, 9 пеших батальонов, 3 конные батареи.
В 1876 г. комплект изменен: в мирное время — 5 конных полков, 2 батареи по 6 орудий и 2 батареи по 4 орудия; в военное время 17 конных полков, 8 конных 6-орудийных батарей и 1 запасная 4-орудийная конная батарея. Для внутренних нужд формировали три местные команды — Оренбургскую, Верхнеуральскую и Троицкую. Строевая служба казаков облегчена (15 лет — полевая и 7 лет — внутренняя), допускался добровольный обмен очередями и наем друг друга на полевую службу. Разрешалось комплектование служилого разряда жеребьевкой.
В течение 30 лет оренбуржцы были участниками походов в Среднюю Азию. После того как Петербург продвинулся в Туркестан, станичников перевели с территориальной службы к воинской повинности в иррегулярных полках, со своим конем, сбруей, холодным оружием и обмундированием.
В 1894 г. во всех трех отделах Оренбургской губернии проживало казаков 350 614 душ обоего пола. Они размещались в 44 станицах; иногородних жило по городам 17 000, а мусульман вне «казачьей службы» — 31 872 человек.
В начале XX в. войско располагалось на территориях современных Оренбургской, Курганской, Свердловской и Челябинской областей (Российская Федерация) и на севере Республики Казахстан.
Оренбургские казаки имели высокий процент грамотности, работали 452 учебных заведения, в средних школах за счет войска обучались 168 юношей и 12 студентов русских высших школ. В Оренбургском казачьем училище готовилась к производству в офицеры молодежь для тех войск, у которых не было своих военных училищ.
В 1913 г… население войска насчитывало около 533 000 человек обоего пола, из них на действительной службе в мирное время состояли свыше 5000 казаков, комплектовавших гвардейскую сотню, 6 конных полков, 2 отдельные сотни, 3 конные батареи и 3 местные команды. Казаки с семьями проживали в 61 станице, 533 хуторах, 446 поселках и 71 выселке. Войско владело 7,4 млн десятин земли. Столицей (штаб-квартирой) войска являлся город Оренбург.
В Первую мировую войну оренбуржцы выставили 16 конных полков, 33 особые конные сотни, 7 артиллерийских батарей, 2 отдельные сотни и 1 гвардейскую сотню — всего около 26 000 человек.
После провозглашения соввласти войско одно из первых выступило против большевиков и втянулось в братоубийственную бойню. В конце Гражданской войны оренбургские белоказаки начали массовые сдачи и переходы на сторону противника. В конце 1920 г. Оренбургское казачье войско ликвидировано.
Глава 10. Покорение Кавказа
В начале XIX в. недавно примирившиеся Санкт-Петербург и Париж затеяли так называемый великий проект против Британии. В то время Ост-Индская компания не только захватывала новые земли в Индокитае, угрожая колониям Франции, но и двигалась в сторону Кавказа и Средней Азии. Поэтому императоры двух континентальных держав Бонапарт и Павел I, объединенные ненавистью к морской сверхдержаве тех лет, договорились о начале войны в самой Индии.
Царь первый задумал «великий проект», к выполнению которого предполагал привлечь войска обеих стран. Русскую армию численностью в 25 000 человек регулярного войска и 10 000 казаков предполагалось собрать в Астрахани. Французская же под командованием Массена (35 000 человек, взятых из рейнской армии) должна была спуститься по Дунаю до его устья, переплыть Черное и Азовское моря до Таганрога, а затем отправиться в Астрахань. Здесь триумфатор Массен, намеченный для новой должности самим рыцарски настроенным царем, мог принять командование соединенными силами. Затем союзникам предстояло, переплыв Каспийское море, высадиться в Астрабаде и пройти Персию и Афганистан, по пути раздавая шахам, мурзам и ханам самые изящные изделия промышленности Франции.
Бонапарт серьезно изучал проект. Сохранились его замечания и ответы на них Павла I. Так как император Франции покровительствовал Академии наук, то в штатный состав армии предусмотрительно включили многих выдающихся ученых, художников, воздухоплавателей и искусных техников тех лет.
Петербург даже начал осуществление плана и давал казакам на переход от Оренбурга до Инда 3 месяца. Павел I рассчитывал открыть новые рынки и нанести смертельный удар Англии. Все богатства Индии предназначались в награду казакам.
Генерал от кавалерии В. Д. Орлов по указу императора от 12 января 1801 г. выслал в поход на Индию 40 полков «одвуконь» и 2 артиллерийские роты (23 000 донцов). Их авангардом командовал походный атаман А. К. Денисов (1764–1841), казак станицы Пятиизбянской, который среди предков упоминал казака ордынского Дениса Батура и дочь Степана Разина. В марте 1801 г. станичники уже переправились по льду через Волгу, когда весть об убийстве Павла неожиданно остановила все.
В эпохе войн Наполеона Россия выступала то в союзе с Францией, то против неё. В 1812 г. Франция привела в Россию войска практически всех стран Европы.
Однако это её не спасло, и после военной катастрофы в степях заснеженных влияние Франции в Европе и на Кавказе резко пало. Россия же оккупировала значительную часть Польши и всю Финляндию. И пока дипломаты Петербурга, всецело занятые приятной для их честолюбия ролью «спасителей» Европы, всеми силами хлопотали о подавлении мятежного духа французской революции, грозные войска России, прекрасно экипированные и имевшие великолепный боевой опыт, двинулись на Кавказ. Однако война здесь оказалась затяжной и тяжелой, не то что на полях «старушки Европы», с великолепными дорогами, построенными еще во времена кельтов.
Хотя русские уже давно оседлали Владикавказский проход и захватили северные и южные равнины Кавказа. Однако, на восток и на запад от перевала, в широком веере предгорий и высокогорных долин, тянущихся к Черному морю и Каспию, обитали горцы, никогда никому не подчинявшиеся. Эти свободолюбивые люди исповедовали ислам: одни — суннитского, другие — шиитского толка. Самые многочисленные из них: около 800 000 лезгин и чеченцев и до 400 000 черкесов. Джигиты носили живописный костюм — черкеску с газырями, кольчугу, металлический шлем или папаху. В таком экзотическом виде они обычно и совершали свои конные набеги на равнину, забирали скот, хлеб и жителей, за которых потом требовали выкуп. И даже в более поздние времена, рассказывая о своей поездке в Эрзерум в 1829 г., знаменитый поэт А. С. Пушкин среди прочих живописных подробностей сообщал о том, что путешественники и купцы, желавшие перебраться на Кавказ, терпеливо и долго ожидали отправки «оказии» — отряда, который периодически проходил этот путь. А судьбы кавказских пленников послужили темой ряда романов.
