В связи со всем перечисленным Марию Николаевну хоть и признали виновной, но приговорили всего к восьми годам лишения свободы. Далее венецианское заточение сменилось на Трани – ее перевезли в карцер на юг Италии, где сердцеедка провела оставшиеся по заключению суда годы. Главная мечта того периода не только выйти из тюрьмы, но и лишиться обретенной славы, заставить забыть весь мир женщину по имени Мария Тарновская.
В июле 1915 года мучения подошли к концу. Оставляя губительную Италию, графиня направилась в Париж, откуда позднее в компании некоего американца переехала в Аргентину. В Буэнос-Айресе бывшая заключенная встретила аристократа Альфреда де Виллемер – своего спутника на долгие годы. Возможно, пережитое изменило ее и между парой возникло новое для Марии чувство, основанное на уважении и нежности, а не желании потреблять и подчинять собственной воле, как ранее.
Из-за сердечного приступа Альфреда в 1935 году случился переезд в Санта-Фе. Это продлило ему жизнь еще на пять лет, однако в 1940-м по удивительному стечению обстоятельств умер не только граф де Виллемер, но и первый супруг нашей героини – Василий Тарновский.
В течение своей жизни она носила их фамилии: Тарновская принесла горестную популярность, о которой хотелось забыть, а смена ее на де Виллемер стала подходящим для этого решением.
Госпожа де Виллемер умерла в Санта-Фе в 1949 году, но ее телу не суждено было долго оставаться на далекой чужбине. После всех жизненных скитаний ее снова ждала Родина.
Служанка Элиза озаботилась транспортировкой и сопровождением останков любимой хозяйки на Украину и захоронением ее там. Встречала женщину дочь Тарновской – Татьяна, оставленная ею в раннем возрасте, но не перестававшая любить разгульную мать. Девушка украдкой от отца любовалась портретом родительницы и до конца своих дней носила к могилам семейного склепа О’Рурк красную розу (любимый цвет Марии), что в Венеции считается особым символом любви.
В некотором роде мечта Тарновской-Виллемер исполнилась: ее имя перестали вспоминать, словно роковая соблазнительница, оставившая за собой вереницу кровавых трагедий, никогда и не существовала.
Не говорили больше в Европе, не имели ни малейшего представления в Латинской Америке, а Российской империи, потрясенной своим разрушением и двумя мировыми войнами, давно не было дела до преступного, покинувшего ее десятилетия назад чада.
Имя Тарновской исчезло практически отовсюду, но Венеция, где слава женщины некогда достигла апогея, до сих пор хранит память о ней.
В палаццо, где произошло эпохальное убийство графа Комаровского, сейчас располагается отель Ala. При желании сотрудники подскажут местонахождение комнат, где сентябрьским утром состоялось преступление. Туда можно подняться и пройти по небольшому коридору, куда выходят несколько номеров гостиницы – бывшая собственность графа, имевшая предназначение стать счастливым семейным гнездышком.
С наружной стороны здания они когда-то были отмечены нарисованным на стене крестом, стершимся со временем. Однако четко под местом убийства на первом этаже появился бар под названием «Тарновская», открывающийся в семь вечера.
Для выпивающих и танцующих в качестве информации висит копия исторической страницы о даме, в честь которой названо заведение, а бармен или работник на ресепшен с удовольствием расскажут известные им подробности.
Как бы ни хотела Мария Николаевна стереть весь стыд своего образа жизни и поступков, Венеция, пусть романтизируя и приукрашивая образ, добавляя ему манящей привлекательности, не даст ему исчезнуть со страниц истории. И как верховный судья сурово и уверенно будет снова и снова выносить ей приговор, напоминая, что за все содеянное в своей жизни непременно рано или поздно придется заплатить, несмотря на раскаяние.
9Греческая церковь, двуглавый орел и Палеологи
Лучше верить, чем не верить, потому что с верой все становится возможным.
Греческая церковь святого Георгия
Ее наклоненная колокольня видна с разных точек Венеции – высокая, изящная, в духе Ренессанса, она уже вызывает любопытство и желание узнать, какая же постройка обладает сим архитектурным шедевром. Покорно последовав за ориентиром, вы окажетесь перед светлой церковью у канала с собственной ажурной калиткой у воды и причалом, просторной территорией, золотыми мозаиками в византийском стиле и небольшим закрытым кладбищем, скромно прячущимся за абсидой.
Восхитительное наследие эпохи Возрождения находится на месте, что было дорого всем русским, приезжавшим в Республику Святого Марка. Ведь именно здесь вдали от Родины они могли почувствовать общность с братьями по вере – православными греками, с которыми исторически существует одинаковое вероисповедание. Согласно канонам, мы можем участвовать в проводимых таинствах друг друга, совершать все необходимые ритуалы, ибо оба народа являются носителями православия.
