Взять хотя бы Иоле Торнаги. Молодая, подающая надежды танцовщица украшала «Ла Фениче» в сезон 1891–1892 годов в Stagione di Carnevale в статусе примы-балерины. Какое отношение к России имела эта выразительная итальянка, родившаяся в Монце и начинавшая покорять европейскую сцену?
В 1896 году Иоле по приглашению магната и мецената Саввы Мамонтова гастролировала по России, а в Нижнем Новгороде произошла встреча с певцом Федором Шаляпиным, изменившая судьбу звезды балета. И если невысокая хрупкая девушка сперва спокойно отнеслась к новому знакомому, то со стороны мужчины чувства вспыхнули быстро и ярко.
Холодность итальянки его не смущала, как и незнание языка друг друга – общение шло благодаря жестам, взглядам, мимике. Как признавалась потом сама Торнаги, «молодой Шаляпин сейчас же принял горячее участие в нашей судьбе»[39], а когда балерина заболела, то заботливо принес кастрюлю с курицей в ароматном бульоне для улучшения ее самочувствия. Конечно, трепетное и чуткое отношение «Иль Бассо» («бас» с итальянского. – Прим. авт.) к миловидной коллеге из Европы не осталось незамеченным. Да и намерений скрывать его не имелось.
Переполненный чувствами, однажды Шаляпин во всеуслышание признался в любви на генеральной репетиции «Евгения Онегина», куда пришла Иоле. Того самого произведения, на которое косвенно повлияли романтические события, произошедшие в русском консульстве на вилле Мараведже в Венеции. Федор, изменив текст, решился на импровизацию и раскатисто огласил: «Онегин, я клянусь на шпаге: безумно я люблю Торнаги». Присутствовавшей публике все стало ясно, как и не понимавшей по-русски балерине, – ей все перевел сидящий рядом Савва Мамонтов.
Пара сближалась. Последовала свадьба, через год Шаляпины стали родителями, и Иоле пришлось забыть о манящей балетной сцене. Она подарила набиравшему славу во всем мире супругу шестерых детей, но красивая сказка о счастье и любви закончилась, когда младшие были еще крохами, – в жизни Федора появилась другая женщина и вторая семья. Шаляпин разрывался между ними, но в эмиграцию в итоге уехал с Марией Петцольд.
Итальянка Торнаги же осталась в Москве, а развод с великим басом состоялся только в 1927 году. Он продолжил писать Иоле и детям из Европы, но, освободившись, связал себя узами брака с Марией, некогда неофициальной второй спутницей жизни. Так распорядилась судьба.
Конечно, танцуя на сцене венецианского «Феникса», юная Иоле даже не догадывалась, что совсем скоро ее карьера добровольно завершится и балерина посвятит себя новой для нее роли в далекой и загадочной стране. Сезон 1891–1892 годов она блистала в компании Джузеппе Готтардо и многочисленного хора, вписав свое имя в исторические архивы «Ла Фениче». То был ее самый настоящий звездный час, благодушно подаренный Венецией и ее возрождающейся из пепла золотой птицей.
Впрочем, не оказался равнодушным «Феникс» и к русским композиторам. Например, в сентябре 1947-го на исторической сцене представили оперу Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», а также посмертно воплотили мечту Сергея Прокофьева о постановке его «Огненного ангела».
При жизни маэстро не смог насладиться премьерой. Сложность и мистический дух произведения не могли быть приняты обществом на момент его создания. Потребовались годы, и даже десятилетия, чтобы «Огненный ангел» дождался своих поклонников. Неудивительно, что в реализации ему помог венецианский «Феникс» – «брат» по пылающей стихии.
Мировая премьера состоялась в рамках международного фестиваля современной музыки Биеннале Венеции 14 сентября 1955 года. Через сомнения и местами преодоления сложилась прекрасная постановка, отмеченная большим успехом. «Ла Фениче» подарила всем причастным блестящий, заслуженный бессонными ночами и моментами отчаяния безоговорочный триумф. Как результат, «Огненный ангел» после Серениссимы отправился на самую прославленную сцену страны – в миланский театр «Ла Скала». Но это уже совсем другая история.
Однако наиболее заметное место в русской летописи «Ла Фениче» заняла премьера «Похождения повесы» Игоря Стравинского, состоявшаяся ранее – в сентябре 1951 года.
К созданию легендарного произведения неожиданно подтолкнуло изобразительное искусство и выставка англичанина Уильяма Хогарта, где Игорь Федорович заинтересовался серией гравюр под названием «Похождение повесы» – 8 произведений из XVIII века.
Сюжет знакомил с Томом, оставившим любимую и отправившимся в Лондон, где легкомысленный молодой человек погрузился в веселье и развлечения. Аморальное поведение приводит его к свадьбе с престарелой, некрасивой, но богатой дамой, тюремному заключению и потере рассудка в сумасшедшем доме.
Итак, появилась идея, но рождение оперы не представлялось возможным без либреттиста. Кандидатура знаменитого поэта Уистена Хью Одена, лауреата различных премий, обладателя Национальной литературной медали, идеально подходила по многим параметрам. К тому же оба – и композитор, и поэт, считавшийся одним из величайших в XX веке, – жили в Америке, пусть и в разных ее частях. Стравинский пригласил Уистена к себе, оплатив дорогу, и началась плодотворная деятельность по созданию основы «Похождения повесы».