Поэтому умиротворением Кавказа пришлось всерьез заняться многим героям Отечественной войны 1812 г., среди которых особенно отличился генерал А. П. Ермолов. «Эту огромную крепость, — сказал он, глядя на громады гор, — надо или штурмовать, или обложить ее».
И русские обложили Кавказ правильной осадой. Блокада гор на севере началась переносом укрепленной линии с Терека на Сунжу, где в 1818 г. поставили крепость Грозную. Затем Сунженскую линию протянули до Каспийского моря, построив здесь крепости Внезапную (1819) и Бурную (1821). То же самое произошло на реке Малке против кабардинцев и на Кубани — против черкесов. Затем от Сунжи в глубь чеченских лесов потянулись просеки, через которые двинулись в горы русские. Артиллерия стирала аулы с лица земли, а непокорных горцев все глубже загоняли в ущелья.
Нужно отметить, что война с горцами велась в благоприятной для России политической обстановке, так как Франция уже не влияла на дела Кавказа. Остались Великобритания и довольно слабые режимы в Персии и Турции. В 1826–1828 гг. прошла война России с Персией. Летом 1826 г. персы вторглись в Закавказье, заняв Ленкорань и Карабах. Но уже 13 сентября 1826 г. при Елизаветполе их разбил генерал Паскевич и выгнал вон. Потом русские перешли в наступление, переправились через Араке, овладели Тавризом, и 10 февраля 1828 г. шаху пришлось заключить Туркманчайский договор, по которому Персия уступила свои армянские провинции Эривань и Нахичевань. Русско-персидская граница теперь шла по Араксу, исключая его низовья, где река делала крюк. Война прекратилась, и Персия в последующие годы находилась скорее под влиянием России, чем Англии. Незыблемость границы здесь сохранялась до конца Первой мировой войны.
Затем началась борьба с султаном. Из Грузии русские вторглись в Турцию и появились перед Эрзерумом. По условиям Адрианопольского мира 1829 г., царь Николай I добился изменения границы, давшего ему несколько округов турецкой Армении. С этих пор Россия стала покровительствовать султану и выступала против шаха. Между Персией и Турцией постоянно шли раздоры по разным поводам. Персы — шииты, а турки — сунниты. Но те и другие с чувством глубокого удовлетворения оскорбляли мусульманских «еретиков», совершавших паломничества в Мекку или Кербелу, где находится гробница сына пророка Али. Кроме того, курды, принадлежавшие наполовину к Турции, наполовину к Персии, грабили, как неприятельскую землю, — одни персидскую, другие турецкую территорию.
В 1823 г., по Эрзерумскому договору, Персия и Турция обязались сообща наказывать разбойников-курдов и гарантировать безопасность паломников Персии. Но на деле мало что изменилось. Так что в 1843 г. потребовалось вмешательство России и Англии, чтобы остудить воинственный пыл шаха и не дать ему возможности продолжить агрессию против султана.
Но пока шли эти бурные события в Персии и Турции, независимые друг от друга племена горцев Кавказа, жившие в укрепленных селениях — аулах, по-прежнему часто воевали между собой. И лишь одна религиозная секта мюридов, черпавшая в исламе духовные силы для борьбы за национальную независимость, настойчиво проповедовала объединение суннитов и шиитов для ведения священной войны (газавата) с неверными.
И в конце концов, эта горская элита добилась объединения черкесов и лезгин. Общность религии и врага сплотила их, после чего джигиты стали еще более грозным противником для России. Но после усиления мюридов шах Персии — глава шиитов, и султан Турции — глава суннитов, окончательно отступились от народов Кавказа. Первый, по Туркманчайскому договору 1828 г., а султан — по Адрианопольскому 1829 г.
Нужно отметить, что в русской специальной и художественной литературе XIX в. много внимания уделялось легендарным черкесам. А уже в наше время кавказские войны обычно связывают с чеченцами. Между тем особо важную роль в борьбе с имперской агрессией в Дагестане сыграли аварцы, и этому, в частности, способствовало выгодное географическое положение их родов. У аварцев феодальная власть существовала издавна, и уже в начале XVIII в. усилились хунзахские ханы, подчинившие постепенно других. Аварцы регулярно совершали набеги на жителей равнин, не исключая и знаменитую Алазанскую долину в Грузии. В начале XIX в. усилилась торговля аварцев с Востоком, интересы феодалов пришли в противоречие с довольно многочисленными торговцами и крестьянами, нашедшими духовную опору в мюридизме, проникшем в Дагестан с восточными торговыми связями.
Мюриды комплектовали своеобразный военно-монашеский орден Кавказа. У мусульманских мистиков-суфиев мюрид обозначал послушника, или последователя, почитаемого шейха (старца), или имама. Мюрид давал обет беспрекословного повиновения имаму (по-арабски — предстоятель, служитель мусульманского культа). Кроме того, у мусульман-суннитов имам мог обозначать правителя, религиозного авторитета или духовного главу группы мусульман.
Мюридизм обрел свое влияние не только благодаря противодействию агрессии России на Кавказе, но и потому, что защищал горцев от произвола местных феодалов. В ходе борьбы аварцы установили власть исламского духовенства, представителями которого на местах стали наделенные гражданской и военной властью наибы, среди которых, в частности, выделился своими военными талантами знаменитый Хаджи-Мурат, уже достаточно освещенный в русской литературе. Имамат распространил свою власть на значительную часть Дагестана и на всю Чечню. Нужно отметить, что применительно к политическим и духовным реалиям исламского Кавказа тех лет имамат, при своей значительно расширенной социальной базе, обладал своеобразной демократией и религиозной терпимостью (толерантностью, как бы сейчас сказали). Однако в противостоянии с огромной Россией это исламское государство не имело шансов выжить.
