Тем не менее тегеранские дебаты в основном концентрировались на более неотложных военных вопросах. То, как они подавались Черчиллем и Сталиным (Рузвельт удовлетворился ролью добродушного и дружелюбного посредника-миротворца), ясно показывает, какое значение придавалось военной силе в создании новых сфер влияния после войны. В своей книге «Триумф и трагедия» Черчилль недвусмысленно заявляет, что в Тегеране немецким вопросом пренебрегли лишь потому, что военное решение казалось еще весьма отдаленным, вследствие чего было просто невозможно принять четкое решение по разделу Германии.
Следовало создать разграничения между зонами временной оккупации и постоянной частью рейха. В том, что касается последнего, Сталин выразил мнение, что польские границы должны быть передвинуты на запад, а северная часть Восточной Пруссии отойти к Советскому Союзу. Что касается остального, то у Сталина на этот счет еще не сложилось определенного мнения, и его более поздние «всегерманские» планы так и не воплотились в жизнь.
Планы Черчилля насчет Германии отражали его стойкую антипатию к Пруссии. Пруссию следовало раздробить на мелкие части и исключить из Германского рейха. Должна быть создана Дунайская Федерация, раскинувшаяся от Рейна до Будапешта, достаточно сильная, чтобы противостоять давлению прусского охвостья. Что касается Рузвельта, то для него оказалось несколько затруднительно сформировать для себя более или менее ясную картину географического положения Германии.
Поэтому Сталин, который не воспринимал планы Черчилля слишком серьезно, не настаивал на том, кто конкретно должен быть в Берлине – по крайней мере, в 1943 году. Русские были бы там в любом случае – исходя хотя бы из географического положения.
Также Сталин не видел причин возражать против плана Эттли[2], когда он впервые рассматривался ЕКК в начале 1944 года. План предусматривал разделение Германии на оккупационные зоны; в общем и целом его в конце концов одобрили, хотя об участии Франции тогда даже не упоминалось. (Создание французской зоны оккупации явилось признанием военного вклада в войну и победу над Германией, сделанного де Голлем. Что явилось еще одним доказательством, что на раздел Германии отчасти повлияли военные успехи во время войны, даже еще до Ялтинской конференции.) 18 февраля 1944 года русские, в лице посла Гусева, приняли план Эттли in toto – целиком и полностью. Берлин не был особо обозначен, но находился тогда прямо посреди советской зоны.
Это неожиданное соглашение Британии с Советским Союзом застало американцев врасплох. Как только план Эттли был представлен ЕКК, американцы сформировали Working Security Committee (WSC) – Комитет по безопасности, подчинявшийся Государственному департаменту США. Комитет оказался малозначительным и недоукомплектованным сотрудниками образованием, чьей основной целью на этом последнем этапе было начать работу по претворению в жизнь собственных планов Америки на послевоенное устройство. Преобладающее влияние на него оказывали представители армии, которые яростно возражали, что расположение зон оккупации Германии носит военный характер и, следовательно, вне компетенции политиков. На самом деле комитет стал не чем иным, как убогим памятником американской политике в отношении Германии. Посол США в Лондоне, Джон Уайнант, в чьи обязанности входило представлять США в ЕКК, не получал из Вашингтона никаких инструкций. И только 3 апреля Рузвельт узнал от американского дипломата Джорджа Кеннана, что Советский Союз и Британия достигли соглашения. Кеннан посоветовал президенту принять план Эттли, и в том, что касалось границ советской зоны оккупации, Рузвельт уступил. Таким образом, он неявно признал, что Берлин должен оставаться в центре этой зоны, хотя ничего не сказал о разделении самой столицы. Однако отказался принимать план относительно остальной Германии – возможно, он помнил аргументы своих начальников штабов на борту «Айовы». И продолжал настаивать, что Британии должна отойти Южная Германия.
Советский Союз не слишком заботило, какие предложения будут сделаны в конечном счете их западными союзниками. Поэтому, чтобы не затягивать с переговорами, русские официальные заявления ссылались просто на «западные зоны». В результате первый документ, подписанный в Лондоне 12 сентября 1944 года – Уайнантом со стороны США, Гусевым от СССР и Стрэнгом от Британии, – утверждал разделение на зоны и содержал в себе первое упоминание о разделе Берлина, не оговаривая, однако, как именно западные зоны (Германии) или сектора (Берлина) должны быть обозначены. В отношении Берлина документ попросту заявлял:
«…Панков, Пренцлауэр-Берг, Митте, Вайсензе, Фридрихсхайн, Лихтенберг, Трептов, Кёпеникк будут оккупированы советскими войсками.
…Райниккендорф, Веддинг, Тиргартен, Шарлоттенбург, Шпандау, Вильмерсдорф будут оккупированы____.
…Целендорф, Штеглиц, Шёнеберг, Кройцберг, Темпельхоф, Нойкёльн будут оккупированы____».
