Конечно, не остались без внимания импресарио музеи, церкви, скуолы, хранящие неописуемое художественное наследие, однако еще одна локация, где он провел долгие и счастливые часы, – это остров Лидо и «Гранд отель де Бэн», где Сергей останавливался в качестве гостя. На одноименном пляже часто купались его спутники, а европейская знаменитость художественного мира – Лев Бакст – писал портрет другого, не менее известного короля танцев – Вацлава Нижинского в плавках. Вокруг мускулистого мужчины толпились любопытствующие, отмечающие не только его телесную красоту, но и умение плавать.
Сам Дягилев никогда не купался, а лишь созерцал – море, солнце, набегающие волны и своих близких. На том же пляже и в том же отеле периодически бывала и мадемуазель Шанель – меценат и друг Дягилева, что наряду с Мисей Серт сыграет главную роль в «последнем пути» русского импресарио, точкой отсчета которого станет роковой «Гранд отель де Бэн».
Построенный в популярном стиле либерти – гармоничный, благородный, просторный, он символизировал роскошь каждой своей деталью. Уже с момента открытия в июле 1900 года к услугам постояльцев были лифт, телефон, электрическое освещение, отдельные ванные комнаты в номерах, холодильники. Элегантные холлы, светлые залы с колоннами, большие арочные окна, дорогая отделка, деревянные панели, небольшой парк и, конечно же, протяженный чистый пляж. На острове Лидо, что еще со второй половины XIX века стал престижным морским курортом, пользующимся любовью аристократии, «де Бэн» быстро занял лидирующую позицию.
Для удобства гостей разрабатывался проект соединения острова Лидо с площадью Сан-Марко, чтобы рафинированные дамы в летящих платьях и господа в цилиндрах с легкостью добирались до самой красивой точки Венеции. От отеля ее отделяет расстояние всего в несколько километров.
По замыслу туннель должен был проходить под лагуной и являться техническим чудом – заключать в себе линии телефона, телеграфа, пневматической почты. Длиной 3 километра и шириной 10 метров, он предоставлял бы место и пешеходам, и даже трамваю. Но, к сожалению, все эти грандиозные идеи остались лишь в проектах и мечтах. Сейчас легендарная гостиница закрыта, но ее заметный силуэт с застывшими стрелками на часах продолжает возвышаться у моря, как призрак прекрасной эпохи.
Конечно, «Гранд отель» в свое время являлся престижным местом и по праву гордился постояльцами, умевшими выбирать самое лучшее. Достаточно вспомнить Марию Тарновскую, что, питая слабость к деньгам и роскоши, организовала убийство своего любовника, за которого собиралась замуж, – графа Комаровского. Женщина, производящая невероятное впечатление на представителей сильного пола, не осталась равнодушной к эстетике приморского отеля и вместе с ничего не подозревавшей будущей жертвой наслаждалась отдыхом. Более того, в качестве памятного пребывания особы, что станет живой городской легендой во время знаменитого «Русского дела», изображение госпожи Тарновской в виде дагерротипа появилось в гостинице.
Оставили отель и его пляж след и в кинематографе. Здесь снимали ленту, что в числе первых ассоциируется с городом на воде, – «Смерть в Венеции» Лукино Висконти, которая изначально должна была рассказывать историю «Черного ангела» – Марии Тарновской. Однако замысел претерпел изменения. К слову, автор выбранного для экранизации одноименного произведения «Смерть в Венеции» – Томас Манн – тоже когда-то значился среди гостей «Гранд отель де Бэн». Как и Адольф Гитлер. Он прибыл в Серениссиму и поселился на Лидо для встречи с итальянским коллегой – дуче Бенито Муссолини.
Но, пожалуй, самую яркую по своей трагичности страницу в историю гостиницы вписал Сергей Дягилев, неожиданно скончавшийся на острове Лидо – у воды, как напророчила ему гадалка. Он приехал в Венецию один 7 августа 1929 года. Затем присоединился Серж Лифарь – новая звезда танца, сменившая в «Русских сезонах» ушедших от Сергея Павловича сначала Нижинского, затем Мясина. После доехал Борис Кохно – секретарь и помощник импресарио. Группа близких людей вокруг уже серьезно заболевшего Дягилева увеличилась, но никто не мог предположить, что 19 августа станет последним днем в его жизни.
Что же стало причиной? Восьмью годами ранее обнаружили диабет, а за два года до смерти – фурункулез. Отсутствие пенициллина, который к тому моменту еще не был изобретен, наделяло подобный диагноз серьезной опасностью, а несоблюдение диеты также способствовало усилению недуга. В роковом августе началось заражение крови, что выдавали высокая температура, озноб и тяжелое течение болезни.