Конечно, сюжетная версия художника Хогарта подверглась редакции: появился дополнительный персонаж в виде Тени (Шэдоу), были внесены небольшие изменения в детали, а трагичность сюжета максимально доведена до абсурда – вместо состоятельной уродливой дамы, на которой в итоге женится повеса, появилась бородатая баба-турчанка, брак с которой заключался фактически «на спор».
Все литературные правки, предлагаемые Оденом, композитор поддерживал, а в результате работы сформировал о себе мнение как о профессионале, для которого наиважнейшим является результат, а не слава. В итоге получившимся либретто Уистена маэстро остался доволен – текст появился у него в руках летом 1948 года. Еще три года потребовались, чтобы родилась музыка.
Оставался последний экзамен – премьера в любимой для Игоря Федоровича Венеции. И где? На прославленной сцене извечного «Феникса» – «Ла Фениче», – что означало огромную честь и ответственность.
В день представления, 11 сентября 1951 года, оркестром дирижировал сам маэстро, а Оден хоть и присутствовал, но часто удалялся за бокалом мартини, надеясь любимым напитком унять подступившее волнение. К слову, оно оказалось напрасным – «Повеса» вскоре начал появляться в программах театров, занимая заметную позицию в репертуарах.
Постановка оказала и личное влияние на композитора – как вспоминает Эрик Вольтер Уайт, после нее музыкант стал посещать Венецию чаще. Хотя город на воде и до этого занимал особое место в сердце творца. В историческом архиве ASAC (Archivio Storico delle Arti Contemporanee) был найден текст, который Игорь Федорович, вероятно, читал для телевидения, когда гостил в Серениссиме в 1956 году.
Там он признается, что первые воспоминания о Светлейшей относятся к 1912 году, когда Стравинский приехал на встречу с великим импресарио – Сергеем Дягилевым. Тот первый контакт с Венецией «был абсолютно экстраординарен». Интересно, что эти два легендарных работавших друг с другом человека, каждый по-своему обогатившие мировую культуру, являются дальними родственниками.
По информации из фонда Стравинских, основанной на уникальном документе, их связывает общий двоюродный прадед – Федор Иванович Энгель. Не случайно похоронены мужчины тоже рядом – на одном греческом участке кладбища Сан-Микеле в любимой ими обоими Венеции, что впечатлила с первого взгляда.
Но яркие эмоции от самой ранней встречи с городом не смогли остыть и улечься даже по прошествии времени – через годы, возвращаясь в Светлейшую, Стравинский продолжил поражаться ею, как в первый раз. Более того, в Серениссиму его постоянно тянули музыкальные проекты и дела, связанные с творчеством.
В 1925-м – чтобы сыграть сонату для фортепьяно, в 1934 году – чтобы дирижировать свой «Каприччо» для фортепьяно с оркестром (за фортепьяно тогда был сын композитора – Сулима), ради балета «Игра в карты» («Jeu de Cartes») в «Ла Фениче», в 1951-м – в честь премьеры «Похождения повесы» снова на сцене «Феникса», и наконец, в 1956 году, чтобы представить публике свой «Canticum Sacrum», который Игорь Федорович посвятил Венеции и ее евангелисту Марку. И это не полный список произведений Стравинского, звучавших в лагуне.
Что касается «Canticum», маэстро впервые дирижировал им в церкви, а факт, что то была великолепная базилика Сан-Марко, один из известнейших соборов мира, вызывал в нем неописуемые эмоции. К слову, для проведения концерта в святом месте требовалось получить специальное разрешение. Однако композитор дополнительно изучил акустику еще двух церквей Венеции – Санта-Мария-делла-Салюте, что украшает Большой канал, и Санта-Мария-Глориоза-дей-Фрари, где упокоился Тициан Вечеллио, – на случай, если главный собор города не получится использовать в качестве презентации произведения. К счастью, все сложилось удачно.
И не только для Стравинского. 1951 год – столь волнительный для «Повесы» – стал особенным и для других представителей искусства из России – виолончелиста Мстислава Ростроповича и балерины Галины Улановой, появившихся на сцене «Ла Фениче» за полтора месяца до премьеры Игоря Федоровича – 29 июля. В концерте исполнялись произведения Рахманинова, Чайковского, Скрябина, Шопена, Паганини, Шумана. Легендарная балерина вместе с Юрием Кондратовым появилась в четырех балетных номерах – это будет единственное ее выступление в самом знаменитом венецианском театре.
В отличие от Мстислава Леонидовича, который еще не один раз встретится с «Ла Фениче», в том числе вместе с супругой – сопрано Галиной Вишневской в декабре 1974 года. А еще через 10 лет он получит престижную итальянскую премию – «Una vita nella musica» (дословно «целая жизнь в музыке»), но и тут «Ла Фениче» не окажется в стороне – концерт в честь праздничного события, который будут транслировать по итальянскому телевидению, пройдет именно в Венеции. «Русская летопись» обжигающего «Феникса» воистину богата на события.