Тем более что горцы уже не могли рассчитывать на солидарность своих мусульманских соседей. Однако, несмотря на это, антирусское восстание в Дагестане достигло наибольшего размаха, чем когда-либо. Здесь имам Кази-Мулла в 1830 г. начал священную войну. Два года спустя русские схватили и убили Кази-Муллу в Гимри, но одному из его учеников, Шамилю (Самуилу), удалось бежать (лезгины говорили — чудом), после чего он возглавил национально-освободительное движение джигитов.
Память о Шамиле (1798–1871) дожила до наших дней, поэтому нужно сказать несколько слов об этом выдающемся религиозном и политическом деятеле горцев Кавказа. Довольно образованный для своего времени человек, Шамиль родился в состоятельной семье. Его отец — аварский уздень, а мать — дочь аварского бека. Первый имам Чечни и Дагестана Кази-Мулла (Гази Мухаммед) стал другом и наставником для Шамиля, который, ведя жизнь аскета, считался образцом горского мужества и религиозного фанатизма. С началом священной войны против русских Шамиль был помощником Кази-Муллы, а, когда имама убили в ауле Гимры, сам Шамиль едва успел скрыться от солдат израненный и полуживой.
При втором имаме Хамза-беке Шамиль заведовал набором добровольцев и их снабжением, а иногда руководил боевыми операциями.
Когда и этот вождь погиб в сражении, горцы избрали Шамиля своим новым имамом. А так как он пользовался всенародной поддержкой и непререкаемым авторитетом, то ханам Чечни и Дагестана пришлось уступить Шамилю свои права. Возглавив верховный совет, Шамиль, сосредоточивший в своих руках религиозную, военную и гражданскую власть на Кавказе, оказался не только надёжным боевым командиром, но и замечательным государственным деятелем. При нем был создан особый порядок управления, основанный на законах шариата.
Более 20 лет Шамиль отбивался в горах от русских. Однажды его едва не захватили в одном ауле, но мюрид успел скрыться, и это удачное бегство снова приписали божественному провидению. Войскам Шамиля несколько раз удавалось прорываться к устьям Терека. План его заключался в том, чтобы закрыть Владикавказский проход и соединиться с непокорными черкесами. Но у вождя горцев не хватало сил действовать вне Дагестана. Чтобы оставить Шамиля без людей, провианта и принудить его к сдаче, русские в 1846 г. начали опустошительную войну, войска сжигали жатву, разрушали селения и избивали мирных жителей.
Черкесы в западной части Кавказа также сохраняли свою независимость. И только Черноморский флот, обложивший тесной блокадой побережье, сумел отрезать горцам подвоз оружия и боевых запасов. Но в сентябре 1854 г. о былой морской славе напоминали лишь верхушки мачт кораблей, затопленных своими командами в Севастополе. Поэтому с флотом Британии пришлось воевать доблестным казакам.[18]
Вечером 11 июля 1855 г. винтовая канонерская лодка англичан показалась на рейде Таганрога, обстреляла город и села на мель у Кривой Косы в 85 м. от берега. Тут на рысях подошла сотня 70-го донского полка. Станичники спешились и залегли в цепь. Британцы пытались отогнать стрелков картечью. Но начался отлив, лодка накренилась, и орудия, задрав к луне стволы, замолкли. Появился еще один английский пароход и, ведя огонь по Кривой Косе, начал спускать шлюпки. Моряки пытались завести концы и спасти своих товарищей.
У донцов тоже появилось подкрепление, полковник Демьянов привёл еще 2 сотни своего полка. И когда британские шлюпки подошли к борту канонерки, на них обрушился град пуль трехсот ружей и шрапнель конно-артиллерийской батареи есаула Н. Краснова.
Английские моряки дрогнули. У них кричали и стонали раненые, висли на бортах убитые, а тут еще первое ядро казачьей пушки вздыбило воду у борта парохода, вооруженного орудиями на порядок мощнее пушчонок казаков. Но какой прок стрелять из них в темноту? А черный силуэт корабля грозно смотрелся на залитой лунным светом воде, и точное попадание могло лишить британский флот еще одного судна.
Подобрав всех, кто смог и успел спрыгнуть в шлюпки, капитан дал ход и на полных парах скрылся от артиллерии казаков. Англичане так спешили, что забыли даже снять флаги с мачты. Поскольку отлив не закончился, есаул Краснов с 20 казаками рысью доехал по мелкой воде до брошенной канонерки. Станичники сорвали флаг Великобритании, сняли со станков 2 бронзовые 24-фунтовые пушки и зажгли корабль. Казаки потеряли в ночном бою трех раненых.
Трофейные пушки отправили в Новочеркасск (они и сейчас лежат у входа в Музей Донского Войска). А английский военно-морской флаг хранится в Морском музее Петербурга. Корабль захватила кавалерия! Такой пощечины флот ее величества не получал, пожалуй, со времен своего основания. Ни от кого, только от донских казаков.
Несмотря на севастопольскую трагедию, владычество России прочно утвердилось на юге Кавказа между Черным и Каспийским морями, в долине, отделяющей Армянский и Кавказский горные массивы. Однако направо и налево от Дарьяльской военной дороги (Военно-Грузинской) горцы по-прежнему оставались независимыми. На востоке Шамиль и его мюриды властвовали в Дагестане. На западе абхазы и черкесы, жившие на протяжении 300 км по побережью Черного моря, свободно сносились с Турцией, обменивали там рабов на оружие и боевые припасы, которые затем применяли против кубанских казаков. Восстание всех этих народов во время Крымской войны подвергло бы Россию более значительной опасности, чем падение Севастополя.
К счастью, союзники не предприняли ничего серьезного в этом направлении. Недисциплинированные абхазские племена не сумели объединиться для восстания. Шамиль тоже ничего не сделал из-за недоверия не то к своим западным покровителям, предлагавшим ему помощь, не то к султану, духовный авторитет которого ему казался подозрительным.
