авлен на повестку дня и серьезно обсуждался».
П. Фервак (Р. Рур), сидевший в лагере с Тухачевским, вспоминал: «Однажды я застал Михаила Тухачевского, очень увлеченного конструированием из цветного картона страшного идола. Горящие глаза, вылезающие из орбит, причудливый и ужасный нос. Рот зиял черным отверстием. Подобие митры держалось наклеенным на голову с огромными ушами. Руки сжимали шар или бомбу, что именно, точно не знаю. Распухшие ноги исчезали в красном постаменте… Тухачевский пояснил: «Это – Перун. Могущественная личность. Это – бог войны и смерти». И Михаил встал перед ним на колени с комической серьезностью. Я захохотал. «Не надо смеяться, – сказал он, поднявшись с колен. – Я же вам сказал, что славянам нужна новая религия. Им дают марксизм, но в этой теологии слишком много модернизма и цивилизации. Можно скрасить эту сторону марксизма, возвратившись одновременно к нашим славянским богам, которых христианство лишило их свойств и их силы, но которые они вновь приобретут. Есть Даждьбог – бог Солнца, Стрибог – бог Ветра, Велес – бог искусств и поэзии, наконец, Перун – бог грома и молнии. После раздумий я остановился на Перуне, поскольку марксизм, победив в России, развяжет беспощадные войны между людьми. Перуну я буду каждый день оказывать почести».
В этом плане показательны некоторые обстоятельства возникновения красноармейского символа номер один. Приказ Наркомата по военным делам № 321 от 7 мая 1918 года, регламентирующий ношение красной звезды, гласил: «Красноармейский значок есть принадлежность лиц, состоящих на службе в войсках Красной армии. Лицам, не состоящим на службе в войсках Красной Армии, указанные знаки предлагается немедленно снять. За неисполнение сего приказа виновные будут преданы суду военного трибунала». Историк А. Первушин пишет по этому поводу: «Свой выбор руководство РККА объясняло следующими мотивами. Во-первых, форма звезды представляла «древнейший символ оберега». Во-вторых, красный цвет символизировал революцию, революционное войско» («Оккультный Сталин»).
Очевидно, в самом начале красная звезда должна была служить символом исключительно военного слоя, а не партии большевиков. А если так, то и продвигала ее именно что военная верхушка. Причем здесь имела место быть некая воинская мистика, если только не сказать магия. Красный цвет – цвет пролитой в боях крови – тут есть о чем порассуждать.
Любопытно, что еще до революции А. Богданов – социал-демократ, находящийся еще левее большевиков, написал роман «Красная звезда», в котором речь шла о Марсе, Красной планете. Богдановские марсиане, живущие в условиях коммунизма, достигли бессмертия благодаря особым технологиям обмена кровью между молодыми и пожилыми. Они изображены уродливыми, причмокивающими существами. Потрясает сходство между романом Богданова и произведением Герберта Уэллса «Война миров». Последний приписывает жителям красной планеты тот же самый вампиризм – инопланетные захватчики у него пьют кровь людей. (Знатоки «оккультных наук» обращают внимание на то, что Марс получил название «красной планеты» благодаря древнеегипетским жрецам – в их астрологии он имел огромное значение.) К слову, в советской фантастике, особенно ранней, чаще всего звучит именно марсианская тема (ярчайший пример – «Аэлита»).
И вообще, в большевистской революции явно заметна тема вампиризма, которая связана еще и с темой великанов. Уже само слово «большевик» вызывает ассоциации с чем-то большим, огромным, титаническим. Большевизм, затрагивая многие древние архетипы, воспроизвел миф о восстании титанов и гигантов против богов. Само собой, воспроизвел он его на новом уровне. (Титанический характер большевизма великолепно выразил художник Б.М. Кустодиев в своей картине «Большевик».)
У русских есть предания о некоем народе «чудь», который ушел под землю, скрываясь от Белого Царя. В преданиях эта чудь была великанского роста. Кроме того, она имела красный цвет кожи, что сразу заставляет вспомнить о красном цвете революции и о красном значении слова «русь». Само собой, речь здесь идет не о летописной финно-угорской чуди. Хотя любопытно, что Иван Бунин в «Окаянных днях» описывал революцию как «чухонский» бунт. Он утверждал, что в народе есть два типа: «Русь» и «Чудь». И революцию он явно считал порождением последней: «А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно асимметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, – сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, Мурома, Чудь белоглазая…»
Но дело здесь, конечно же, не в расе. В сказании под чудью воспринимались какие-то древние исполины, которых одолел такой же древний герой и властелин – Белый Царь. Это уже за гранью известной нам истории – в каких-то неведомых глубинах.
Очевидно, что великаны – существа, у которых брутальное, воинское начало развито чересчур сильно. В силу этого они противопоставляют себя богам, царям и героям. (Как поется в «Интернационале»: «Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни Царь и не герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой».) Есть былина о том, как древние богатыри вступили в бой с ангельским войском, а проиграв, испугались содеянного и сбежали под землю (исход великанской чуди!), к Святогору, который спал мертвым сном. Но ведь и сам Святогор – великан, причем связан с красным цветом – засыпая, он исходит кровавой пеной. И тут нужно вспомнить, что красный цвет – это цвет кшатриев (воинов) и цвет крови, которая проливается в бою. Только в случае с большевизмом мы имеем дело с тем кшатризмом, который часто превращается в бандитизм. Отсюда – и красный террор, который напоминал кровавое жертвоприношение.