Нетрудно догадаться о привязанности и теплых чувствах, что испытывали русские к небольшому островку греческой культуры в житейском море торговли, сделок, маскарадов, приемов, блеска и яркой жизни непривычной им Венеции. В какой-то мере церковь Сан-Джорджо-дей-Гречи стала вторым домом на чужбине для выходцев из далекой Российской империи, однако вряд ли кто из них представлял, сколько усилий пришлось приложить потомкам Платона, Фидия, Гиппократа и Сократа, чтобы иметь личное место культа, где бы они с радостью принимали собратьев по вере.
Меж тем, взаимодействовать с делегациями из Московии они начали еще с конца XV века. Например, послы великого князя Ивана III, братья Ралевы, бывшие греками по национальности. Они привезли из Европы в Москву не только номинального императора Византии Андрея Палеолога – брата жены великого князя – Софьи Палеолог, но и талантливых мастеров для украшения набирающей мощь далекой державы.
С Ралевыми в Московию приехал Пьетро Антонио Солари – автор проектов Спасской, Никольской, Сенатской башен Кремля, Грановитой палаты и носящего, согласно летописям, диковинный титул «главного архитектона Москвы», а не более распространенный «муроль» [37], также Марко Руффо (прозванный Фрязиным), имевший отношение к формированию облика Кремля, его башен и палат. Последние, к сожалению, история не сохранила.
В Москву позже их по проторенной тропе устремился и венецианец Альвизе Нуово (Новый), спроектировавший княжескую и царскую усыпальницу – Архангельский собор, в оформлении которого ясно прослеживаются детали, элементы, архитектурные традиции манящего во все времена города на воде.
Впрочем, непосредственно в Венеции и ранее шли поиски талантливых зодчих для важных государственных задач. Семен Толбузин – боярин и посол Ивана III в Республике Святого Марка – договаривался с небезызвестным Аристотелем Фиораванти о поездке в Москву, предлагая впечатляюще высокое жалованье. За обещанную итальянцу в месяц сумму в России по тем временам можно было стать землевладельцем и приобрести сразу несколько деревень. Однако архитектора сподвигли на путешествие не столько обещанные достойные заработки, сколько недавние неудачи: обрушение башни при попытке ее выровнять, обвинение в использовании фальшивых монет и ухудшение репутации в связи с этим. Предложение боярина подоспело как нельзя кстати, и пожилой Фиораванти воспользовался случаем кардинально изменить жизнь и перешел на службу к великому князю.
В Москве он создаст истинное чудо – Успенский собор, русский храм по венецианской технологии, подразумевающей сотни свай для укрепления фундамента.
Помимо невероятных масштабов, внешней и внутренней эстетики, это место станет центральным для русской истории.
Важнейшие события государства, включая церемонию коронования, будут происходить именно там – в соборе, где причудливым образом соединился русский дух, многовековые традиции, итальянское чувство стиля, разработки эпохи Ренессанса и венецианские строительные идеи.
Но давайте вернемся от высоких сводов русских соборов к гостеприимным грекам и их истории жизни в Венеции. После падения Константинополя в 1453 году они, оставив привычные места обитания, стали наводнять Серениссиму. Давние торговые связи успели крепко связать наследников античной культуры с Царицей Адриатики, сформировав национальную диаспору.
Конечно, заходила речь о собственной церкви, но все попытки долгое время оказывались безрезультатными. Причина – в случившемся разделении христианства на католиков и православных, что имело место в середине XI века. Тормозил процесс и тот факт, что на территории Италии, активно исповедовавшей католичество, православие – вера, которой придерживались греки, воспринималась ересью. А как дать разрешение, чтобы «еретики» имели свое место и проводили службы?
В течение долгих лет греки ютились в разных местах, в частности в церкви Сан-Бьяджо. В других храмах и домах службы тоже совершались, но несли с собой большой риск ввиду неустойчивого положения диаспоры в лагуне. К тому же Совет десяти вскоре огласил запрет о богослужениях где-либо, за исключением Сан-Бьяджо, что явно не мог вместить всю уже многочисленную к тому моменту греческую общину. Совершая ритуалы, византийские беглецы лелеяли мечту о своем храме, где смогут стать полноправными хозяевами без ожидания позволения и подачек. Она казалась несбыточной: дипломатические ухищрения и просьбы не действовали, официальные ответы не внушали надежды, но сила веры у упрямого народа не иссякала даже спустя столетия. Однажды их молитвы все же оказались услышаны.
В затяжном и принципиальном противостоянии венецианцев с турками греки вовремя пришли на помощь, отправив военные силы. Неоценимая заслуга не могла игнорироваться и остаться незамеченной. Требовалось признать вклад греческих солдат в жизнь Серенисси