Видимо, к этому времени длительная блокада и непрерывные бои привели к тому, что карателям все-таки удалось измотать и обескровить горцев. Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что русские, утопив свой флот в Севастополе и лишившись господства на Черном море, по-прежнему продолжали блокаду абхазского побережья. С этим довольно успешно справлялись казаки Азовского войска на 20- и 12-весельных лодках, вооруженных 3-фунтовыми фальконетами. Маленькая казачья флотилия, состоявшая всего лишь из 7 парусно-гребных судов, действовала весьма напористо и эффективно.[19] Понеся большие потери, турецкие почтовые и грузовые суда стали ходить только на буксире у пароходов. Попытки турок на пароходах перехватить казачьи лодки срывались благодаря хорошо налаженной службе наблюдения и связи. Затруднив перевозки вдоль берега Абхазии, казаки вместе с менгрельской милицией колоннами по 200 человек с четырьмя ракетными станками стали ходить к крепости Редут-Кале. Турки несли значительный урон, но при появлении казаков из крепости не выходили, даже когда у них на виду уничтожались прибывшие грузовые и почтовые транспорты.
После Крымской войны русские решили покончить с опасностью, которой удалось избежать почти чудом. Начали с Шамиля, уже 25 лет непрерывно и успешно руководившего борьбой за независимость горцев. Однако доблестному имаму все-таки пришлось сложить оружие перед значительно более сильным противником. Русским удалось сломить сопротивление горцев медленным, но неотвратимым проникновением в их неприступные ущелья. И пока солдаты строили форты, рубили просеки в непроходимых дебрях, непрерывно изматывая скудные силы джигитов, генералы искали поддержку в среде прежней кавказской элиты, чьи интересы пострадали при имаме Шамиле.
Новый генерал-губернатор Кавказа князь А. И. Барятинский в 1858 г. захватил Ведено — укрепленную резиденцию Шамиля в западном Дагестане. Русские, продвигаясь вперед, проводили дороги и строили форты при всех выходах из долин. Покоряя одни племена за другими, каратели принудили имама запереться в Гунибе — почти недоступном ауле. Затем, 25 августа 1859 г., после ожесточенной борьбы, Гуниб пал, а Шамиль с 4 сотнями мюридов сдался князю Барятинскому. Пленного имама с семьей поселили в российской глубинке, в Калуге.
Затем пришел черед абхазов и черкесов. С 1859 по 1862 г. карательные экспедиции следовали одна за другой. Они обычно сопровождались набегами, поджогами деревень и следовавшим затем, более или менее искренним, изъявлением горцами покорности. Чтобы закрыть эту брешь на русской границе, пришлось занять страну полностью. Казачьи станицы продвигались в глубину долин, а горцы оттеснялись в равнины. В 1862 г. джигитам назначили новые земли на Кубани и в окрестностях Пятигорска. Но, возбуждаемые нашептываниями турецких тайных агентов и уверенные, что султан их примет радушно, многие горцы предпочли эмигрировать в Оттоманскую империю.
С 1862 по 1864 г. около 300 000 абхазов покинули свои поля, которые тотчас же заняли крестьяне — русские переселенцы, и казаки-станичники. В 1864 г. эмиграция абхазов прошла столь внезапно, что пришельцы пришли на все готовое. Им оставалось лишь собрать жатву с полей, засеянных абхазами, которые в это время тысячами гибли в турецких портах Анатолии от тифа и голода.
Завоевание Кавказа закончилось сдачей Шамиля и эмиграцией абхазцев. Блокада и карательные экспедиции заставили Россию держать на Кавказе 120 000 армию. В промежуток времени между окончательным миром с Персией (1828) и взятием в плен Шамиля (1859) Кавказская война поглощала большую часть сил и средств, выделяемых русским правительством для завоевания Азии.
Пока имам с семьей пребывал в Калуге, дела у горцев пошли совсем плохо. Мятежи в Имеретии, Мингрел ии и Абхазии были подавлены, а победы над акушинцами, лезгинами и аварцами окончательно закрепили за Россией Дагестан. На Кавказе уже не приходилось больше подавлять восстаний, за исключением нескольких местных волнений, вызванных попыткой навязать горцам обязательную воинскую повинность. Поэтому в феврале 1869 г. пленному имаму разрешили отправиться паломником в Мекку, и в марте 1871 г. Шамиль умер на родине пророка Магомета в Медине!
В других землях Кавказа, покоренных уже давно, русская колонизация усиливалась путем выделения больших владений офицерам, сановникам[20] и переселением сюда русских сектантов (молокан и духоборов) и немецких менонитов с юга России. Однако настоящая русификация началась с 1870 г. после проведения железных дорог, эксплуатации виноградников и минеральных богатств Кавказа.
Единственно заслуживающие внимания военные действия прошли во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и привели к аннексии Лазистана, а также части турецкой Армении с портом Батумом и крепостью Каре. При этом их стратегическое использование ограничивалось международным правом. Так, Батум, объявленный свободным портом, оставался неукрепленным вплоть до 1885 г., когда император Александр III порвал соглашения, принятые в Берлине. После этого Батум, окруженный фортами, стал военной базой для возможного продвижения русских в Малую Азию.
После этого история Кавказа свелась, главным образом, к реформам управления, экономики и ассимиляции местного населения. Главное изменение в управлении краем заключалось в том, что провинции Кавказа, представлявшие собой до того времени нечто вроде автономных пашалыков Турции, фактически стали губерниями России. Само собой разумеется, что они продолжали значительно отличаться от внутренних губерний деталями административной системы. Можно сказать, что Петербург не сомневался в своём положении на Кавказе. Мусульмане, ставшие русскими подданными, — одни шииты, другие сунниты — не отличались сплоченностью и фанатизмом.
Для элиты горцев открылись двери русской армии и администрации. Многие из них, воспитанные в Петербурге и служившие в гвардии, стали полицейскими приставами или даже выдающимися офицерами. Среди них особенно выдвинулся генерал Алиханов, аварец по происхождению, один из известных покорителей Туркестана и сын Али-хана — одного из сподвижников Шамиля. Искусный и отважный офицер, Алиханов блестяще провел политические переговоры в Мерве, проявив много инициативы, ума и личной храбрости. И лишь благодаря его исключительному влиянию на местную знать в феврале 1883 г. удалось без крови присоединить Мервский оазис к России.
