», которые угнетают всех вокруг не столько в силу передовой буржуазной «культурности» (как передовые нации колониального Запада), сколько в силу отсталости. Поэтому им, по мысли этого пламенного интернационалиста, нужно каяться и платить, но никак не воспринимать себя в роли революционных культуртрегеров.
В таком же ключе рассуждал и Бухарин, который также требовал, чтобы «мы в качестве бывшей великодержавной нации поставили себя в положение более низкое по сравнению с другими». Тут уже шел разговор о том, чтобы выплачивать дань ранее «угнетенным» окраинам, каясь за свои «национальные грехи».
Но с такой постановкой вопроса были согласны далеко не все руководители. К примеру, Сталин заявлял: «Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно… Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного… – это значит сказать несообразность».
Кстати, показательно, что по мере усиления позиций Сталина в ВКП(б) все меньше разоблачали «великодержавный» русский уклон, зато все больше обращали внимания на уклоны «местные». Наконец, «русский шовинизм» практически оставили в покое. Зато местными национализмами занялись всерьез. На XVII съезде ВКП(б) в 1934 году Сталин сделал следующее заявление: «Спорят о том, какой уклон представляет главную опасность, уклон к великорусскому национализму или уклон к местному национализму?.. Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали таким образом разрастись до государственной опасности. На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью». По сути, вождь четко обозначил, что основная угроза исходит именно с мест. И борьба с этой угрозой велась очень и очень жестко.
Вот что пишет историк В.З. Роговин: «В 1928–1929 годах «за участие в антипартийной группировке Султан-Галиева» был исключен из партии ряд руководящих работников Татарской АССР и Крымской АССР. «Султан-галиевцы» были обвинены в связях с пантюркистским движением за рубежом и даже с генеральными штабами некоторых зарубежных стран… В 1930–1931 годах волна репрессий против «национал-уклонистов» прокатилась по Белоруссии, где были арестованы один из секретарей ЦК, несколько наркомов и другие руководящие работники республики. Им вменялась в вину связь с организацией «Союз освобождения Белоруссии», по делу которой было осуждено 86 деятелей белорусской науки и культуры. Толчок репрессиям в Казахстане был дан телеграммой Сталина секретарю Казахского крайкома Мирзояну, требовавшей «сосредоточить огонь против казахского национализма и уклонов к нему». На XVII съезде ВКП(б) Ярославский сообщил, что со времени предыдущего съезда только в 13 республиканских, краевых и областных организациях было исключено из партии за «националистические уклоны» 799 человек. Основная часть из них пала на Украину, где, по словам Сталина, националистический уклон разросся до государственной опасности и «сомкнулся с интервенционистами» («Сталинский неонэп»).
Иосиф Виссарионович, как и все большевики, выступал за «догоняющее» развитие окраин. Но только акценты он расставлял по-иному, нежели Ленин и Бухарин. На XIII съезде РКП(б) в 1924 году он заявил: «…нужна действительная, систематическая, искренняя, настоящая пролетарская помощь с нашей стороны трудящимся массам отсталых в культурном и хозяйственном отношении национальностей. Необходимо, чтобы, кроме школ и языка, российский пролетариат принял все меры к тому, чтобы на окраинах, в отставших в культурном отношении республиках, – а отстали они не по своей вине, а потому, что их рассматривали раньше как источники сырья, – необходимо добиться того, чтобы в этих республиках были устроены очаги промышленности».
Вот «помощь» – это уже совсем другое слово, и тут уже заметен иной смысл. Выравнивать развитие разных регионов державы было необходимо. И не с точки зрения альтруизма, но из элементарно прагматических соображений. Собственно, на это и указывал Сталин, когда отмечал, что национальные меньшинства «занимают наиболее нужные для хозяйственного развития районы и наиболее важные с точки зрения военной стратегии пункты». В самом деле, стране предстояла индустриализация, и нельзя было допустить наличие в ней огромных регионов, сильно отстающих от Великороссии. Это было опасно хотя бы уже и в плане военно-политическом. Так, среднеазиатские регионы «подпирали» Россию с юга, что делало их крайне привлекательными для разного рода внешних недоброжелателей. Это Англия могла позволить себе держать разные колонии в состоянии отсталости. Они находились от нее на существенном отдалении и были важны с точки зрения геоэкономики. Но СССР представлял собой единый территориально-пространственный комплекс. Брошенные, депрессивные регионы могли бы стать источником постоянных волнений, искусно раздуваемых извне.
Необходимость освоения Средней Азии и Казахстана стала особенно очевидной с началом Великой Отечественной войны. Там нашли убежище миллионы людей, спасавшихся от агрессора. Один Узбекистан принял миллион беженцев. Огромное значение имела и эвакуация промышленных предприятий. Только в первые три месяца войны сюда было эвакуировано 308 крупных заводов. Совершенно очевидно, что для эвакуации, размещения и функционирования необходимо было наличие хоть сколько-нибудь развитой инфраструктуры.