В этом плане большевизм выступает прямым продолжателем идейного разбойничества а-ля Стенька Разин. Сам Разин в народных преданиях связан с подземным народом – дивьими людьми (якобы он имеет доступ к их сокровищам). В некоторых преданиях он и сейчас находится под землей. А дивьи люди – это та же самая мифическая Чудь («чудно»-«дивно»).
Вот и еще одна отсылка к мифологии – древние кельты рассказывали о великанах фоморах, которые обожали труд и любили сооружать гигантские, но бессмысленные сооружения. Большевики тоже обожествляли труд, а некоторые их проекты отличаются гигантоманией. Например, они хотели построить Дом Советов в виде гигантской (великанской!) статуи Ленина. (В этой оптике «капиталисты» выступают как карлики, хранители золота.)
Любопытно, что умирающий Святогор предлагает Илье Муромцу полизать свою кровавую пену, чтобы передать ему всю силу. Богатырь отказывается от этого, не желая принимать избыточную силу титана и удовлетворяясь мощью героя. Но если бы он согласился, то данное действо было бы чем-то вроде вампиризма. И вот ведь что интересно – в древнерусском «Слове об идолах» (XII в.) приводится информация, согласно которой наши древние предки на первых порах «клали требы упырям и берегыням». Затем они «начали трапезу ставити Роду и рожаницам». А уж впоследствии начали поклоняться «проклятому Перуну и Хорсу и Мокоши и Вилам». Явно здесь имеются в виду не киношные вампиры – с огромными зубами и кожистыми крыльями. Очевидно, автор «Слова» указывал на какой-то очень древний период славянской истории. Возможно, что речь идет даже о временах индоевропейского единства. Тогда славяне (или протославяне) поклонялись великим героям – воинам с запредельной отвагой, которые практиковали кровавые магические ритуалы. (Считалось, что в крови содержится некая духовная энергетика.) Таким вот героем и был Святогор – великан, исходящий кровавой пеной и предлагающий свою кровь в целях некоей титанической инициации. При этом былины описывают конец Святогорова времени – на смену титану приходит герой Илья Муромец, который отказывается вместить в себя всю силу умирающего исполина. Взятая в своей полноте эта сила стала бы источником тотальной деструкции, сокрушающей все и вся и в конечном итоге разрушающей сознание своего же носителя. Герой отличается от великана тем, что смиряет, ограничивает себя, направляет свою силу на созидание. И высшей своей целью герой считает служение Богу и Царю.
Большевики вернули русское сознание к титаническим глубинам Святогора, высвободив огромную энергию отрицания. При этом она сокрушила не только традиционные устои, но и нарождающийся либерально-буржуазный уклад. Плутократы всех мастей (отечественные и западные) ждали от русской революции установление «торгового строя», но получили военную коммуну, несущую смерть и разрушение многочисленным врагам – подлинным и мнимым. Подчинить ее плутократы не смогли, хотя и приложили к этому огромные усилия (воздействуя на интернационалистов типа Троцкого и Бухарина). Зато эту титаническую силу сумел скрутить Сталин, который урезал великанское начало и попытался свести его к богатырскому. Показательно, что еще в знаменитом «Кратком курсе» он серьезно предупреждал большевиков, сравнив партию с эллинским титаном Антеем. Последний во время поединка с Гераклом лишился соприкосновения с матерью-землей, дававшей ему силы, и был побежден. Сталин заклинал большевиков не терять связи с землей, но они увлеклись своими мегаломаническими проектами и были вырезаны в ходе чисток 1937–1938 годов. (Святогора, согласно былинам, также не могла носить мать сыра земля.) Но их мощь была обращена на благое, имперско-героическое дело. (Святогор также дал часть своей силы богатырю Илье.) Возникла великая космическая держава, чьи звездоплаватели преодолели «тягу земную», чего так хотел, но не смог титан Святогор.
Сталин использовал энергию (действительно национальную) красного неоязычества. И он же бросил ему вызов. Адепты красного культа вознамерились вернуть Русь к первобытной общине с ее уравнительным распределением материальных благ. В данном плане весьма характерна идея «Советов», которая была (не во всем, но во многом) воспроизведением вечевых собраний, присущих т. н. «военной», «варварской» демократии. В языческой Руси, как и у других индоевропейцев в определенные периоды, основные вопросы внутренней и внешней политики решали собрания вооруженных мужчин, составляющих народное ополчение. (При этом они имели некоторую альтернативу в лице профессионального войска – дружины. Из нее потом вырастет власть киевских великих князей.) По новейшим реконструкциям, вечевыми собраниями руководили волхвы – жрецы, которые, очевидно, навязывали свою волю путем определенных интеллектуальных и магических махинаций. Советская власть, в известном смысле, была попыткой возродить эту самую вечевую, а на самом деле жреческую демократию. Низовые Советы избирались открытым голосованием на собраниях солдат, а также рабочих и крестьян – в огромном количестве случаев вооруженных. Эти низовые органы и посылали своих представителей в вышестоящие Советы и на съезды Советов. Создавалась многоступенчатая пирамида, которую венчал Всероссийский съезд Советов и ВЦИК. А руководила всей этой пирамидой жреческая, партийная идеократия РКП(б). Жрецы во главе вооруженного народа – каково? Вот уж действительно, нет ничего нового ни под луной, ни под красной звездой.