А в тяжкое время Первой русской революции 1905 г. генерал Алиханов служил военным губернатором Кутаисской области. Энергично пытаясь остановить развал государственного аппарата на окраине империи, Алиханов пережил 8 покушений на его жизнь, но 5 июля 1907 г. погиб вместе с семьей от взрыва двух бомб.
Россия нашла в христианах Кавказа надежную опору. Сваны, осетины и даже грузины под влиянием школы, церкви или службы в армии начали ассимилироваться с господствовавшим народом. Для армян это, несомненно, проходило более медленно. Эти энергичные, умные и образованные люди, господствовавшие в экономической жизни городов, глубоко привязанные к своим обычаям и национальным традициям, оказывали русификации такое сильное сопротивление, что его не удалось сломить даже многими указами Александра III. Однако, несмотря на это, армянские школы все-таки удалось русифицировать. Кроме того, правительство присвоило себе право выбора армянского патриарха (католикоса). Наконец, большинство армянских чиновников, весьма многочисленных на Кавказе, перевели внутрь империи. Но исторический опыт показал бесперспективность этих мер.
Наконец, ассимиляция проводилась заселением русских колонистов. Так, в обезлюдевшей Абхазии Военное ведомство основало казачьи станицы. Но эта официальная миграция из-за невежества и безответственности чиновников, зачастую селивших людей в нездоровых местах, недостатка инициативы и средств у самих колонистов дала незначительные результаты. Свободные колонии имели больше успеха. Многие поселения немецких сектантов менонитов, русских молокан или духоборов заметно процветали. Однако эти вольные переселенцы сильно страдали при Александре III и Николае II от притеснений властей.
Но главным фактором русификации Кавказа, значительно большим всех стараний государства, стали экономические преобразования, совершившиеся за какие-то 20 лет. Так, в 1870 г. в Баку добывалось нефти только на несколько тысяч рублей, а в конце XIX в. русские нефтепродукты наводнили Европу и Азию. В Баку основали огромные заводы, куда переселилось множество европейских инженеров и рабочих. Кавказский перешеек во всю длину перерезала железная дорога Баку—Батум, которую позднее соединили с северной сетью Кавказа (Баку—Петровск). Вдоль железной дороги, как на севере, так и на юге Кавказа, появились заводы и началась эксплуатация рудников. В то же время разведение сельскохозяйственных культур, особенно винограда, достигло нового подъема.
Один из знаменитых героев Кавказских войн, донец станицы Гугнинской Бакланов Яков Петрович родился 15 марта 1809 г. в семье полкового хорунжего, выслужившегося из рядовых до полковника. В 16 лет Яков начал службу в полку отца урядником. В 1828 г., уже хорунжим, Бакланов воевал в Европейской Турции, показав себя столь храбрым офицером, что за излишнюю пылкость отец его не раз «дубасил по спине нагайкой», как вспоминал впоследствии сам Яков Петрович.
В 1846 г. Бакланов, став командиром 20-го казачьего полка на Кавказе, нашел его не в блестящем состоянии: грязные, оборванные казаки на истощенных лошадях, с плохим вооружением. Яков Петрович прежде всего собрал свой полк, привел его в порядок и стал учить. В те времена о тактических занятиях с офицерами никто еще не думал, Бакланов собирал у себя офицеров «на чашку чая» и здесь, за разложенной картой Кавказа, вел беседы о войне. Затем он устроил у себя в полку особую учебную сотню, в которой готовил инструкторов на весь полк. Кроме того, в каждой сотне Яков Петрович организовал особые команды пластунов, саперов и ракетчиков.
От обороны, которой держались его предшественники, Бакланов перешел к энергичному наступлению. Верные чеченцы. — проводники и переводчики, вовремя предупреждали Якова Петровича о замыслах горцев, и он являлся к ним как снег на голову. Боклю, как звали Бакланова джигиты, был, по их мнению, сродни самому шайтану, и потому имя ему среди чеченцев было Даджал, то есть дьявол. Казак знал об этом и всячески старался укрепить горцев в той мысли, что ему помогает «нечистая сила».
Мобильность казаков Бакланова, их энергия, искусство маскировки и умение оценить обстановку были изумительны. Особо отличились донцы Даджал а в феврале 1850 г. в набеге отряда генерала Майделя на Гайтемировские ворота, за что Бакланов получил чин полковника. 14 марта 1850 г. в бою у Умахан-Юрта Якова Петровича ранили. Узнав о том, горцы быстро собрали громадную орду для нападения на посты русских, но грозный Боклю, превозмогая страшную боль, ночью на 25 марта лично повел войска и разбил джигитов, бежавших в паническом ужасе, уверенных, что имеют дело с самим чертом, которого и пули не берут.
В 1850 г. станичники 20-го полка получили долгожданную «льготу» и готовились к возвращению на родной Дон. Но Бакланов стал так необходим для Кавказской линии, что князь Воронцов писал о нем военному министру: «Этот человек дорог нам за свою выдающуюся храбрость, свой сведущий ум, за военные способности, знание мест и страх, который он внушил неприятелю; сам Шамиль уже упрекает своих наибов за страх, питаемый ими к Бакланову».
Письма Воронцова всеподданнейше доложили государю, уважившему просьбу, и в июне 1850 г. на смену 20-му прибыл 17-й Донской казачий полк, поступивший под начальство Бакланова. С Яковым Петровичем добровольно перешли в 17-й полк многие штаб- и обер-офицеры, урядники и рядовые казаки, быстро обучившие вновь прибывших донцов.
В 1851 г. Бакланова вызвали в крепость Грозную для участия в летнем походе князя Барятинского. Здесь ему поручили всю конницу отряда (23 сотни). Рейд провели блестяще, и за него Бакланов получил орден Владимира 3-й степени. Вскоре после того Даджалу лично пришлось отразить джигитов, пытавшихся отбить стада, пасшиеся у Куринского. Чеченцы напали так внезапно, что Бакланов не успел одеться и появился перед полком в одной только бурке, одетой на голое тело, с шашкой через плечо. Такой вид донского богатыря навел на горцев панику, и они долго не решались угонять стада.
Популярность Якова Петровича росла не только на Кавказе, но и в глубине России, откуда с одной «оказией» он получил неизвестно от кого и откуда посылку. Когда ее вскрыли, в ней оказался черный шелковый значок с вышитой на нем белой «Адамовой головой» и с надписью вокруг нее: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Этот мрачный значок наводил ужас на чеченцев, Даджал с ним не расставался до конца жизни.
