Состоялось ли это посещение или нет – пока еще загадка истории. Зато именно при Петре эллины активнее начинают взаимодействовать с его державой, занимая должности учителей, переводчиков, медиков, политиков, военных и работая в сферах, связанных с морским делом и торговлей.
Впрочем, дружба русских и греков не ограничилась исключительно временами славной империи. Одна знаковая процессия прошла в этих стенах в 1929 году, под золотыми изображениями более ренессансных, чем традиционно-византийских фигур и ликов. Свидетелями церемонии стали великие личности XX века – танцор Серж Лифарь, пианистка Мися Серт и гуру моды Коко Шанель, провожавшие в последний путь своего близкого друга, создателя «Русских сезонов», журнала «Мир искусства», импресарио, человека, сумевшего очаровать и влюбить Европу в русскую культуру, – Сергея Дягилева, – не случайно ли – возможного потомка Петра Великого.
Его любовь к Венеции оказалась безмерна. Сродни болезни, наваждению, страстному влечению. Ни один город так не радовал и не вдохновлял этого творческого человека. Несмотря на давние предсказания цыганки, что присутствие у воды грозит ему гибелью, животный страх импресарио отступал перед очарованием Светлейшей Республики Святого Марка. Исчезал, стоило возникнуть миражу из стрельчатых арок, каменных палаццо, полосатых свай, силуэту древнего собора с восточными куполами на красивейшей площади мира, где Дягилев любил царственно восседать за столиком кафе.
Интуитивное чувствование судьбоносности Венеции в его жизни и смерти сквозит еще в письмах начала XX века, где Дягилев признается в своей убежденности, будто его дни окончатся здесь, в венецианской лагуне. Это произошло 19 августа 1929 года на острове Лидо. Решение души покинуть бренный мир совпало с днем рождения подруги и мецената – мадемуазель Коко Шанель, взявшей на себя вместе с Мисей Серт все похоронные расходы.
Траурные черные гондолы театрально доставили после заупокойной службы в греческой церкви[38] процессию с телом Сергея Павловича на остров-кладбище Сан-Микеле, где он покоится до сих пор. По соседству, на той же территории молчаливого некрополя с тянущимися к небу кипарисами, заснули вечным сном его близкие – Игорь Стравинский, с которым Дягилева связывала творческая деятельность, а также дальнее кровное родство, с супругой Верой.
Свидетелем всех историй, проходивших под сенью Сан-Джорджо-деи-Гречи, можно назвать икону Спасителя XIV века, украшающую правую часть иконостаса.
Одухотворенный лик, темные одежды, золотой фон, книга в руках. Взгляд, проникающий в душу, глубокие тени и намоленная массивность, свойственная искусству грандиозной Византийской империи.
Образ – подарок Анны Нотара-Палеолог, дочери последнего византийского великого дуки, укрывшейся в Италии после падения прославленной родины от рук оттоманов. Анна не только подарила старинный образ Христа греческой церкви, но и сама немало сделала для соотечественников: занималась печатанием книг, способствуя развитию культуры. Знатность и благородное происхождение дамы позволили ей получить от Венеции феноменальные преимущества: проводить в своем доме богослужения частным образом на фоне все более смыкающегося кольца ограничений для ее народа. Правда, позволение действовало в течение очень непродолжительного времени, а затем подлежало отмене.
Нотара именуют вдовой последнего правящего императора Византии Константина XI Палеолога, но подтверждения этому старинному и устоявшемуся факту нет. Хотя сами греки утверждают, будто икона Спасителя подарена дамой из семьи Палеологов, а Анну именуют как Нотара-Палеолог.
Что известно совершенно точно – женщина присутствовала на заочном обручении в Риме Софьи Палеолог – племянницы Константина XI – и Ивана Третьего, так что дарительница образа связана и с Венецией, и с Византией, и с греческой общиной, и с Палеологами, которые вновь и вновь возвращают нас к России и статусу, перешедшему к ней от последнего оплота христианской веры – Восточной Римской империи.
Москва стала Третьим Римом, подразумевая, прежде всего, религиозный и духовный центр. Эта идея легла в основу государственности, осененной двуглавым орлом и дополненной титулом наследницы Византии. Наверное, не случайно даже тут, на венецианской земле в греческой церкви Святого Георгия, глядя на императорский символ Палеологов, сами собой вспоминаются пророческие и судьбоносные слова: «Два Рима пали, Третий стоит, а Четвертому не бывать».
10Феникс, Стравинский и два главных театра России
Когда люди научатся любить музыку ради нее самой, когда они будут слушать ее по-другому, их наслаждение будет более возвышенным и полным, тогда они смогут судить о ней в ином плане и действительно понимать внутреннюю сущность этого искусства.