Прочерки здесь, как в оригинале. Имена, ставшие известными в послевоенной политике, упоминаются здесь впервые. После того как британцы и американцы тактично избегали темы Берлина на протяжении нескольких месяцев – с апреля по август 1944 года, – дабы не раздражать Советский Союз, последний без каких-либо возражений согласился на совместную оккупацию, хоть ранее Берлин был признан частью советской зоны оккупации и британцами, и американцами. Это, вне всяких сомнений, доказывает, что в то время не было ничего более далекого от мыслей Сталина, чем разделенная Германия. И все же военные и политические соображения сыграли свою роль в принятии такого решения: Сталин рассматривал Берлин как своего рода электростанцию, на главном рубильнике которой он держал руку.
12 сентября 1944 года Уайнант представил соглашение Рузвельту, который затем совещался с Черчиллем в Квебеке. Движущей силой этого совещания являлся, вне всяких сомнений, британский премьер, который начал беспокоиться о равновесии сил в послевоенной Европе и роли Британии в Тихоокеанском регионе после поражения Японии. В Квебеке, с подачи Рузвельта, в мировую историю вошел секретарь Казначейства США, Генри Моргентау-младший. Черчиллю был предложен план Моргентау[3] по реконверсии немецкой промышленности (возвращению индустрии к условиям мирного времени). Поначалу Черчилль отверг план, но немного погодя согласился с ним, чтобы продолжить обсуждение остальной повестки дня.
Как бы в благодарность Черчиллю, Рузвельт, со своей стороны, согласился отдать британцам север той территории, которая позже стала Федеративной Республикой Германии, включая Рур, и разместить американские оккупационные силы в Баварии и Гессене. Еще до подписания соглашения американские начальники штабов, верные принятым на «Айове» решениям, потребовали гарантий поддержки их путей снабжения из Бремена и анклава Бремерхафен через британскую зону. (Им пришлось проявить такую же настойчивость, когда дело дошло до определения северных границ французской зоны; в результате автомагистраль Франкфурт-на-Майне – Штутгарт оказалась – и до сих пор остается – американской охраняемой зоной.)
Ввиду того факта, что американцы оказались столь предусмотрительными в своих отношениях с дружественными союзниками, можно было бы ожидать, что они попытаются получить столь же надежные гарантии свободного доступа в Берлин через советскую зону. Однако ничего подобного не случилось. Ни этот, ни другие вопросы, касавшиеся будущей советской зоны, в Квебеке не обсуждались. И Черчилль, и Рузвельт считали, что лондонские соглашения достаточно удовлетворительно и определенно трактуют данную тему.
С другой стороны, Рузвельт, под влиянием своих начальников штабов, с подозрением относился к деятельности ЕКК, особенно после неожиданного заключения соглашения между Советским Союзом и Британией. Должно быть, Пентагон внушил ему, что, возможно, его подталкивают на уступки, которые в конце войны могли бы оказаться слишком обширными и в любом случае приуменьшили бы военный вклад Америки в победу. Поэтому он без промедления положил конец деятельности ЕКК, когда приказал американской делегации во главе с послом Уайнантом прекратить участие в обсуждении послевоенной политики в рамках этой организации. Это было сделано посредством трех предписаний, датировавшихся 29 сентября, 20 октября и 25 октября 1944 года, каждое из которых было выдержано в более жестком тоне, чем предыдущее. Таким образом, ответственность за Европейский театр военных действий вернулась к армии США. Как выяснилось, последняя оказалась ничуть не лучше политиков.
Во всяком случае, 1 февраля 1945 года на Мальте встретились не американские и британские политики, а военные, чтобы подготовить последнюю конференцию «Большой тройки» военного времени, ту, что состоится месяцем позже в Ялте. К ней Сталин запасся сильным козырем, который позволил бы ему легко выиграть партию за Германию: он находился в том положении, когда мог отдать приказ советским войскам оккупировать Берлин. Однако Сталин решил не играть этим козырем.
Глава 2. До Берлина восемьдесят километров
Когда началась Ялтинская конференция, армии Сталина – вследствие их наступления между Вислой и Одером – создали такую ситуацию, что казалось, Великому Германскому рейху осталось существовать совсем не долго. Более того, все выглядело так, будто Красная армия способна нанести решающий удар и без какой бы то ни было помощи союзников.
Военные эксперты спорят до сих пор, было ли советское наступление в январе 1945 года великим военным подвигом или просто легкой победой ввиду отсутствия сопротивления. Западногерманские источники утверждают, будто русским было несложно это сделать, поскольку основные массы немецкой армии были сконцентрированы на Западе. Действительно, всю вторую половину 1944 года Гитлер относился к Восточному фронту как к пасынку, бросая все, что было у него в распоряжении, на Запад, считая, что ему удастся остановить американцев и англичан развертыванием крупных сил. Эта ложная надежда привела его к планированию Арденнского наступления.