В 1852 г. Бакланова наградили Георгиевским крестом 4-й степени. При рубке просеки через Качкалыковский хребет Якову Петровичу пришлось вступить в оригинальное единоборство со знаменитым стрелком Джанемом, который хвастался, что убьет Боклю, когда тот выедет руководить работами и станет на своем высоком кургане. Лазутчик сообщил это Бакланову в присутствии офицеров его полка, и Яков Петрович решил испытать судьбу. В обычное время он выехал на курган, взял у ординарца штуцер и стал ждать.
Вскоре за хребтом мелькнула папаха Джанема и грянул выстрел. На этот раз Джанем промахнулся. Вторая его пуля пробила край полушубка Бакланова. Затем из-за гребня показался испуганный своей неудачей стрелок, Бакланов пулей в лоб уложил его на месте. Когда станичник повернул коня и стал спускаться с кургана, войска, наблюдавшие этот оригинальный поединок, приветствовали его громовым «ура!».
Сами джигиты оглашали воздух неистовыми криками «якши Боклю!». В 1852 г. за отличия в делах против горцев Бакланова произвели в генерал-майоры с оставлением командиром 17-го полка. В следующем году Яков Петрович выполнял особые поручения главного начальника Кавказских войск и командовал всей кавалерией левого фланга Кавказской линии. В 1855 г. казачья конница Бакланова геройски воевала под Карсом.
Когда в 1863 г. вспыхнуло польское восстание, Бакланов во главе 12 казачьих полков поступил в распоряжение М. Н. Муравьева. Страшная молва предшествовала приезду его в Литву. В военных действиях против повстанцев участвовать не пришлось. Все знали о набегах Даджала на Кавказе и боялись жестокости с его стороны. Но в лице Боклю население получило хотя сурового, но справедливого начальника. На перекладных, без всякого конвоя, Яков Петрович объехал край, изучая настроение людей, и подолгу с ними беседовал. Тишина и спокойствие воцарились в его районе.
Бакланов иногда рисковал не исполнять приказы сурового Муравьева о конфискации имений повстанцев. Заботясь о справедливости, Яков Петрович упрямо учреждал опеки над малолетними наследниками сосланных в Сибирь, сохраняя за ними земли. Генерала по этому поводу вызвали в Вильно для объяснений. Разговор был длинный. В конце его Бакланов сказал: «Я моему государю, России и вам, моему прямому начальнику, был и буду верен, но в помыслах моих было ослабить в районе моего отдела толки о русской свирепости». Муравьев и Бакланов расстались мирно. Последние годы Бакланов прожил в Петербурге, и 18 октября 1873 г. его не стало.
Яков Петрович умер в бедности и похоронен за счет Донского войска в Петербурге, в Новодевичьем монастыре. Над могилой Бакланова на добровольные пожертвования поставлен памятник, изображающий скалу, на которую брошены бурка и папаха, из-под папахи выдвинут черный «баклановский» значок. Имя Бакланова присвоено 17-му Донскому казачьему полку. Высочайшим приказом 21 июня 1909 г. полку этому велено иметь полковой значок по образцу того, который всюду сопровождал Бакланова. Станица Гугнинская переименована в Баклановскую, могила доблестного героя перенесена в Новочеркасск. Троицкий проспект в Новочеркасске назван Баклановским. В Донском императора Александра III кадетском корпусе учреждена стипендия имени генерала Бакланова. Кроме того, в память отличной стрельбы Бакланова установлен розыгрыш ежегодно специальных «Баклановских» призов за стрельбу из винтовок для офицеров и нижних чинов. Про Бакланова сложено на Дону много песен.
Глава 11Защитники морских рубежей Отечества
К середине XIX в. в Европе началось массовое производство паровых машин, нарезной артиллерии и броненосных кораблей. Теперь мощь страны стала зависеть от её способности осваивать новые технологии.[21] Хотя в те давние времена русская элита и считала себя европейской, однако на приход грозного века пара она вначале смотрела высокомерно.
К этому времени во флоте России служили 50 линейных кораблей против 85 в английском, 45 во французском и 17 в турецком флотах. То есть Россия уступала по морской мощи только Англии и Франции. И моряки исправно радовали императора на «высочайших» смотрах, когда на Большом Кронштадтском рейде мрачно высились борта гигантов, а горизонт затягивало дымом от залпов сотен салютующих орудий.
Линейный корабль Черноморского флота «Париж», 1849 г.
Между тем в Англии и Франции на линейные корабли и фрегаты уже ставили паровые машины, но в России традиционно не спешили. Пароходные заводы в Николаеве и Кронштадте, заложенные в 1847 г., строились медленно. Из-за нехватки инженеров-механиков машинами на кораблях зачастую управляли иностранцы. Средства на строительство и переоборудование в винтовые линейных кораблей и фрегатов правительство России выделило только в 1851–1854 гг., причем машины для них пришлось заказать в Англии.
В июле 1853 г. прошли маневры британского флота. Впервые в истории здесь участвовала эскадра винтовых кораблей: 6 линейных, 2 фрегата, 4 корвета и 6 колесных пароходо-фрегатов. В показательном бою паровые корабли уверенно взяли верх над парусными. Однако официальная печать Петербурга, несмотря на то что эти маневры носили демонстративный и угрожающий характер — ведь под «разгромленной» парусной эскадрой подразумевалась русская — отозвалась о маневрах довольно пренебрежительно, а мощь флота России мерила в верстах диспозиции кораблей на Кронштадтском рейде. Естественно, что после таких самобытных оценок мало у кого возникало желание втягиваться в дискуссии о значении духовно-нравственного воспитания моряков при использовании противником современных технологий.
И когда осенью 1853 г. эскадра адмирала П. С. Нахимова уничтожила морские силы Турции на рейде Синопа, это сражение, став «лебединой песней» парусного флота России, послужило поводом для вступления в войну Англии и Франции на стороне Турции, так как в Европе Синоп считали не сражением, а разбоем. Последовавшие затем грозные события показали технологическое и нравственное превосходство европейцев.