Театр «Ла Фениче»
Он, как и все в Венеции, подчеркивает сакральную связь Серениссимы с морем. А с другой стороны, родная стихия – огонь – и по имени, и по обжигающим историческим событиям. Светлый классический фасад театра «Ла Фениче» на Сан-Фантин, торжественно нависающий над прохожими, скрывает противоречивую натуру, то тянущуюся к прохладной воде и покою, то устремляющуюся в самое пекло разгоряченного пламени. Его судьба – всегда балансировать на грани в поисках гармонии, а заодно дарить музыкальное и эстетическое удовольствие взыскательной публике.
Уже одно название – «Ла Фениче» (с ит. «феникс») – напоминает о мифической птице, что, воспламеняясь, сгорает полностью и возрождается к новой жизни. Словно оправдывая связанное с огнем имя, театр не раз разрушался полыхающей стихией практически до основания, повергая венецианцев в глубокую печаль. Но даже на дымном пепелище, когда все казалось безвозвратно утерянным, негласно звучало твердое обещание восстать во что бы то ни стало.
Так было с самого начала. Венецианский «Феникс» возник взамен сгоревшего театра Сан-Бенедетто – одного из самых любимых в республике. Новое заведение, построенное всего за 18 месяцев, открыло свои двери для достопочтенных зрителей звенящей весной 1792 года.
Внешний облик предполагал два входа. Главный, парадный, что используется в наше время, с площади, и аналогичный – с другой стороны театра, выходящей на канал.
Серениссима придавала воде особое значение, поэтому наиболее эффектным считался вход именно с нее.
Обычно его обыгрывали, украшали, выделяли архитектурно и декоративно. Разумеется, театр не должен был стать исключением.
Специально создали канал, рассчитали его ширину для удобства лавирования подплывающих гондол с гостями, но в настоящее время попасть в театр «по-венециански» через него не получится. Прозаично придется перейти площадку и подняться по ступеням. Ваше восхождение неизменно созерцает позолоченная, расположенная наверху фигура феникса – символ и истинная душа театра.
Связь с водой и лагуной прослеживается и в интерьере – роскошный просторный зал в стиле рококо, утопающий в связке узоров, золоте, львах, мифологических фигурах, бархате, помимо традиционного царского красного и золотого разбавлен прохладным нежно-голубым. Он успокаивает ложи, окрашивая их стены, и открывает пространство на потолке расходящимися концентрическими кругами создавая эффект купола. На этом обильно заполнившее театр водное царство заканчивается, уступая место второй его натуре – бушующему пламени.
Оно зачастую будоражит феникса и надолго лишает покоя. Так, первая игра с огнем закончилась в 1836-м пожаром длительностью в три дня и три ночи. Восстановление заняло всего год. Второй – в конце января 1996-го, на следующий день после кончины Иосифа Бродского, когда из соседних домов жители в страхе убегали от наступающей разрушительной стихии. На этот раз потребовалось больше времени, ведь работы предстояло немало.
Чтобы быстрее вернуть Венеции ее любимого возрождающегося феникса, деятельность одновременно вели на два лагеря. Первый расположился в самом театре, где более 180 человек трудились круглосуточно и без выходных – для никуда не торопящихся итальянцев с жизненным девизом dolce far niente («сладкое ничегонеделание») это настоящий подвиг!
Второй «фронт» заработал в многочисленных городских мастерских, где доделывали необходимые драгоценные детали и декор. На все восстановление потребовалось более миллиона часов, а чтобы зал снова заблестел как солнце – три килограмма золота в виде 12 000 листов специальной тоненькой фольги. Возрожденный в очередной раз из пепла, феникс триумфально предстал перед публикой в декабре 2003 года.
Своей роскошью и помпезностью, царственностью и благородством театр напомнил всем собравшимся о великих личностях, что работали и удивляли публику под его крышей. О легендарном Джузеппе Верди, создавшем несколько опер специально для «Ла Фениче», диве Марии Каллас, блиставшей в «Тристане и Изольде», Россини с творениями, давшими ему статус одного из лучших создателей опер своего времени, Доницетти, Беллини, Леонкавалло и Паваротти.
Запомнилась Венеции и сестра Полины Виардо – легендарная меццо-сопрано Мария Малибран, которая исполняла ряд крупных партий в «Ла Фениче». На память о ней остались не только факты – в честь яркой Марии был переименован театр Св. Иоанна Златоуста, ставший театром Малибран. Это имя он носит и по сей день. Впрочем, и воспоминания тоже свежи: по легенде, девушка выделялась из толпы, плавая на гондоле серого цвета. Он – в отличие от привычного черного – не казался диве слишком траурным и печальным.
Помимо Малибран – Рената Скотто, Рената Тебальди, Пласидо Доминго, Марио Дель Монако также дополнили своими голосами постановки «Феникса». Конечно, «золотой хитрец» прекрасно помнит и русские имена, вознесшие и его, и себя на самую вершину музыкального Олимпа.