Непонятное состояние страшило, усталость накатывала, а ночами хотелось плакать и обсуждать с превратившимся из грациозного хореографа в преданную сиделку Лифарем будущие сезоны, напевать отрывки из симфоний и понравившихся музыкальных произведений, вспоминать студенчество, пейзажи Родины, первые успехи в империи и за ее пределами. За неделю до смерти бледный Сергей Павлович больше не вставал с кровати, организм, мучимый температурой, сгорал на глазах. Никто не замечал уже затаившуюся и ожидающую у подушки Дягилева костлявую, засматривающуюся на него смерть. За день до нее – 18 августа – в гости в «Гранд отель де Бэн» заглянули Мися Серт и Коко Шанель – ей уже на следующий день предстояло праздновать свой день рождения. Но кутюрье мирового масштаба не догадывалась, какой шокирующий «сюрприз» ее ожидал на самом деле.
Вечером температура больного выросла до 40 градусов, а ночью достигла критичной отметки в 41. Мучения разрешились на рассвете – пятидесятисемилетний «балетный король» умер с крупными слезами на глазах, когда первые лучи восходящего солнца коснулись его измученного лица. «Конец», – подтвердил доктор. Самопровозглашенное пророчество сбылось – Сергей окончил дни в горячо любимой им Венеции, чтобы уже больше никогда не покидать ее. Оставались лишь ритуальные формальности.
Траурная процессия на черных гондолах причалила к греческому собору Сан-Джорджо-дей-Гречи[42] для совершения православного отпевания, а затем, словно на ладьях Харона, участники отправились в лагунное «Царство мертвых» – на кладбище Сан-Микеле, чтобы предать тело великого импресарио земле. Расходы на похороны взяли на себя две подруги – Коко Шанель и Мися Серт: денег на подобное мероприятие у Дягилева с собой не имелось.
Несмотря на то что вся процедура завершилась в течение нескольких часов, непроходящее чувство сиротства, разрывающее душу близких после потери чего-то дорогого, лишь усиливалось и не знало выхода. Но то было только начало.
На следующий день о произошедшем кричали все газеты, давая новость о кончине Дягилева на первые полосы. Полетели телеграммы от друзей, обсуждения в прессе, горестные сожаления о ссорах и упущенных возможностях. Мир искусства потерял своего предводителя, а «Русские сезоны» больше не смогли существовать и продолжать работу, ибо Сергей Павлович являлся их главной силой, локомотивом, вдохновителем и вечным двигателем одновременно.
Он многое сделал для своего любимого детища – вложил душу, силы, здоровье и жизнь. Настал и его черед обрести тишину. Среди шелестящих от ветра кипарисов, кладбищенской умиротворенности и окружающих остров серо-зеленых вод, своим ритмичным плеском от проходящего вапоретто отбивающих оду его гениальности. Да, он не вернулся на Родину, куда в течение многих лет рвалась его душа, но зато навечно соединился со своим «волшебным царством».
Серый памятник Сергея Дягилева на Сан-Микеле заметен своим силуэтом еще издали. На высоком постаменте виден тяжелый навес в виде купола, что опирается на четыре столпа. Золотыми буквами на кириллице и латинице извиваются написанные имя и фамилия. Нет ни дат жизни, ни изображения, но зато всегда – цветы и пуанты, закрывающие надпись, им же самим и оставленную. Она стала главной цитатой, что провела из мира живых в край вечного покоя: его послание, его последнее признание в любви городу, родившемуся из вод лагуны.
За три года до смерти в тетради, что он когда-то дал юному Сержу Лифарю для записей уроков у легендарного балетного преподавателя Энрико Чекетти, на первом листе рукой великого импресарио красовалось посвящение: «Желаю, чтобы записи учения последнего из великих учителей, собранные в Венеции, остались так же тверды и незабвенны, как и сама Венеция, постоянная вдохновительница наших успокоений. Сергей Дягилев. Венеция – 1926 год».
13«Флориан», Биеннале и Русский павильон
В сущности, искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь.
Фрагмент Русского павильона
Все началось в кафе «Флориан», открывшемся в 1720 году и названном в честь первого владельца и основателя – Флориано Франческони. Официальное первое имя – «Триумфальная Венеция», – что красовалось на вывеске, просуществовало недолго и не нашло поддержки среди населения. Зато триумф и масштабность задержались во «Флориане» и сопровождают заведение на протяжении всего времени его существования. В качестве доказательства достаточно вспомнить о вкладе кафе в мировое искусство.
Все случилось среди интерьеров, которые помнят великих гостей: Стендаля, Хемингуэя, Казанову, Дюма-отца, Стравинского, Штрауса и Дягилева, – полных красного бархата, сусального золота, причудливых узоров, мраморных столиков и старинных изображений в зале Сената в заведении, что вот уже более трех столетий радует венецианцев и гостей города напитками, сладостями и закусками.
В упомянутой изолированной от других комнате любили собираться сенаторы Светлейшей Венецианской республики, что не преминуло отразиться в быту – помещение прозвали зал Сената. Не случайно именно в нем, если присмотреться, присутствуют очевидные и весьма заметные масонские знаки, особенно в картине «Ангел Прогресса»: на любопытствующего зрителя разом навалятся меч, треугольник, звезда, загадочные цифры…