Не прошло и полгода, как империя уже оказалась втянутой в войну с коалицией двух сильнейших держав, располагавших самым мощным в мире паровым флотом линейных кораблей, который они и продемонстрировали на Черном море в 1854 г. Поэтому русским пришлось затопить свои корабли в Севастопольской бухте, а артиллерию свезти на берег — так оно надёжней.[22]
Кроме этого, союзники удивили всех широким применением безрельсового механического транспорта в военных целях. Хорошо осведомленные о национальных особенностях основных русских бед, британцы предупредительно ввели в состав экспедиционного корпуса паровые тягачи, перевозившие боеприпасы из Балаклавских складов под Севастополь. Пыхтя и чавкая плицами по непролазной крымской грязи, они исправно таскали тяжелые обозы с боеприпасами для осадной артиллерии.
Эти грозные и быстротечные события деморализовали русское командование, а противник добился господства на Черном море и обеспечил себе успех в Крыму. Ну да Бог с ним — с Севастополем, когда враг уже угрожал столице нашей Родины — Петербургу. Ибо в те былинные времена этот стольный город значил для сердца русского больше, чем сейчас Москва. Так как именно здесь пребывала тогда элита нации, её административный ресурс.
Интересно отметить, что в составе флота вторжения союзников вошли под названием «Коссак» и «Тартор» («Казак» и «Татарин») заказанные ранее Россией винтовые корветы «Витязь» и «Воин», конфискованные правительством Англии.
Кроме винтовых кораблей в 1855 г. Франция применила против русских еще одну техническую новинку — паровые броненосные батареи. В это же время англичане начали строить корабли этого класса специально для Балтики, поэтому угроза вторжения сил союзников стала еще более реальной. Между тем отечественные производители опаздывали, и только в 1858 г. флот России пополнится десятью паровыми линейными кораблями и фрегатами.
Крымскую войну Россия проиграла. Этот позор надолго поколебал престиж великой державы, которой запретили иметь военный флот на Черном море. Трагические итоги войны показали значительное технологическое отставание России, которой через 50 лет пришлось столкнуться с Японией, только в 1853 г. прекратившей политику самоизоляции.
Видимо лаская великодержавную спесь, русские исследователи о Синопской победе писали, как правило, в восторженных тонах! И только один из крупных морских теоретиков начала XX в., профессор Н. Л. Кладо, отметил: «Возвеличивая Синоп, мы пришли к Цусиме». Из современных исследователей эту оценку последнего сражения флотов парусной эпохи разделяет к. и. н., профессор Военно-морской академии, капитан 1-го ранга В. Д. Доценко.
Именно в Крымской войне проявилось неумение русских флотоводцев добиваться поставленных стратегических целей. Адмирал Нахимов являлся, несомненно, одаренным человеком, великолепным моряком, знатоком парусного вооружения, любимцем матросов. Но для флотоводца, согласитесь, этого мало.
О том, что после адмиралов Ф. Ф. Ушакова и Д. Н. Сенявина в России не оказалось прозорливого флотоводца, свидетельствуют запоздалый переход к строительству паровых кораблей и отсутствие четких тактических взглядов. Всякое проявление инициативы не по команде стало наказуемо. На флоте господствовали смотры и парады, живописно отраженные на картинах И. К. Айвазовского и А. П. Боголюбова.
Опыт войны и достижения техники позволили Франции в 1858–1859 гг. реализовать идею мореходного броненосца, создать 5600-тонный «Лa Глуар». На постройку этого деревянного броненосца Англия ответила постройкой в 1860 г. железного броненосного фрегата «Уорриор» водоизмещением более 9000 т. После этого Британия и Франция начали перестраивать свои паровые деревянные линейные корабли в броненосные фрегаты.
Технический прогресс и неудачи войны поставили вопрос о срочном строительстве русского оборонительного флота на Балтике, способного вести успешные боевые действия под прикрытием орудий приморских фортов.
В Петербурге с тревогой следили за бурным соперничеством при создании броненосцев Англии и Франции. Но единственными «броненосцами» России оставались 14 батарейных плотов, построенных в 1856 г. И только в 1861 г. к ним добавилась 270-тонная железная канонерка «Опыт», созданная на Петербургском заводе Карра и Макферсона и имевшая броневой бруствер для защиты единственного 196-мм орудия.
В конце 1861 г. Морскому министерству удалось получить средства для заказа в Англии первого броненосца — плавучей батареи «Первенец». На следующий год решили строить однотипную батарею в Петербурге, а заложенные ранее крупные деревянные паровые фрегаты «Севастополь» и «Петропавловск» достроить как мореходные броненосцы. И только в конце 1862 г. удалось получить средства на постройку третьей броненосной батареи в Петербурге.
Между тем за океаном назревали события, на которые в России тогда мало кто обратил должное внимание. Дело в том, что США в борьбе за свою независимость от Великобритании в начале XIX в. необычайно развили широко распространенный класс кораблей — фрегаты, которые по своей артиллерийской мощи превосходили даже линейные корабли Британии. Для этого янки постоянно увеличивали калибр своей корабельной артиллерии. Поэтому в морских сражениях, несмотря на мужество английских моряков, победа оставалась за американцами, уже в то время хорошо осознававшими значение народного образования, когда оборонный потенциал страны стал определяться не только количеством боевых машин, но и интеллектуальной мощью нации. При этом страна со всеобщим образованием получала неоспоримые преимущества перед противниками, где народные массы пребывали в состояния невежества и национальной спеси. Общественность США ясно понимала, что машины, сберегающие труд и сокращающие время производства, с таким же успехом можно применять и для военных целей, когда выстрел из громадного орудия, управляемого одним человеком при помощи паровых машин, мог затопить судно гораздо быстрее, чем часовая канонада из сотни орудий меньшего калибра, управляемых тысячью матросов.
Мятежники из южных штатов, отколовшихся от США весной 1861 г., думали так же, и в 1862 г. их броненосный фрегат «Мерримак» за несколько минут пустил на дно 2 фрегата США. После этого в Европе стало ясно, что участь линейных кораблей предрешена. С таким же успехом это бронированное чудовище могло уничтожить любой европейский 100-пушечный корабль, не способный долго противостоять разрывам снарядов его мощных бомбических пушек. Обнадеживало только то, что стратеги Старого Света заранее это предвидели, и не напрасно вкладывались деньги налогоплательщиков в создание броненосных фрегатов.