Кстати, о Средней Азии. В СССР поднимали национальные окраины, но с них же и требовали. И это весьма точно подметил С. Кара-Мурза:
«…Шафаревич обращается к образу крови. Он напоминает, что во время войны были убиты 1 русский из 16 и 1 узбек из 36. Что означает этот намек? Узбекам по тайному приказу Сталина давали бронь?.. Шафаревич уводит от сравнения, которое так и напрашивается: сколько узбеков было убито в Первой мировой войне? Он умалчивает о том, что только при советском строе была создана возможность расширить воинскую повинность на нерусские народы. А в царской России узбеки были невоеннообязанными. Попытка привлечь мусульман Средней Азии и Казахстана во время Первой мировой войны даже к тыловым работам вызвала волнения и восстания. И вот, вместо того, чтобы напомнить, что в 1941–1945 гг. каждый погибший узбек или казах «заместил» русского, И.Р. Шафаревич разжигает темную ревность» («Советская цивилизация»).
Чрезвычайно важно обратить внимание и вот на какую вещь. Поддержка окраин происходила во многом за счет РСФСР, но ведь русские жили и за ее пределами. Поэтому поддержка касалась и их самих. В республиках Кавказа и Средней Азии большинство рабочих и инженеров составляли именно русские. Многие ехали в республики по так называемому оргнабору в «добровольно-принудительном» порядке. Однако ехали они туда не с пустыми руками и не на пустое место. Им давали подъемные и обеспечивали жильем. Да и заработки были весьма приличными. Далеко не каждый оставшийся мог рассчитывать на такие условия.
Недавно в блогосфере разгорелась очередная дискуссия на тему «Русские в СССР». Один из блогеров (neznaika_nalune) высказал такое любопытное наблюдение: «Вообще-то мне доводилось бывать в 70-е и 80-е в промышленных поселках в Узбекистане, населенных почти исключительно русскими (украинцами, татарами и т. д.) рабочими и специалистами. Мне совсем не казалось, что их кто-то угнетал. Условия там были весьма неплохие – хорошие квартиры, плюс обычно еще дом-дача с большим садом, инфраструктура, снабжение намного лучше, чем у нас в Самаре. Искусственное озеро посреди пустыни, в котором можно купаться почти круглый год».
Мне сразу же вспомнился разговор с одним «функционером» национально-патриотического движения – выходцем из Казахстана. Мы с ним дискутировали примерно на ту же тему, и я привел стандартный аргумент – дескать, окраины поднимались за счет России. На это он мне ответил, с большой горечью, примерно следующее: «Такие, как вы, совершенно не учитывают интересы русского населения на окраинах. В Казахстане я жил в русском колхозе, который пользовался всемерной поддержкой. Теперь, конечно, этого нет и в помине». То есть, как видим, не все так уж и просто.
При этом надо четко представлять себе, что одна и та же политика в разные исторические периоды приводит к разным последствиям. В 30–40-е годы нужно было развивать окраины, оказывая им всестороннюю помощь. Однако в 50-е годы ситуация изменилась. Русские создали на окраинах базу, необходимую для самостоятельного развития. Теперь можно было сворачивать помощь и требовать от республик приложения собственных усилий.
Но бюрократии это показалось слишком хлопотным. Зачем что-то менять в национальной политике, когда можно и дальше использовать необъятную РСФСР? В результате поддержка окраин превратилась из временной меры в постоянную политику. Вряд ли тут стоит искать какую-то сознательную русофобию, скорее нужно говорить о бюрократической инерции. Объективно же политика кормления окраин за счет России наносила сильный удар по русским, большинство которых все-таки проживало в РСФСР.
Факт есть факт – в СССР существовал особый, льготный бюджетный режим для Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Так, им полагались очень высокие (порой до 100 %) отчисления от налога с оборота (это был основной источник бюджетных поступлений). Кроме того, южные республики получали 100 % подоходного налога с населения. А вот Россия никогда не получала более 50 %. Зато из ее бюджета регулярно изымались огромные средства, которые и направлялись в республики в виде дотаций.
Диспропорции были особенно заметны в области сельского хозяйства. «Закупочные цены на одну из основных производимых в РСФСР сельскохозяйственных культур – картофель не восполняют даже затрат на его производство. В хозяйствах Нечерноземья себестоимость центнера картофеля составляет 9 руб. 61 коп., а сдают его государству по 6 руб. 06 коп., – писала еще в перестроечные времена Г.И. Литвинова. – Убыточно также производство льна и другой производимой на территории РСФСР сельхозпродукции. Вместе с тем цены на хлопок, рис, чай, цитрусовые и другие производимые в южных республиках культуры, дают возможность их производителям получать достаточно высокие доходы. Достаточно такого сравнения. Производство картофеля и цитрусовых требует почти одинаковых затрат труда, поэтому и цены на них во всем мире почти одинаковы, либо различаются в два-три раза, и только в СССР это различие 20–35-кратное: картофель стоит в 20 (по сравнению с апельсинами) или 35 (по сравнению с лимонами) раз дешевле, чем цитрусовые. Налоговая политика по-прежнему остается наименее благоприятной для РСФСР» («К вопросу о национальной политике»).