Однако северяне вскоре выставили совершенно новый тип броненосного башенного корабля, так называемый «Монитор». Эта неказистая по форме и небольшая по размерам посудина, которой шутники сначала дали презрительную кличку «Коробка из-под шляпы на плоту», имела низкий бронированный борт и две огромные пушки во вращаемой паром бронированной башне. В Европе все оцепенели, когда эта «консервная банка» с треском разбила страшного монстра мятежных штатов. Особенно шокированной оказалась Британия — владычица морей, которая в те времена заслуженно считалась единственной сверхдержавой мира.
После того как знаменитый бой на Хемптонском рейде морально уничтожил деревянные флоты Европы, британцы еще некоторое время надеялись отсидеться за океаном, полагая, что американская мощь никогда не достигнет их портов. Однако монитор «Миантономо» 5 июня вышел из Сент-Джонаи, пересек Атлантический океан и через 11 суток прибыл благополучно в британский порт Квинстоун.
Ознакомившись с кораблем, британцы поняли, с каким грозным противником им придется иметь дело, пушки которого одним залпом могли разбить борт любого броненосца Старого Света. И в то время когда американский монитор находился в водах Великобритании, англичане не осмелились послать в Вашингтон, для удовлетворения имперского честолюбия, свой новейший броненосный фрегат «Уорриор».
В Европе началась мониторная лихорадка. Эти корабли строила и Россия, приступившая к обновлению оборудования казенных адмиралтейств Петербурга. Работа ускорилась в связи с угрозой войны с Англией, которая, поддержав польское восстание 1863 г., пыталась создать коалицию против России. В связи с этим, как и в 1854 г., на подступах к Кронштадту ожидалось появление противника, но на этот раз уже броненосного флота.
Для обороны столицы России в марте 1863 г. Морское министерство приняло «Мониторную кораблестроительную программу», предусматривавшую строительство 10 однобашенных броненосных лодок по образцу американских мониторов Эриксона и двухбашенной лодки «Смерч» системы английского капитана Кольза.
Постепенно выяснилось, что мореходность мониторов крайне ограниченна, и ажиотаж спал. Затем в странах Европы этот класс кораблей плавно перешел в броненосцы береговой обороны, и 9 марта 1864 г. в Санкт-Петербурге утвердили постройку новой серии броненосных кораблей усовершенствованных типов: 4 шестипушечных башенных батарей, 2 броненосных лодок и 2 небольших батарейных корветов. Из них только корветы проектировались как мореходные броненосцы. Полная же программа для обороны Кронштадта и «ближайших прибрежий» включала 41 броненосец. Однако, как и многие другие намерения Морского министерства, осуществить её не удалось.
Так как и в те былинные времена[23] боролись за самобытность русского языка, то, несмотря на одни и те же конструктивные особенности, называли этот класс кораблей по-разному: мониторы, затем — башенные канонерские лодки, частично — башенные фрегаты и, наконец, — броненосцы береговой обороны. Причем в мониторах непродолжительное время числился даже русская гордость — первый эскадренный броненосец «Петр Великий» (заказанный в 1868 г.), который первоначально так и назывался — монитор «Крейсер». Связано это было с тем, что само слово монитор звучало устрашающе для ненавистной Англии, а уж тем более крейсер — это вообще жуть и тоска зеленая для британской торговли. Таким образом, в сознании русских моряков причудливым образом сплелись два магических слова, которые подобно анаконде должны были удавить владычицу морей. Поэтому, чтобы не утруждать себя дальними морскими походами, предполагалось «Крейсеру» идти в их же порты и, подобно слону в посудной лавке, громить все подряд.
Так в конце 60-х годов XIX в. завершилось строительство русского оборонительного флота для Балтийского моря. Концепции оборонительного флота отвечали и первые броненосцы Черноморского флота — круглые в плане «Новгород» и «Вице-адмирал Попов», созданные по заданию и на средства Военного ведомства.
Монитор на стапель-палубе плавучего дока в Кронштадте, 1870 г.
Удачный выбор башенного типа броненосцев, вооруженных стальными нарезными орудиями образца 1867 г., обеспечил высокую эффективность оборонительного флота по сравнению с английским броненосным флотом конца 60-х — начала 70-х годов XIX в. Основу английского флота составляли батарейные и казематные броненосцы, вооруженные 229 мм орудиями, из которых только половина участвовала в бортовом залпе. Снаряды английского 229 мм орудия, заряжаемого с дула, на дистанции 5 кбт (1 кабельтов = 83 м) пробивали 140 мм броню, при толщине броневой защиты самих броненосных фрегатов от 114 до 229 мм. При этом 229 мм русский снаряд орудия образца 1867 г. пробивал 152 мм броню на дистанции 9 кбт. Поэтому в прибрежных водах башенные лодки являлись довольно серьезным противником более крупным и быстроходным английским рангоутным броненосцам, а башенные фрегаты имели даже определенные тактические преимущества.
Однако уже в середине 70-х годов в английском флоте появились броненосцы с 317 мм орудиями и 305–356 мм броней, а в 1881 г. в море вышел «Инфлексибл», вооруженный 406 мм пушками и защищенный 610 мм броневой цитаделью. Внедрение удлиненных орудий с нарезами прогрессивной крутизны в 80-х годах привело к окончательному устареванию артиллерийского вооружения русских кораблей береговой обороны. Несмотря на частичную модернизацию, броненосные батареи, башенные лодки и фрегаты в последнем десятилетии XIX в. по вооружению, защите и скорости не отвечали тактическим требованиям. Поэтому приказом по Морскому ведомству от 1 февраля 1892 г. все эти корабли перевели в класс броненосцев береговой обороны.
Броненосцы береговой обороны сыграли большую роль в воспитании русских моряков, овладевших искусством кораблевождения и морской практикой, а также новейшими образцами военно-морской техники и оружия. После всестороннего испытания первых броненосцев в кампании 1864 г. на следующий год броненосная эскадра демонстративно зашла в Стокгольм, проявив себя слаженным боевым организмом.